— Вот с этим категорически не согласен. Получив соответствующий материальный стимул, я на короткое время обретаю необычайные способности. — Ну меня, признаться, это не очень интересует. Мне нужен осмотрительный человек, на порядочность которого я могу вполне положиться, а сама работа крайне несложная. — Я именно тот человек, который вам нужен. Несложная работа, требующая осмотрительности и надежности — мой конек. — В таком случае я, пожалуй, останусь и изложу вам суть дела. Она стала расстегивать пояс, и я выступил вперед, дабы, как подобает осмотрительному и надежному джентльмену, помочь ей снять плащ. Затем жестом я пригласил ее войти в мой кабинет и последовал за нею. Она уселась в кресло перед письменным столом. На ней было коричневое шерстяное платье, простой покрой которого подтвердил мою интуитивную догадку о ее более чем солидном достатке. Она положила ногу на ногу и, прежде чем опуститься в кресло, я отметил, что колени у нее хороши. — А теперь, — попросил я, — расскажите мне, в чем будет заключаться моя крайне несложная работа, требующая осмотрительности и надежности. — Сначала я лучше расскажу вам о себе. Я ведь до сих пор этого не сделала, не так ли? — Нет, не сделали. — Я — миссис Бенедикт Кун. Третья. Зовут меня Дульчи, если это имеет значение. — Нет, пока не имеет, а возможно, и вообще не будет иметь. — Мой муж и я живем на Корнинг Плейс, 15. Вы слышали о Кунах? — Консервы для кошек и собак? — Именно так. Разве это не смешно? — Ну не знаю. Я далек от мысли потешаться над столь прибыльным и процветающим бизнесом. — Ну хорошо. Верно говорят, что чересчур большие деньги заставляют их обладателя подчас совершать глупости и попадать в неприятные истории. Именно поэтому я оказалась здесь. Мой муж встречается с одной женщиной, я хочу узнать, кто она и где живет. — Прошу извинить, — я с сожалением прощался с гонораром, который мог оказаться весьма солидным. — Но я не выполняю работу по бракоразводным делам. Если желаете, могу направить вас к другому специалисту. Она тихонько рассмеялась: — Восхитительная щепетильность! Неудивительно, что вы так бедны. Но вы меня неправильно поняли. У меня нет ни малейшего желания требовать развода. Мне слишком нравится быть госпожой Бенедикт Кун III. Неужели вы думаете, что я по своей воле откажусь от такого положения из-за маленькой интрижки моего мужа? Я откинулся в кресле. Передо мной вновь замаячила надежда. Солидный гонорар снова оказывался в пределах досягаемости. — Хорошо. Что конкретно я должен сделать? — Попытаюсь объяснить. Не будьте только таким упрямцем. Дело в том, что Бенедикта шантажирует женщина, с которой он встречался. Не знаю точно, какую цель она преследует, но я хочу найти способ положить этому конец. В этом и будет заключаться ваша работа. — Имя этой женщины? — Я слышала, как муж называет ее Мирна. Это все, что мне известно. — Вы слышали? Вы хотите сказать, что видели их вместе? — Нет-нет. Ничего подобного. Я слышала, как он разговаривал с ней по телефону. Я неожиданно вернулась домой и случайно сняла трубку внизу. Они как раз беседовали. Так я узнала о их завтрашней встрече. — Какой встрече? Когда? Где? — Знаете, я начинаю думать, что вы гораздо способнее, чем показались мне сначала. Судя по тому, как быстро вы схватываете факты. Так вот, они договорились встретиться завтра в три часа в баре "Нормандия". Это в отеле "Стаффорд". — Я знаю где это. Какова цель встречи? — К этому я и веду. Она завладела чем-то. Он хочет это вернуть. Из их разговора нельзя было понять, о чем идет речь. Но, как бы там ни было, именно поэтому он платит ей деньги. Немалые, как я понимаю. Теперь он готов заплатить ей гораздо более крупную сумму, чтобы окончательно вернуть то, что ему нужно, и покончить с этим делом раз и навсегда. Она согласилась встретиться с ним и обсудить его предложение. — В баре "Нормандия"? — Встретятся они там. Потом, возможно, поедут куда-нибудь еще. — Завтра в три часа? — Именно. — А почему бы ему и не заплатить этой шантажистке деньги, пусть даже очень большие, и не получить то, что ему нужно? Он вполне может позволить себе это. — Разумеется, может. Если дело закончится именно так, я готова никогда больше об этом не вспоминать. Но кто поручится, что все произойдет именно так. Вдруг их сделка сорвется, и она придумает что-нибудь еще? Я хочу узнать, кто она, где живет и как мне освободить от нее Бенедикта. — Вы обсуждали этот вопрос с мужем? — О, нет, конечно, нет. Толку от этого не будет. Он жутко разнервничается и испортит все дело. Видите ли, мой муж — слабый человек и к тому же ужасный лгунишка. — Вы хотите, чтобы я находился в кафе и в случае необходимости последовал за ними. — Или за нею, если она уедет одна. Можете вы это сделать? — А почему бы и нет? Развод — это одно, шантаж — совершенно другое. — Значит, мы договорились. — Она открыла свою сумочку, извлекла оттуда тонкую пачку восхитительных казначейских билетов и положила ее на стол. Я сразу же завладел банкнотами. Мне просто не терпелось потрогать их. — Здесь пятьсот долларов; солидный гонорар за день работы. Если дело этим не закончится, я, разумеется, увеличу вознаграждение. Мы обсудим это, если возникнет такая необходимость. — Как я узнаю вашего мужа? — Он среднего роста, светловолосый. Особых примет у него нет, поэтому вам нужно точно знать, как он будет одет. Когда он выйдет из дому, я сразу же позвоню вам и сообщу все, что нужно. Вы будете у себя в конторе? — Непременно. Она встала и направилась к дверям. Я проводил ее в приемную и помог надеть плащ. Дверь, ведущая в вестибюль, затворилась за ней, а я все стоял, прислушиваясь к звуку удалявшихся шагов. Вернувшись в кабинет, я остановился у окна, глядя сквозь тонкую сетку дождя на кирпичную стену, тянущуюся вдоль переулка. Какие события привели сюда Дульчи Кун? — размышлял я. — Какие странные обстоятельства сделали меня обладателем суммы, которую мне давно уже не доводилось держать в руках? В бар "Нормандия" можно было попасть двумя путями: прямо с улицы — немалый соблазн для пешеходов; и через холл гостиницы "Стаффорд", спустившись на несколько ступенек вниз. Я вошел с улицы, хорошо освещенной в этот серенький день, и остановился. За моей спиной с тихим шуршанием закрылась пневматическая дверь. Я подождал, пока мои глаза привыкнут к густой, наполненной благоуханием темноте, которую там и сям прорезали точечки света, и, медленно маневрируя между крошечными столиками, направился к обитому кожей стулу у стены. Над стойкой за спиной бармена виднелся светящийся циферблат электрических часов. Ко мне подошла официантка, и я заказал стакан пива. Стрелка часов показывала без десяти три. У стойки на высоких табуретах сидели двое мужчин и женщина. Дама сидела посередине, но разговаривала лишь с соседом справа, другой же только смотрел на свое смутное отражение в зеркале. Несколько пар сидело за столиками, держась за руки и прижимаясь друг к другу коленями. В это раннее время посетителей было мало. Через пару часов закроются офисы и магазины, и тогда дела пойдут побойчее. Официантка принесла мне пиво, и я пригубил напиток. На нем был, как и предупредила меня Дульчи Кун, коричневый твидовый пиджак и брюки того же цвета, белая рубашка и модный узкий галстук. Среднего роста блондин со светлыми усиками. Я бы их не заметил, не будь мое зрение столь же острым, как и слух. Вы его ни с кем не спутаете, сказала она, но я с этим не согласился. Пиджак, брюки и прочие предметы его туалета вряд ли могли служить особыми приметами. В баре вполне мог оказаться человек, одетый точно так же. Вряд ли, возразила она, какой-нибудь другой человек, одетый точно так же, появится в баре ровно в три часа или несколько раньше. И уже совсем маловероятно, что к нему затем присоединится женщина. С этим я согласился. И вот я, Перси Хэнд, сижу в засаде, а это он, конечно же он, спускается по ступенькам из холла, ведь часы показывают без двух минут три. Он уселся на табурет у стойки неподалеку от входа в холл и заказал что-то с содовой, то ли шотландский виски, то ли бурбон. Я видел лишь его спину и время от времени, когда он поворачивал голову, мельком профиль. Я попытался поймать его отражение в зеркале, но мешали загромождавшие стойку бутылки и фужеры, к тому же было слишком темно. Однако, вне всякого сомнения, это был именно он. Он явно нервничал, слишком часто уж бросал взгляд на циферблат часов. Стрелки показывали уже десять минут четвертого. Правая рука его сжимала стакан. Левая то и дело опускалась в вазу с соленым арахисом, стоявшую на стойке. Все было точно: Бенедикт Кун III ожидал женщину по имени Мирна, которая, правда неофициально, обвинялась в шантаже. Он выпил еще одну порцию виски и склевал целую пригоршню арахиса, прежде чем она появилась. Как-то незаметно. Я заметил ее, лишь когда она уже уселась у стойки рядом с ним. Но, увидев ее, уже не спускал с нее глаз. Если Бенедикт когда-нибудь и потерял благоразумие в присутствии этой Мирны, я, по крайней мере, винить его не могу. Даже не видя ее лица, голову можно было потерять от созерцания одной лишь ее фигуры. Она обладала таким набором женских прелестей, что, не рискуя прибегнуть к выражениям, употребляемым для этой цели в сугубо мужском обществе, я бессилен их описать. Даже в наш век всеобщего обмана, я готов был руку дать на отсечение, что платиновый оттенок ее очень светлых волос имел естественную природу. На ней был темно-красный костюм с узкой, плотно облегающей бедра юбкой. Когда она устроилась на табурете, положив ногу на ногу, и юбка поднялась выше колен… Нет, не могу… Достаточно сказать, что это зрелище заставило закипеть жизненные соки даже Перси Хэнда. Я предпочел бы наблюдать эту картину со своего места, но делу время, а потехе час. Пятьсот долларов на моем счету в банке напомнили мне о порученном деле. Движимый чувством долга, я захватил свое пиво и направился к стойке. Сев невдалеке от них, я заказал еще пива и навострил уши. С тем же успехом, однако, я мог бы вставить в них затычки. Говорили они мало и так тихо, что невозможно было ничего разобрать. Вполне естественно. Ведь явились они сюда не для безобидной светской беседы, а то, что им нужно было сказать друг другу, здесь, в баре, они сказать не могли. Я хотел было повернуться к ним лицом, но передумал и попытался получше рассмотреть ее отражение в зеркале. Насколько мне удалось разглядеть ее лицо, оно не уступало всему прочему. В левой руке она держала темные очки — последняя голливудская мода, — которые сняла, войдя в затемненный бар. Она заказала мартини, не торопясь осушила бокал, а потом съела маслину. Бенедикт что-то ей сказал, она ему ответила, и вдруг они одновременно соскользнули со своих табуретов и стали подниматься по лестнице в холл гостиницы. Когда я появился в холле, они уже пересекли значительную его часть, застеленную пушистым ковром, поглощавшим звуки шагов, и теперь ее высокие тонкие каблучки ритмично постукивали по каменным плитам пола. Дверь за ними затворилась, и я увидел, как они переходят через дорогу, направляясь, как я понял, к расположенному поблизости гаражу отеля, где он оставил свою машину. Свой собственный автомобиль мне удалось припарковать возле тротуара совсем неподалеку отсюда. Я подошел к нему, открыл дверцу, сел за руль, включил двигатель и стал ждать. Они обязательно должны были проехать мимо — улица была с односторонним движением. Через несколько минут я увидел их в сером седане. Я развернулся и потащился за ними следом. Они не торопились, скрупулезно соблюдая все правила движения. Я следовал чуть ли не вплотную. Лишь изредка между нами вклинивался один или два автомобиля и на светофоре я ни разу не упустил их, хотя пару раз мне пришлось ехать на желтый свет. Мы миновали запруженную движением центральную часть города и свернули на проспект, идущий в юго-западном направлении. Их машина быстро набирала скорость, проносясь мимо кварталов дорогих многоквартирных домов. Я полагал, что седан остановится у одного из этих домов, однако, ошибался, что, впрочем, случается со мной не так уж редко. Седан миновал эти кварталы и вскоре добрался до пересечения с оживленной городской магистралью. Седан, находившийся в левом ряду, остановился на красный свет. Я был в том же ряду немного позади, между нами успели вклиниться две машины. Я с нетерпением ждал, когда зажжется зеленый свет, наконец долгожданный свет загорелся и машины в других рядах пришли в движение. Но не в нашем. Седан не трогался с места, а за ним стояли мы все. Водители начали раздраженно сигналить, однако серый седан высокомерно игнорировал всю эту свистопляску. Он просто стоял и ждал, ждал до тех пор, пока не загорелся желтый свет, а тогда рванулся на перекресток, дико взвизгнули шины, автомобиль резко повернул налево и исчез, прежде даже, чем я успел выругаться. Другие водители, разумеется, не могли понять причину столь вопиющего нарушения правил движения. Но не я. Я понял их цель — оставить старину Перси с носом, но почему? Откуда эта парочка в седане вообще знала о моем существовании, а тем более о том, что я сижу у них на хвосте? Может быть, я допустил какую-нибудь непростительную оплошность? Например, слишком громко хлопал ушами, стараясь подслушать их разговор в баре? А может быть, даже самые в этическом смысле безупречные частные детективы обладают каким-то особым запахом, который выделяет их среди всех прочих людей? И наконец, самая мрачная мысль: вправе ли я оставить себе те пятьсот долларов, которые были уплачены мне за несложную работу, столь блистательно мною проваленную? Правда, гонорар был выплачен мне без каких бы то ни было условий, но я ведь его не отработал. Да что там говорить — даже на гамбургер не наработал. Значит, горестно размышлял я, придется возвратить деньги. Ладно, что зря убиваться. Так же бесполезно, как и пытаться догнать ту машину. Меня перехитрили, и ничего тут не поделаешь. Мне оставалось лишь найти телефон, позвонить Дульчи Кун и чистосердечно признаться в своей полной профессиональной несостоятельности. Я пересек магистраль, нашел поворот и вернулся в центр города другой дорогой. Я сообразил, что единственным телефоном, воспользоваться Которым мне не будет стоить десяти центов, был мой собственный. Поэтому, подъехав к своей конторе, я прошел в кабинет, уселся спиной к письменному столу и стал смотреть в окно на кирпичную стену. Размышлял я над тем, что случилось и как бы мне объяснись все это своей клиентке и при этом сохранить если не гонорар, то по крайней мере хоть небольшую толику собственного достоинства. Что-то здесь было не так. И не столь уж я был туп, чтобы не сообразить, что именно. Парочка, за которой я следил, была предупреждена, меня узнали и одурачили. Но как это было сделано? И почему? И когда? Лучшее объяснение, которое пришло мне в голову, заключалось в следующем: узнав о предстоящем свидании мужа с Мирной, Дульчи каким-то образом выдала себя. Возможно, за ней следили, когда она шла ко мне под дождем. Если это было так, она, по крайней мере частично, несла ответственность за мое фиаско, и не дает ли мне это обстоятельство право оставить себе гонорар? Что ж, посмотрим. Тем более узнать об этом можно было прямо сейчас, не откладывая. Повернувшись к столу в моем вращающемся кресле, я справился в телефонной книге и набрал номер. В доме № 15 по Корнинг Плейс кто-то, наверное служанка, поднял трубку. Я попросил к телефону миссис Кун. Ее не оказалось и служанка спросила, кто ее спрашивает. Я назвался и поинтересовался, когда миссис Кун вернется. Этого никто не знал. Служанка спросила меня, не хочу ли я что-нибудь передать. Я не захотел. Я позвонил час спустя, после пяти, Опять не повезло. Та же служанка. Тот же ответ. На этот раз я попросил ее передать миссис Кун, что буду ожидать ее звонка. Служанка пообещала, но тон ее выражал легкий скептицизм, она явно сомневалась, что ее госпожа соизволит позвонить мне. Я спустился вниз в закусочную и купил пару сэндвичей с холодной говядиной и пинту кофе в картонном пакете. Вернувшись с этой снедью в кабинет, я пообедал за письменным столом, если, разумеется, это можно назвать обедом. Я допил остатки кофе, то и дело затягиваясь сигаретой. Пакет опустел, и я докуривал уже вторую сигарету, когда раздался телефонный звонок. Это была Дульчи Кун. — Мне передали вашу просьбу. Что случилось? — Я звонил вам дважды, но вас не было дома. Я полагал, что вы захотите выслушать мой отчет. — Что ж, давайте, отчитывайтесь. Видели вы Бенедикта и эту женщину?