Все еще думая о своем, Жюльен Лало слегка кивнул: — Да, да, конечно. А о чем речь? — Мне нужно встретиться с Габриэлем Жакмелем. Помяни он сатану в римском соборе Святого Петра, вряд ли эффект был бы сильнее. Из горла Жюльена Лало вырвался хриплый возглас, а веки опустились на глаза, точно занавес. — Мистер Стоун не в курсе последних событий, — тихо произнес он. — Эту просьбу выполнить невозможно. Габриэль Жакмель — враг гаитянского народа. И в Порт-о-Пренсе его наверняка нет. Лично я думаю, что он подох где-нибудь, как собака. Он был почти убедителен. Впрочем, Малько ожидал такой реакции. — Из надежных источников нам известно, что Жак-мель находится в Порт-о-Пренсе, — твердо сказал он. — Вы тут всех знаете — вам нетрудно будет его разыскать. Это единственное, о чем я вас прошу. Жюльен Лало отрицательно покачал головой: — Это невозможно. Когда-то я действительно оказал несколько услуг мистеру Стоуну, но сейчас я занимаюсь только бизнесом. И президент Франсуа Дювалье был моим другом. Встретиться с Жакмелем означало бы предать его память. Вот — посмотрите! Он встал и снял со стены фотографию в рамке. Малько искоса взглянул на нее: Франсуа Дювалье, протягивающий смиренно склонившемуся Жюльену Лало американский карабин «М-1». — Он подарил мне его за несколько недель до своей смерти, — с верноподданническим трепетом сказал Лало. Забыв уточнить, что патроны к карабину были переданы ему позднее. «Папа Док» любил дарить оружие своим верным сторонникам, но соображения безопасности были превыше всего… Это трогательное проявление дружбы оставило Малько холодным. — Доктор Дювалье мертв — а вот мистер Стоун находится в добром здравии. Жюльен Лало снова покачал головой: — Я не смогу вам помочь. Найдите кого-нибудь другого. У мистера Стоуна много друзей в Порт-о-Пренсе… Эвфемизм, означавший: здесь найдется множество людей, готовых на все. Доллар, как-никак, имеет на Гаити хождение наравне с местным гурдом… Но все-таки только Жюльен Лало мог выйти на Жакмеля. Значит, следовало немного поднажать. Хозяин кабинета встал, давая понять, что беседа окончена. Не поднимаясь со стула и не меняя позы, Малько произнес: — Насколько мне известно, еще совсем недавно вы оказали несколько услуг мистеру Стоуну. Жаль, что мне придется проинформировать его о внезапном изменении вашей позиции. Очень жаль! Он сделал ударение на слове «очень». Жюльен Лало словно окаменел. Малько поднялся со стула, надел свои темные очки и протянул ему руку: — До свидания, господин Лало, рад был с вами познакомиться! Жюльен Лало отчаянно заморгал. На его морщинистой шее вздулись вены, а в темных глазах блеснула ненависть: достаточно было нескольких телефонных звонков из ЦРУ — и прощай его лицензия на импорт! Со страшным усилием он выдавил из себя улыбку: — Вы мне нравитесь. Пожалуй, я все-таки попробую вам помочь. Знахарь, у которого я покупаю «буакошон», — очень известный хумган[4]. Может быть, он что-нибудь знает… Завтра я должен с ним увидеться — заодно и расспрошу о Жакмеле! Малько не стал афишировать свое удовлетворение. Пока Жюльен Лало прихрамывая провожал его до двери, Малько все пытался угадать, за счет чего он еще мог пользоваться успехом у женщин. Кожа на его шее была сморщенной, как печеное яблоко. — Я живу в «Эль-Ранчо», — сказал напоследок Жюльен Лало. Его рукопожатие было не таким энергичным, как при встрече. Дорога, петлявшая среди поросших деревьями холмов, начала углубляться в джунгли. До Петьонвиля было несколько километров. Вцепившись в руль машины, Малько всматривался вперед. Чтобы найти дом Симоны Хинч, он располагал лишь примитивным планом, который набросал для него один из служащих ее картинной галереи. Надо было проехать три километра в сторону Кенскофа и повернуть направо у высокой стены. К дому молодой женщины вела узкая дорога. У ворот должен был стоять ее зеленый автомобиль марки «мэверик». Малько взглянул в зеркало заднего вида: ни души. В этом районе находились виллы богатых гаитян из Порт-о-Пренса. За покупками они ездили в расположенный в десяти километрах Петьонвиль. Нервы у Малько были на взводе: охваченный паникой Жюльен Лало вполне мог послать его в западню. Выбор у старого доносчика был мучительно трудный: избавиться от Малько — или рискнуть встретиться с Габриэлем Жакмелем. На всякий случай, отправляясь в это путешествие, Малько сунул под сиденье машины свой ультраплоский пистолет. Показалась упомянутая служащим стена. Малько повернул направо и поехал по узкой дороге между виллами, которые казались необитаемыми. Увидев зеленую машину, он затормозил и выключил мотор. Воздух здесь был восхитительно чистым и прохладным. Малько достал из своей поясной сумки адресованное Симоне Хинч письмо и положил его во внутренний карман пиджака. * * * Выхватив письмо из рук Малько, Симона Хинч развернула его и сразу же погрузилась в чтение, так и оставшись стоять посреди комнаты. В жизни она оказалась еще привлекательнее, чем на фотографии: джинсы аппетитно обрисовывали округлость ее ягодиц, а полурасстегнутую блузку распирала высокая грудь. Однако в ее больших карих глазах, красоту которых подчеркивали аккуратно уложенные на висках волосы, сквозила бесконечная усталость. В ней ощущался какой-то надлом. Нежное и чувственное от природы лицо портили напряженность и озабоченность. Ее кожа была удивительного золотистокоричневатого тона, будто подвергнутая обжигу. Прочитав письмо, она посмотрела на Малько и мелодичным голосом, в котором, однако, тоже чувствовалась напряжённость, сказала: — Извините — я даже не предложила вам выпить… Она ушла на кухню и вернулась оттуда с подносом, на котором стояли два стакана, бутылка рома и минеральная вода «Перье». Налив ром в стаканы и разбавив его «Перье», она села напротив Малько. В доме царила полная тишина. Чистый воздух и окружающий ландшафт напоминали Швейцарию. Малько пригубил крепкий и прохладный напиток, не спуская глаз с хозяйки дома. На вид ей было лет двадцать пять. Что заставило ее уединиться в этой глухомани? Симона Хинч в свою очередь оценивающе смотрела на Малько. Молчание становилось очень красноречивым… Вдруг эта почти незнакомая женщина вызвала у Малько острое, животное желание. Она казалась такой женственной и беззащитной со своим цветущим телом и красивым, истомленным лицом… Наверное, почувствовав его состояние и решив разрядить атмосферу, она положила ногу на ногу и спросила: — Вы знаете моего отца? Малько покачал головой: — Лично нет — но много о нем слышал. — Зачем вы приехали сюда? Она продолжала сжимать в руке письмо, точно опасаясь, что его могут отнять. Малько улыбнулся: — А вы — почему вы прячетесь в этой глуши, вдали от Порт-о-Пренса? Симона Хинч горько улыбнулась: — Потому что хочу покоя. Раньше я жила в квартале Буа-Бернар, недалеко от церкви Сакре-Кёр. У меня там было много друзей. Но одни уехали, других нет в живых. Все опустело. А возле моего дома часто стали появляться тонтон-макуты — и, поскольку мне хорошо известно, на что они способны, я предпочла поселиться здесь. Малько не отрываясь смотрел на нее своими золотистыми глазами. — В ожидании лучших времен? Симона Хинч на секунду оживилась, но потом глаза у нее снова потухли, и она покачала головой: — Об этом нечего и мечтать — у дювальеристов очень сильные позиции. Чудес не бывает. — Речь идет не о чудесах… — начал Малько, решив, что пора переходить к делу. И он спокойно рассказал ей о причинах своего приездах на Гаити и о ее возможной роли в операции. Поначалу она слушала с изумлением, потом с интересом и наконец возбужденно стала покусывать губы. Не будучи еще уверенным в ее согласии, Малько пока не упомянул о Габриэле Жакмеле. Когда он закончил, Симона Хинч долго молчала, опустив глаза, потом сказала: — Мне бы очень хотелось поверить, что это возможно! До сих пор все попытки покончить с дювальеризмом были заранее обречены на провал. Однажды заговорщики даже захватили «Б-25» и бомбардировали Дворец — и так были уверены в успехе, что не — запаслись горючим на обратный путь. Им пришлось сесть на аэродроме Порт-о-Пренса, где их и схватили. «Папа Док» лично пытал их в подвалах своего дворца. Трупов потом никто не видел… И она мрачно добавила: — Поэтому будьте осторожны. Тюрьма «Фор-Диманш» битком набита людьми, которые думали, что им удастся свергнуть Дювалье… Малько колебался: прежде чем выложить все карты на стол, надо было убедиться в ее готовности сотрудничать. А для этого следовало завоевать ее доверие — и в самый короткий срок: дювальеристы со дня на день могли заинтересоваться целью его приезда на Гаити. — Мне бы хотелось пригласить вас в какой-нибудь приличный ресторан, — предложил он. — Здесь такие есть? Симона неуверенно ответила: — Это было бы неосторожно с нашей стороны. Нам лучше не показываться вместе. Она помолчала, потом слабо улыбнулась: — Хотя, когда вы подъезжали к дому, вас, наверное, все равно видели: здесь все друг за другом следят… И повсюду — макуты. На людях нельзя сказать ничего лишнего… Может быть, пойти в «Сэ Си Бон»? Это дансинг, где макутов не слишком много… * * * Под звуки песни «Папа Док на всю жизнь!» три пары тряслись на крошечном пятачке между столиками. Музыканты маленького оркестра от души веселились, глядя на самозабвенно вращающую бедрами высокую негритянку с выкрашенными в рыжий цвет волосами. Малько и Симона сели за столик недалеко от входа. Снаружи «Сэ Си Бон» был похож на обычную виллу. Погруженная почти в полную темноту танцплощадка находилась на первом этаже. Здесь пили и ели танцуя. В углу какая-то пара находилась в продвинутой стадии флирта. Оркестрик не переставая играл практически одну и ту же слащавую мелодию. — Потанцуем? — предложил Малько.