— Вики, камердинер, конечно, прав. Запреты не всегда бывают правильными. Они не должны быть злонамеренными. Мне кажется, запретить поездку на каникулы за один поздний приход — это уж слишком. — Я поеду с Барри, даже если он меня потом убьет. Я совершеннолетний, и никто мне не помешает поехать. Но вы еще не знаете, что случилось вчера. Это непостижимо. Он запретил поддерживать какие бы то ни было отношения с Барри и до завтра приказал вернуть его подарок. Вики показал часы на руке. Растер, открывавший бутылку, на мгновение скользнул по ним взглядом. А Вики, вновь побледнев, продолжал: — И я решил не только поехать с Барри в Турцию, но и остаться там навсегда. Растер молча разлил вино по бокалам. Вид у него был озабоченный. И хотя на лице его не дрогнул ни один мускул, морщины на лбу стали как будто еще глубже, круги под глазами еще больше потемнели. Вики приложил руку к виску, пытаясь унять боль. — Я даже думаю, господин Растер, не следует ли мне уехать прямо сейчас, после Нового года? — Погоди, Вики. — Растер, вдруг точно проснувшись, успокаивающе улыбнулся. — Погоди, не будем пороть горячку. Давай выпьем. — И поднял бокал. Выпили. — Ты всегда можешь прийти ко мне, можешь рассчитывать на меня, я готов помочь, однако… Вики уже знал, что скажет Растер, хотя слушал и воспринимал все сквозь туман, он знал это, еще когда переходил улицу и даже вчера вечером, когда лишь собирался пойти к Растеру и все ему рассказать. Растер с удивлением отметил про себя, что мальчик, только что выглядевший так, будто его подменили, до того бледный и усталый, до того странный, что напрашивалась мысль о наркотиках либо каких-то таблетках, слушает его сейчас абсолютно спокойно. Или вовсе не слушает, ушел в себя, потому и вид у него такой невозмутимый? Он все же попытался убедить Вики: — Для чего тебе уезжать сразу после Нового года? Зачем спешить? Так с бухты-барахты из дому не уходят. А гимназия? Подожди, пока не получишь аттестат зрелости или диплом, как это сделал Март. Поедешь с Пирэ на каникулы и без разрешения, но бросить все разом и навсегда? Это бегство… — Ну хорошо, — прервал его Вики, — не сейчас, но уж в каникулы точно. Поедем с Барри как договорились, и я там останусь. Насовсем. Растер отпил из бокала и, покачав головой, возразил на этот раз не столь решительно: — Но почему в Турцию? Можно уехать просто в соседний город, как Март. Что ты будешь делать в Турции, как жить? Ты и языка-то не знаешь. Вики снова прервал: — В Турции я как раз проживу. У господина Пирэ склады в Стамбуле и Измире, у него там много друзей и знакомых, и я бы согласился не то что работать в конторе — мешки готов таскать в порту, только бы отсюда подальше. Это главное. — А как ты думаешь, что бы в таком случае сделал твой отец? Ему ничего не стоит установить, где ты и что делаешь, — стоит осведомиться в турецком посольстве или спросить у Пирэ. Вики в третий раз прервал Растера: — Пусть выясняет! Я совершеннолетний, у меня есть паспорт, визу мне выдадут, не вышлют же обратно! Он не имеет права вернуть меня, пусть хоть весь Интерпол на уши поставит!.. И тут Растер вскочил, в мгновение ока очутился рядом с Вики и вскрикнул: — Вики, что с тобой? Вики, хватая ртом воздух, слабо выдохнул: — Ничего, все прошло. Минутная слабость. Видите ли, — он распрямил в кресле свое на секунду обмякшее тело, — мне надо уехать, я долго не выдержу, надо уйти от него, если не сейчас, то в июне обязательно, и навсегда. Я говорю это вам, потому что знаю: вы меня не предадите. После долгой паузы Вики устало и как-то дремотно продолжал: — Ничего нельзя поделать, господин Растер, это последнее Рождество в его доме. Я давно сошел бы с ума, если бы не полковник Зайбт, госпожа Мейербах и комиссар Ваня. Мне очень хочется рассказать им всем в его присутствии о вашем открытии в Бамбергском соборе. Пусть он послушает! Растер откинулся в кресле, положив огромные свои лапищи на подлокотник. Не зная, что и посоветовать сыну бывшего своего товарища, как отнестись к странным его планам, он ухватился за последнюю его реплику: — Вики, милый, ничего я не открывал, ей-богу, участвовал в работе наравне с другими. Мы нашли в костях свинец, отсюда вывод, что Климент II был отравлен, то есть произошло убийство. — Которое раскрыто через тысячу лет, и если бы не вы, так и осталось бы тайной. Нет, я все расскажу завтра за ужином, обязательно. — Я ни при чем, — покачал головой Растер. — Дело в прогрессе и развитии биологии, химии, физики. Без этого прогресса у нас не было бы знаний, и убийство оставалось бы и дальше нераскрытым. Ну, а ты, — Растер улыбнулся, морщины его немного разгладились, а круги под глазами стали не так заметны, — продвинулся в своем расследовании? Давно ничего мне не рассказывал — есть что-нибудь новенькое? Или уже оставил это дело? — Господин Растер, — Вики потянулся к бокалу с красным вином, — это особый вопрос. Вчера камердинер чуть не полдня все отговаривал меня. Я собирался на зимние каникулы вместе с Гофманом, мы учимся в одном классе, пройтись по пивным. Гофман считает, что в таких местах, где-нибудь в закоулках и забегаловках, можно напасть на след убийцы. А после каникул к нам присоединились бы другие. И Барри хотел помочь. Но камердинер думает, что это все романтические бредни. Что преступника не найду ни я, ни полиция. Что преступление так и останется нераскрытым. Возможно, и через тысячу лет его не раскроют. Этот случай потруднее, чем случай с Климентом, потому что тогда нужно было просто установить убийство, а здесь найти того, кто убивает, тут и за тысячу лет не справиться. А если бы и нашли, что это даст? Растер внимательно слушал Вики, казалось, он усмехается, но Вики ни в чем не был уверен. Туман вокруг него сгущался, он понимал, что это из-за странного его состояния. А Растер, пристально, пытливо приглядываясь к гостю, не мог избавиться от впечатления, что Вики то ли под наркотиками, то ли наглотался каких-то порошков. "Неудивительно, если у него дома такой конфликт, надо спросить у него прямо". А вслух сказал: — Да, я тоже считаю, что твои розыски ни к чему не приведут. Камердинер прав — ищи ветра в поле. Кстати, я заметил, что ты заинтересовался новым скелетом. — Растер устало улыбнулся. — Вот этим, у кресла. — Странный какой-то. Все странное — ноги, голова, ребра… Это скелет ребенка? — Голос у Вики дрогнул. — В некотором смысле да. Это медвежонок. На улице послышался шум. Вики подошел к окну. Перед домом Бернарда Растера остановилась машина, из нее вышли двое. — Полиция, — констатировал Растер. — И в праздники покоя нет. Кости, что ли, какие-то нашли? Звонок. Вики побледнел. — Пойду, не надо, чтоб меня здесь видели. — Не бойся, отец ничего не узнает, впрочем, уходить поздно. Садись. Может быть, это и не полиция, а из страхового общества. Растер вышел и плотно закрыл за собой дверь. Вики услышал шаги в передней. — Криминальная полиция, — донесся до него голос одного из вошедших. — Господин Бернард Растер?.. — Он самый. Мы, кажется, знакомы. Прошу. Вики слышал, как Растер открыл дверь соседней комнаты. — Мы вас долго не задержим, — вступил в разговор второй полицейский. Вики приник ухом к двери подле бара. Он дрожал, никогда в жизни ему еще не приходилось подслушивать: даже когда отец дома устраивал совещания в узком кругу, касающиеся последнего дела, он считал это неприличным, но сейчас ничего не смог с собой поделать. Стоял, затаив дыхание, слегка дрожа, хотя в душе был спокоен, и слышал, как полицейские приносят извинения Бернарду Растеру, известному криминалисту, а Растер предлагает им садиться. — Господин Растер, — проговорил один из гостей, — вот судебное распоряжение об изъятии у вас на время пистолета Мейербаха, полученного в награду в Студенческом союзе, и имеющихся к нему патронов. Речь идет об идентификации оружия. Вам ведь хорошо известно, сколь важны сравнительные методы… — Я ждал, что вы когда-нибудь придете ко мне. Разыскивается преступник, совершивший два детоубийства из пистолета известного калибра с левосторонней резьбой. — Разыскивается преступник, совершивший три детоубийства, — сухо уточнил полицейский. — Третье убийство имело место вчера вечером в Оттингене. У Вики замерло сердце. Новые золотые часы отсчитывали время, вот отъехала полицейская машина, вот наконец в гостиную вернулся Растер. На его обезьяньем лице блуждала улыбка, Вики сквозь туман она казалась какой-то брезгливой, глаза же оставались при этом невозмутимыми. Видел он Растера в таком тумане всего секунду, потом ноги у него подкосились, и он опустился на ближайший к столу стул. — Возьми себя в руки, нельзя быть таким впечатлительным. Ты собираешься ехать в другую страну, начать там самостоятельную жизнь, а сам чуть не теряешь сознание, когда полиция приходит за пистолетом для экспертизы. Да, — продолжал он, когда Вики немного пришел в себя. — Вот и третий случай для господина советника Хоймана. Убийство произошло вчера вечером, утром найден труп. Рядом с монастырем, на опушке. Мальчика застрелили, когда он сидел на санках. Они изъяли у меня пистолет и патроны. Значит, я заподозрен в убийстве. Они снова сели к столу. Вики был бледен, его била дрожь. — Они, конечно, не сказали это прямо, но вскользь упомянули, что я регулярно работаю в склепах монастыря, а мальчик в Оттингене убит из пистолета той же системы… Растер оглушительно расхохотался и пошел к бару. Открыл еще бутылку и наполнил стоявшую рядом рюмку. — Мне кажется, Вики, твой отец в третий раз останется ни с чем. Растер пил ром. Вики молчал. Сделав над собой усилие, так как молчать стало неудобно, спросил: — У вас будут неприятности? — Переживу, — с усмешкой вскинул голову Растер. — Подозрение не смертельно. Я предвидел, что они придут за пистолетом, еще до убийства в Оттингене. Твой отец начинает вести дознание с тех, которые у него под рукой, вполне нормально для полицейского. Отталкиваться от общеизвестных фактов и подозревать всех. Подозрение и недоверие как метод и принцип, вытекающий из убеждения, что все мы потенциальные преступники. Интересно, он и к полковнику Зайбту их отправил? Меня твой отец всегда терпеть не мог, но Зайбт живет с ним под одной крышей, они, если так можно сказать, друзья. Разве можно посыпать полицейских в собственный дом? "Эрвин, — скорей всего скажет он Зайбту, — не сердись, я вынужден изъять твой пистолет. Это формальность, ты должен понять, завтра оружие будет возвращено…" — Растер хохотнул и подлил себе еще рому-Видишь, Вики, как он сдержан. Не дает волю своей ненависти, не выдал ордер на мой арест, хотя, голову даю на отсечение, с превеликим удовольствием сделал бы это. — Он не имеет права, — слабым голосом, с усилием выговаривая слова, возразил Вики, — ордер на арест выдается на основании веских доказательств, а не подозрений. — Разумеется, — согласился Растер, — одного подозрения недостаточно. И для обыска необходимо постановление суда. Но я уверен, что он посадит мне кого-нибудь на хвост и что меня вызовут на допрос, хотя бы как свидетеля. Поинтересуются, в какое время я вчера покинул монастырь, в какое время — Оттинген, не заметил ли чего подозрительного, не встретил ли кого на шоссе, не знал ли несчастного парнишку, когда приехал домой… Значит, дам я показания, свидетельские, конечно, и они станут докапываться, не посещал ли я Кнеппбург и Цорн, не видел ли меня кто-нибудь там, и не покупал ли я когда-нибудь карманных игр… — Растер снова хохотнул и отхлебнул из рюмки. Вики тем временем уже окончательно пришел в себя. — Господин Растер, — проговорил он спокойнее и без напряжения. — Я должен сказать вам кое-что, чего вы еще не знаете. Ничего из того, что вы сейчас предположили, не будет. Из материалов дела, которые находятся в доме, и от камердинера мне известно, что они подозревают в убийствах некоего Стопека, который бежал из брюссельской тюрьмы и проживает в нашем городе под фамилией Брикциус. Он, кажется, еще и сумасшедший, власти вообще удивляются, что его посадили в тюрьму, а не в дом умалишенных, три дня назад на него объявили общегосударственный розыск. Так что вас никто подозревать не станет. Растер встал. — Вики, я тоже хочу сделать тебе рождественский подарок. Подожди минуту, а пока выпей. — Показав на бокал, он вышел. Вики выпил — до этого он только пригубил принесенное им красное французское вино, — достал платок и вытер лоб. Его миловидное лицо покрывала бледность, серые, обычно ясные глаза были мутными, все плыло перед ним в тумане, но все же на душе стало спокойней.