Мысли то и дело возвращались к запрету отца и беседе с камердинером. А где теперь Барри? В полдень семья Пирэ должна была прибыть в курортный городок — посмотреть отель, где они собирались провести Рождество. Вечером они вернутся. Ему сразу становилось легче на душе, как только он представлял себе, что завтра обязательно встретится с Барри и в Турцию поедет наперекор всему. К полудню, когда он пошел на кухню обедать, голова была уже ясной, хотя усталость не прошла. Есть не хотелось. От первого он отказался, и Бетти не настаивала. Она неслышно сновала по кухне, собирала на стол, толковала о всяких своих заботах — что нужно купить кофе и джем, что в холодильнике уже неделю стоит полдюжины пива, может, хоть на праздник выпьют, а то только место занимают бутылки. Рыбу, салат и шампиньоны лучше купить послезавтра. На столе перед Вики появились салат, хрен, жареный картофель с вырезкой. Вики положил себе всего понемногу, достал из холодильника лимонад, из буфета — стакан. — Не берите в голову. Господин советник одумается и отменит запрет. Вики понимал, что она сама не верит в свои слова, но это его не трогало. Он твердо решил ехать с Барри наперекор всему и всем. Выпил ледяного лимонада и вернулся к себе. Снег уже не шел, выглянуло солнце. Вики снова охватила тоска, он улегся на тахту, закинув руки за голову. Тоска терзала его, голова раскалывалась от тяжелых мыслей. Боль пульсировала. Возникала и исчезала, точно грозовые тучи, наплывающие на солнце и рассеивающиеся порывами ветра. В три он все же поднялся, умылся, чтобы хоть немного встряхнуться, и вышел из комнаты. На входных дверях все еще висела цепочка. Бетти, по-видимому, была в кухне, там играло радио, а камердинер сидел у себя. Вики пошел в оружейную комнату. Открыл витрину и стал рассматривать пистолеты. Он знал коллекцию так же хорошо, как и содержимое папок с делом. Коллекцию он привык рассматривать с детства — советник никогда не запирал ее. Однажды, много лет назад, когда была жива мать и Март еще не ушел из дому, вдова Мейербах, будучи у них в гостях, посоветовала шкаф запирать. Кто-нибудь может похитить оружие. Советник сперва согласился, полицейские очень скрупулезно относятся к таким вещам, но потом признался, что у него и ключа нет, и вообще — какой смысл? И в самом деле, запирать шкаф не было надобности, госпожа Хойман никогда не входила в комнату, она не любила оружия, а дети — Март и Вики, — в отличие от прочих мальчишек их возраста, тоже, казалось, совсем этим не интересовались. Главное — из оружия все равно не постреляешь, к экспонатам не было патронов. Немного патронов прилагалось лишь к наградному пистолету, так, на память. Но никто не знал об их существовании. Хранились они у советника в длинной деревянной коробке. обклеенной желто-зеленым станиолем, совсем как пианино в баре "Иран", но в витрине этой коробки не было. Советник прятал ее в нижней незастекленной части шкафа среди разных других предметов. Так что если бы кто и посягнул на витрину, то без особых последствий. Итак, витрина никогда не запиралась, даже после совета генеральши Мейербах. В полчетвертого снова налетела снежная туча и закрыла солнце. Вики достал отцовский подарочный пистолет из кобуры. Оружие чистое, заботливо протертое, будто его только что вручили в торжественной обстановке. Ствол, перламутровая инкрустация с монограммой и датой ярко сверкали. Вики внимательно рассматривал пистолет. Подошел к окну, сосредоточенно сдвинул брови, вгляделся в эту то ли игрушку, то ли — что?.. Его охватили отвращение и злость — не к предмету, который он держал в руках, а к его владельцу. И только сейчас ему пришло на ум, что ведь отец его тогда, тридцать пять лет назад, в замке Бук, должен был получить от полковника кроме пистолета — как и прочие члены Студенческого союза — еще и диплом, и памятную плакетку. Скорей всего он держит их где-нибудь в глубине ящика среди всяких ненужных предметов. Диплом он никогда не вешал на стенку и не ставил на полку шкафа под стеклом, как обычно поступают с такими наградами. "Значит, не слишком дорожит этими знаками отличия, — подумал Вики. — Камердинер прав — быть может, именно тогда ÿ него случилась какая-то неприятность". Вики играл пистолетом, взвешивая его в руке, прицеливаясь в окно, в люстру, в шкаф, в картину. На минуту представил себе отца, и снова навалилась тоска, с которой он едва справился. Ему показалось, что он слышит звук приближающегося автомобиля, не приехал ли отец, но нет, перед домом было пусто, ни следа на чистом снегу. Он вышел на площадку, цепочка на двери была на месте. Вики вернулся, отворил нижние дверцы шкафа. Страшно закружилась голова, он блуждающим взором обвел комнату… Через две-три минуты грянул выстрел. Камердинер и Бетти вбежали почти одновременно. Экономка была смертельно бледной, камердинер, как всегда, сохранял спокойствие. Бетти, вскрикнув, застыла на пороге. Камердинер подошел к открытому шкафу и заглянул внутрь. Вики стоял посреди комнаты в облаке дыма, с пистолетом в руке, повернувшись к серванту, над которым висела картина. Лицо его было спокойно, как гладь утреннего озера. — Ничего не случилось, — произнес он медленно, — я только один раз выстрелил. На серванте стояла длинная деревянная коробка, обклеенная станиолем, а над ней, на деревянной панели под картиной, зияла дыра. Экономка наконец пришла в себя и, запинаясь, прошептала: — Боже правый! А если бы вернулся господин советник?! Камердинер распахнул окно — в комнату ворвался холодный снежный воздух. Как гром, прогремел звонок. — Спокойно, — не отходя от окна, отозвался камердинер, — это не хозяин. В управлении совещание. Это полковник услышал выстрел. Бетти пошла открывать, камердинер убрал коробку с патронами на место, в нижнее отделение шкафа, а Вики хотел было засунуть пистолет в кобуру, которая валялась в кресле, но камердинер покачал головой, вытащил его, протер ствол носовым платком и только потом уложил оружие на свое место в витрине. Вошел полковник Зайбт, и. камердинер улыбнулся ему. — Я слышал выстрел, — тоже улыбнулся полковник. — Это ты, Вики, чудишь? — А вы разве не стреляли в моем возрасте? — спокойно, вопросом на вопрос, ответил Вики. Полковник возразил: — Мы стреляли во дворе и подвалах замка, а это, согласись, совсем другое дело. — Еще немного, — камердинер поглядел на деревянную панель под картиной, — и вы бы прострелили раму. Надо что-то с этим делать. — Предлагаю на выбор две возможности, — засмеялся вновь обретший хорошее настроение полковник. — Зашпаклевать и закрасить коричневой краской отверстие — или перевесить картину немного пониже. Третья возможность — сделать то и другое. Советник и не заметит. Камердинер молча прикидывал варианты. Советник ничего не заметит, ему безразлично, как висят картины. Бетти принесла молоток и клещи. Ни цемента, ни гипса, в доме, конечно, не было. У Зайбта тоже. Бетти принесла миску с водой, кисть и какую-то коричневую краску. Наверное, из комнаты Вики — у него краски остались еще с тех времен, когда в школе проходили рисование. Камердинер снял картину, вытащил из стены костыль. Отверстие оказалось почти незаметным. Камердинер вбил костыль на несколько сантиметров ниже, дырку от выстрела зачистил ножом, затолкал туда кусок газеты и закрасил краской. Зайбт отыскал на ковре пулю, на удивление она отскочила, не застряв в панели, нашел и стреляную гильзу. Камердинер затворил окно, они с полковником повесили картину, и полковник сказал: — Конечно, Вики, мы стреляли в твоем возрасте, но только в Студенческом союзе, организованно. Учились стрельбе в специально отведенных для этого местах. Но в комнате, да еще без глушителя… Хорошо еще, что здесь, перед виллой, не ходят патрули — что, если они бы услышали? Камердинер, рассматривавший в этот момент пулю и гильзу, подумал: "Бедный мальчик, после вчерашнего ему требовалась разрядка — не удивляюсь, что он стал стрелять…" Вики попытался объяснить: — Сам не знаю, как получилось, у меня болела голова, усталость какая-то… Все вышли из оружейной комнаты; Бетти вынесла молоток, клещи и миску с водой, кисть и краску — она тоже успокоилась. Камердинер унес пулю и гильзу. Он, как всегда, шел и не шел, передвигался, вроде бы даже не шевелясь. А полковник Зайбт, жизнерадостный, как всегда, пожелал все же утешить Вики. — Старайся не думать, до летних каникул еще далеко, — сказал он, задержавшись у фальшивой античной колонны, — многое может измениться. Отец перегружен работой, полагаю, его беспокоит ход последнего дела, неудивительно, что он так придирчив и дома. — Полковник рассмеялся: — Потерпи, Вики, каша заварена круто, но расхлебать ее можно. Эта житейская мудрость относится и к твоему отцу, и ко многому прочему в жизни… Усталость у Вики как рукой сняло, голова тоже не болела, тоска бесследно улетучилась. Словно какая-то тяжесть свалилась. Вики вернулся к себе, сел на тахту и посмотрел на свои золотые часы. "Скоро Пирэ вернутся, уже четыре часа, вечером они будут тут. Интересно, что скажет Барри, когда я ему завтра утром расскажу, что я тут натворил?.." Вики опрокинулся на спину и с блуждающей на губах улыбкой стал смотреть в потолок. IX Кафе '‘Бристоль" находилось недалеко от моста Эгидия Зайбта и отличалось некоторыми достоинствами. Кафе было небольшим, и посетители не чувствовали себя потерянными, как на вокзале, но и не чересчур маленьким — столы не теснились один к одному, так что не надо было разговаривать вполголоса. Обслуживали две пожилые официантки и один молодой человек, старший официант, по-видимому, хозяйский сын, он и получал деньги. Подавали быстро и четко. Уют, занавешенные окна, выходящие на главную улицу, деревянные панели, много зеркал. Вики пришел в девять утра. В белом плаще, светлых вельветовых брюках, голубом свитере, на шее шарф — Гретин подарок. Вики повесил плащ и шапку на круглую деревянную вешалку и огляделся. Людей мало. Во-первых, ранний час, во-вторых, через два дня Рождество, все в хлопотах. Вики сел у окна и заказал чай. Чувствовал он себя хорошо. Ни усталости, ни головной боли, ни мрачных мыслей. Но какое-то напряжение все же оставалось. Никогда он не ждал Барри с таким нетерпением. Принесли чай, и сразу же пришел Барри — в черных вельветовых брюках с широким желтым ремнем и в белом свитере. На длинных волосах таяли снежинки, на губах — очень его красящая легкая улыбка. Барри уселся напротив и с подчеркнуто-шутовской озабоченностью впился взглядом в его ясные серые глаза, словно старался проникнуть в его мысли, даже самые мимолетные. — Рад видеть тебя. Что еще случилось? Стоит исчезнуть на полдня, как у тебя новый сюрприз. Я кофе закажу. — Он ворвался, как тюремщик, — начал Вики и залпом выложил все события знаменательной ночи. — А вчера я весь день провел дома, он с утра был на службе. Полдня читал в его кабинете все материалы об убийствах, а потом состоялся интересный разговор с камердинером… — Вики рассказал все, что услышал от камердинера. — А после обеда… — Вики рассмеялся, и Барри отметил про себя, что в таком замечательном настроении он еще не видел своего друга. — После обеда я взял пистолет, зарядил и разок пальнул из него… — Немного помолчав, он подробно описал, что было дальше. — Знаешь… — Он взял у Барри сигарету и прикурил. — Оказывается, стрелять не так уж трудно… И выстрел не очень громкий, хоть и без глушителя. Только, когда стреляешь, отдает в руку, так что надо держать ее покрепче и вытянуть вперед. Официантка принесла кофе. В это время вошли две дамы. Когда в полупустое кафе, да еще утром, входят женщины, все взоры устремляются на них. Посмотрели и Вики с Барри, дамы в ответ посмотрели на них. Красивые, элегантно одетые юноши бросались в глаза. Дамы были искусно подкрашены и походили на оперных певиц. Они тоже сели у окна. Одна распахнула каракулевую шубку, на шее тускло блеснул жемчуг, другая бросила свою шубу на спинку стула. Они заказали кофе и стали живо что-то обсуждать. — А я стрелял только из духового ружья и из лука, — отозвался Барри, — мы и на охоту не ходим, отец не любит. О чем ты думал, когда стрелял? О ковбоях? — Ну что ты! Совсем нет: я думал, что настиг убийцу. И стреляю ему в ногу, чтобы не убежал. А что скажешь о камердинере и Зайбте?.. — Мудрые люди, — с улыбкой бросил Барри. — Любую кашу можно расхлебать… Не так все страшно, и не всем запретам нужно подчиняться… Самое интересное, что отец ревнует тебя ко мне. И запретил поездку из-за меня. — Это, конечно, теория камердинера, — заметил Вики, — но, может, он и прав. — Скорей всего. Но ты не бери в голову. И что за ерунда — неужели я не могу просто так подарить, а ты просто так принять подарок? — Барри засмеялся. За ним засмеялся и Вики. Он всегда в обществе Барри чувствовал себя удивительно хорошо, так чувствует себя человек рядом с любимым другом — верной защитой и опорой. Они одновременно и как-то согласно поглядели на соседок — те, склонившись друг к дружке, обсуждали какую-то знакомую. — Значит, ты все-таки надеешься найти убийцу? — с какой-то неуверенностью и озабоченностью спросил Барри. — Надеюсь, — ответил Вики и потушил сигарету. — Если бы удалось… да это был бы самый большой успех, на который можно рассчитывать в мои годы… Этим я отплачу ему за все, что пришлось вытерпеть в его доме Марту и мне. Я даже представить себе не могу, что бы с ним тогда творилось… Знаешь… — Вики наклонился к Барри и понизил голос: — Вчера мне пришло в голову… Он говорил, что уйдет в отставку, если случится третье убийство и преступник скроется. Но если преступника найду я, он все равно захочет уйти. Тут-то и наступит самый подходящий момент, чтобы объявить ему: "Мы с Барри уезжаем в Турцию, а когда вернемся, я перееду". — Вики говорил с энтузиазмом, лицо его сияло. Барри отпил кофе и спросил: — Как тебе помочь? Я в этом заинтересован не меньше тебя. Что я могу сделать? — Надо пройтись по пивным и винным погребкам, а еще навестить одного человека, у которого два дня снимал комнату некий Анатоль Брикциус. — И Вики выложил все, что узнал из протоколов о Себетани и Анатоле Брикциусе. — Это единственный след, и я решил заняться им уже сейчас, до начала Рождества. Да, не забыть бы — наш класс. В баре я не успел сказать тебе, что весь наш класс заинтересовался моими поисками преступника. Кроме Рихтера — тот больше расспрашивает, будешь ли ты на праздники дома или в горах, зато уж Гофман, который сидит за мной! Он и предложил походить по пивным. Но я лучше подожду, пока вы вернетесь, и мы пойдем с тобой в какое-нибудь такое место. А как ваша поездка? — В горах много снега, стоит выехать за город — все в сугробах, снега больше, чем позавчера, когда мы ездили за елкой. Автострады чистят. У нас три комнаты на одной курортной вилле с 25 декабря по 2 января. Я вел машину в оба конца, отец отдыхал. А почему бы тебе не поехать с нами? — Оба засмеялись, а Барри сказал: — Да, смешно и подумать об этом после всего того, что он тебе вчера устроил из-за бара, но найдешь ты преступника или нет. после школы все равно уйдешь, как брат. Тебе некуда ехать, не на киностудию же — просто переедешь к нам. А пока… представляю, что за праздник ждет тебя дома! — Ужас! Весь вечер торчать за столом с ним, слушать бесконечные разговоры о криминалистике, преступности, уголовном кодексе. Я наперед знаю, что кто скажет, говорить все горазды, это тебе не поймать преступника! Еще хорошо, что приглашены Ваня и Зайбт, генеральша тоже придет, а вот Растера не будет, и очень жаль. Как же он ненавидит Растера, страшно подумать… — Кстати, о Растере! Барри встал, и пошел к стенду, где были выставлены свежие газеты, и взял утренний "Экспресс". Вики сопровождал его взглядом — вот Барри отразился в одном из зеркал… — Смотри! — Барри вернулся к столу, в одной руке держа газету, другую небрежно засунув за желтый пояс своих вельветовых брюк. — Здесь пишут о Растере. Мне она совершенно случайно попалась на глаза еще дома. Оказывается, Растер — прославленный ученый. Статья в газете называлась "Удивительные свидетельства о смерти Климента II" и имела подзаголовок: "900 лет спустя ученые раскрыли убийство", а внизу несколько строк шли курсивом. Приводились имена судебно-медицинских экспертов, химиков и историков, которые обнаружили в кафедральном соборе баварского города Бамберга саркофаг папы Климента II; среди ученых упоминался прозектор Бернард Растер, который в качестве эксперта принимал участие в исследовании останков…