И хотя Вики видел уже этот снимок перед уроком, сердце его остановилось. Юрг был снят в белой рубашке с распахнутым воротом, он смеялся, смеялись губы, глаза, глядящие прямо в глаза читателя. — Подумайте, — прошептал Гофман, — если бы он знал, что его ждет! Нет, ты погляди, Вики, какой парень, как смеется — и его убивают… А ты отказываешься искать преступника… Журнал соскользнул с колен Вики, Рихтер не успел удержать, и журнал с шумом упал на пол. Учитель просто не мог не отреагировать. — Гофман, — воскликнул он, — прекратите болтать и сядьте на место. Хойман, Рихтер, чем это вы занимаетесь? К вашему сведению, мы говорим о Сократе. Гофман послушно уселся, Рихтер отодвинулся от Вики, и учитель продолжал: — Когда его вели на смерть, жена его, Ксантиппа, причитала: "Великие боги, его осудили несправедливо!" — на что Сократ сказал: "Радуйся, что это так. Хуже, если бы я был осужден справедливо". На перемене Рихтер спросил обеспокоенно: — Что с тобой? Расстроен, что тебе не удастся его найти? — Да что там, он же сам отказался от поисков. Мы еще поговорим об этом. Но ты и правда бледный какой-то, и глаза мутные, вид у тебя неважный, — заметил Гофман. — Заболел, слабо улыбнулся Вики. — Недавно у врача был, предлагают делать операцию. Щитовидка… — Ну что ты, щитовидная железа здесь, — Рихтер показал на горло, — а у тебя никаких следов. — Не обязательно, есть много болезней щитовидки, — засмеялся Вики и отошел к Седлицкому и Эльстнеру, вернее к журналу, который они читали. У них раскрыт был как раз следующий разворот. Там была фотография санок и подпись: "На этих санках преступник сидел в семь часов вечера рядом со своей жертвой. На сиденье обнаружено волокно от пальто убийцы". Комиссар Ваня: "Темно-зеленый плащ из искусственного шелка типа болоньи. В нашей стране, наверное, миллион таких плащей, их носят зимой с подстежкой. Преступник наверняка выбросил этот плащ…" Редактор: "Мы задаемся вопросом — может ли полиция защитить нас от призрака? Оградить от опасности?.." И вдруг Вики, читавший через головы, вздрогнул: на следующей странице, после рекламы со снимком желтого пузырька "Ангенала" ("Берегитесь гриппа, ангины, простудных заболеваний…"), в глаза бросилось имя отца: "Главный советник криминальной полиции доктор Хойман: "Полиция обязана защитить жителей во всех городах и селениях. Что же нам делать? Объявить мобилизацию? Мы защитим их по-другому. Весь наш аппарат задействован в расследовании и поисках преступника". Эльстнер перевернул страницу. Снова фотография мальчика, но не Юрга. Подпись: "Товарищ Юрга Книппсена Дадельбек, сын акушерки, последний, кто видел Юрга… На следующее утро Дадельбек был допрошен в Оттингене самим доктором Хойманом и сейчас находится в неврологической клинике…". Редактор: "Как вы полагаете, убийства будут продолжаться?" Хойман: "Вся полиция мобилизована с утра 23 декабря прошлого года. Собственно, даже с 20 ноября, после убийства в Цорне. Кое-кому из граждан не хватает выдержки". Редактор: "Вы уверены, что арестуете преступника?" Красочная реклама дорожных сумок, кофров, чемоданов. Ваня: "Я уже говорил. Уверены". Пришел классный руководитель. У него и сегодня был последний урок. Он сделал запись в журнале, обвел глазами класс. — Приветствую вас после каникул. Учитель стоял на возвышении у белой доски, наступил полдень, и на ней играли солнечные лучи. — Надеюсь, вы хорошо провели каникулы, отдохнули и со свежими силами приступите в новом году к занятиям. Мы будем рассматривать скорость, звук и множество других вещей… Вики старался слушать внимательнее, чем на прошлых уроках, этот учитель совершенно особенный, ничуть не похожий на остальных, Вики предчувствовал, что он скажет что-то важное. Он снова расстелил на коленях журнал Гофмана. Рихтер временами наклонялся к нему, а классный руководитель действительно сказал нечто примечательное: — Как вам известно, перед Рождеством произошло ужасное событие. Оно взволновало и нашу, и многие сопредельные страны. Здесь присутствует Виктор Хойман, он всех ближе к этому делу и мог бы рассказать, какую напряженную работу вела полиция на протяжении праздников. Пока мы покупали подарки, сидели за праздничными столами, отдыхали в горах, полиция была постоянно на ногах. Кое-кто высказывает недовольство, что преступник еще не обезврежен, это естественно, но полиция арестует его, для этого она делает все, что в ее силах. Её самоотверженный, героический труд достоин уважения. Страшно подумать, как низко может пасть человеческий дух, в какого оборотня превратиться существо, рожденное человеком, наделенное разумом и чувствами. Хойман, — профессор взглянул на Вики, тот встал, Рихтер успел перехватить журнал, чтоб не упал. И почему-то лишь в эту минуту Вики сообразил, что не встретил в журнале ни одного упоминания о Брикциусе, и растерялся… стоит ли сейчас о нем упоминать?.. Они держат имя Брикциуса в тайне… не хотят открывать ее преждевременно? Вики точно со стороны, из своего тумана, услышал голос, будто и не он говорил. Но говорил он… — Убийца — Анатоль Брикциус, полиция идет по его следам. Я слышал, что, как только его арестуют, психиатры все равно освободят его. У него с головой не в порядке. Уроки кончились в полпервого. Погода стояла такая же солнечная, морозная, только шума на улицах прибавилось — и от автомашин, и от пешеходов, которые уже не спешили так, как утром. Вики радовался, что наконец выбрался на солнце. Оно вроде бы прибавляло сил. Правда, он был все так же спокоен. Вот разве что туман в глазах густел. С группой одноклассников Вики, зажав под мышкой портфель, дошел до главной улицы. На углу многие разошлись. Вики, как всегда, остался с Рихтером и Гофманом. Гофман взялся за свое: — Вот ты бросил расследование, а жаль, теперь бы о тебе писали газеты и журналы. И не Ваня и твой отец, а ты давал бы интервью. Тебя бы и на телевидении сняли, и фильм бы показывали, я бы помог. Ну почему не походить по забегаловкам? Ты уже точно раздумал? — Мне бы пришлось задерживать его одному. Наивно рассчитывать на это. Нужен большой аппарат, целый штаб, рации, радиосвязь, лаборатории; как бы я осилил то, с чем не справилась до сих пор полиция всей страны? — Зависит от удачи, — не сдавался Гофман. — Все знаменитые детективы ставили на везение. Тебе повезло бы, я уверен. Повезти может скорее одиночке, чем какому-то там штабу. — Удачу нельзя недооценивать, — улыбнулся Вики, прищурившись, — солнце било в глаза. — Но этого мало. Счастливый случай — очень важная вещь, но редкая… — Вики вздохнул. — Подозрительные кабаки на заброшенных, пущенных под снос улочках… Там теперь Брикциус не покажется. Он мог посещать такие места раньше, до того как узнали, что он беглец и подозревается в убийствах, до того, как объявили общегосударственный розыск. Но теперь он стал осторожнее, его теперь не встретишь в людных местах, особенно во всяких подозрительных кабаках на окраине. Нет, — Вики снова улыбнулся, — я это дело бросил, нет смысла, да и вообще потерял интерес… Лучше уж, — он засмеялся, — буду ходить на гольф. Они поравнялись с фруктовым магазином. В витринах высились пирамиды ананасов, апельсинов, кокосовых орехов, бананов, фиников, инжира, но уже без зеленой и желтой подсветки, без украшений из хвои и цветных фонариков. Вики взглянул на часы. — К Рождеству подарили? — спросил Рихтер. Вики кивнул и сказал: — Отец велел изъять на время все пистолеты бывших членов Студенческого союза самообороны — они все калибра 6,35 с левосторонней нарезкой. Но, как и предполагалось, экспертиза ничего не показала. — Для чего же он их брал? — спросил Гофман. — Странно. — Поймав воспросительный взгляд Вики, объяснил: — Раз он знает, что убийца — тот беглый арестант. Вики вспомнил Растера и согласно кивнул. — Ну да, напрасный труд, ничего это не дало. В нескольких шагах от фруктового магазина стояла бабка с корзиной чеснока и хрена, петрушкой на этот раз она не торговала. На стене, над ее головой, висела реклама автозавода, до каникул рекламы этой не было. Рихтер рассказывал о варьете, и Вики дошел с товарищами до метро. — Мне еще надо купить ваш журнал, — вспомнил он. Гофман раскрыл портфель. — Бери мой, зачем покупать? Вики поблагодарил, взял журнал и снова взглянул на часы, ярко сверкнувшие в солнечных лучах. Он попрощался и пошел дальше. Первый день со всеми волнениями был позади. Первый день после каникул и всех потрясений, которые он пережил. Усталость, туман, спокойствие. Солнце сияло на холодной зимней лазури. Сейчас он придет домой и снова перечитает журнал, сердце у него уже так колотиться не будет. "Прав Гольбах, меня все это не касается, мне до этого нет дела, помогли мамины порошки, если бы она только знала, как они мне однажды пригодятся…" Барри… Он обещал Барри поскорей отказаться от лекарства. Солнце припекало, Вики расстегнулся и снял шапку. XVII Еженедельник Гофмана был первым, давшим большой репортаж об оттингенской трагедии, за ним на эту тему набросились и другие газеты и журналы. Советник Хойман был прав. На прошлой неделе им помешали рождественские праздники, но теперь они позади, и вся пресса открыла настоящую травлю полиции. Газеты наперебой докапывались до мельчайших подробностей убийства, соответственно их тиражи и прибыли возрастали. Интервью с Ваней и Хойманом, вмонтированное в еженедельник Гофмана, все последующие статьи и сообщения еще больше взбудоражили общественность. В середине января "Экспресс" сообщил, что десять дней назад Хойман и Ваня высказали весьма туманные обещания, а ведь обещания эти они должны были дать еще несколько месяцев назад, и довольно ясные; сейчас же убийце следовало бы сидеть уже за решеткой. То в одной, то в другой газете появлялось имя Анатоля Брикциуса, и представители общественности постоянно требовали исчерпывающего ответа, является ли подозреваемый убийцей троих детей, ведь до сих пор полицейские чины высказываются весьма противоречиво: то подтверждают это, то лишь предполагают. В конце января в юмористическом журнале поместили большую цветную карикатуру: длинный деревянный забор — у таких заборов перед второй мировой войной стояли шарманщики и безработные продавали бублики — так вот, под забором сидит оборванец в полосатой тюремной робе с надписью "Брюссель" и инициалами "А.Б.", а к нему со всех сторон, точно кошки за птичкой, ползут полицейские с Ваней или Хойманом во главе — лицо умышленно смазано. За полицейскими — собаки, радиомашины и тюремный фургон, а по ту сторону забора, никем не замеченный, убегает настоящий убийца в комической маске взломщика. Совершенно убойную статью написал один из сотрудников "Экспресса" в начале февраля: "Как, собственно, обстоят дела с Брикциусом? Когда некий неизвестный проживал под этим именем в нашем городе, встречался с официантками в ноябре и декабре, полиция не искала его. Когда за ним стали охотиться и опрашивать тех же женщин, он пропал бесследно. 22 декабря на Брикциуса был объявлен общегосударственный розыск. И никаких результатов. Почему же полиция ничего не предприняла с сентября по декабрь прошлого года, если располагала сведениями о бежавшем преступнике, приговоренном в Брюсселе за соучастие в убийстве? Они что, ждали, пока произойдет третье убийство?" Статья содержала утонченную демагогию, подлый вымысел — так определил выступление газеты Хойман. А пресс-атташе министерства внутренних дел и безопасности дал свои разъяснения: "Полиция приступила к розыскам Анатоля Брикциуса, когда было установлено, что Брикциус и Стопек — один и тот же человек, осужденный в Брюсселе и бежавший из тамошней тюрьмы. Стопека искали с момента его бегства, когда возникло обоснованное подозрение, что он перешел границу нашего государства и скрывается в столице, то есть начиная с июня минувшего года. Когда произошли убийства в Кнеппбурге и Цорне, было высказано предположение, что преступник и есть Стопек-Брикциус, и полиция удвоила усилия, целью которых было задержание разыскиваемого. Никогда еще полиция никого не обвиняла и не преследовала безосновательно. В ее компетенцию входит работа с возможными или действительными правонарушителями. Статья в "Экспрессе" намеренно извращает факты, ставит их с ног на голову и создает неверную картину. Возникает мысль о грубом нарушении журналистской этики и использовании средств массовой информации в неблаговидных целях". Через три недели, в конце февраля, "Экспресс" выступил с новой статьей: "Существует ли на самом деле Брикциус или это чистый вымысел? Если вымысел, то для чего он? И кто автор? Полицейское управление, которое желает создать впечатление, что полгода разыскивает конкретного человека и пытается тем самым обнадежить общественность, что способно найти его? Если кто-то другой, хорошую же службу сослужил он трудному делу… В случае, если Брикциуса, этот фантом, придумал кто-то из сотрудников полиции, почему он до сих пор не изгнан из рядов охранителей порядка за непрофессионализм и обман граждан?" И далее: "Разве наша страна — гигантский лабиринт с пустынями, джунглями и пещерами, что в течение полугода может безнаказанно скрываться беглый преступник, совершивший три убийства?" Заканчивалась статья фразой: ''Напрашивается единственно возможное объяснение: если наша страна — не какие-нибудь неприступные джунгли, а вполне цивилизованное государство, то убийца, бежавший из брюссельской тюрьмы, не найден вовсе не потому, что надежно скрылся в кронах гигантских деревьев в сплетении лиан, а потому, что никуда не годится работа государственной криминальной полиции". Советник Хойман немедленно потребовал запрещения последнего номера "Экспресса", но власти на это не пошли. Наоборот, из-за статьи в парламенте был сделан запрос министру внутренних дел — с ним вместе на заседание отправился советник Виктор Хойман. И именно Хойман выступил по данному вопросу. На следующий день все газеты поместили изложение его речи в парламенте. В этой речи Хойман припомнил и некоторые минувшие события. В газетах было напечатано следующее: "Когда-то я выступал уже на этой трибуне. И добился того, что не было принято предложение некоторых господ депутатов об отказе от смертной казни. Закон о высшей мере наказания был оставлен без изменения не потому, что кто-то хотел кому-то мстить и проявить жестокость, а как санкция за тягчайшие преступления, дабы ограничить их, раз уж нельзя искоренить вовсе. Это сделано для охраны жизни граждан. Сегодня полиция, от имени которой я выступаю, обвинена в бездеятельности. Мне случалось и раньше требовать, чтобы печать, если затрагивает дела, которыми мы занимаемся, советовалась с нами. Но многих работников прессы прежде всего интересуют сенсации, они готовы взывать к самым низменным чувствам толпы и возбуждать общественное мнение публикациями, источник которых неизвестен и недостоверен. Этим они мешают нашей работе, и создается впечатление, что действуют они не в интересах дела справедливости, а вопреки им. Неоднократно случалось, что наша печать предупреждала правонарушителя о готовящихся против него мерах задержания и мы теряли время. В этой связи следует вспомнить закон об охране служебной тайны, полицейской секретности и гражданской безопасности. Сегодня у меня в руках беспрецедентная статья в газете "Экспресс", вопиющий пример нарушения всех этих законов". Последовали дебаты, в ходе которых подверглись нападкам и Хойман, и министр, их обвиняли в том, что они хотят сделать прессу ответственной за беспомощность полиции, однако в конце концов Хойман, министр и криминальная полиция были оправданы. Многие депутаты остались неудовлетворенными решением парламента и с полным правом считали, что пресса не уймется. Так же считал и сам Хойман. Он уехал из парламента в министерской машине и тут же выразил желание подать в отставку. Министр решительно протестовал. Вечером камердинер постучался к Вики. Вики недавно вернулся из гимназии. Был конец февраля, земля уже подсыхала, и ученики гимназии, носящей имя прославленного педагога, приводили после занятий в порядок свой стадион. Вики как раз собирался идти обедать, думал о Барри, часах и каникулах. Ясно, что отец уступил. Уже два месяца он видит часы на его руке и, надо думать. догадывается, что Вики звонит приятелю и встречается с ним. Но советник молчит, в доме тихо, время каким-то чудом остановилось. Советник не сказал, конечно, что разрешает поездку, но Вики уверен, что поедет в Турцию — и в Стамбул, и в Измир. Уверенности в нем сейчас не меньше, чем перед Рождеством. Однако домой он возвращался к девяти. Но с приходом весны изменится и это. Впрочем, начни он опаздывать, скажем, на час, советник не скажет ни слова. Итак, камердинер постучал в дверь его комнаты.