Мелисса все не выходила. Лера остановилась и прислушалась. – Мила! Сколько можно?! Ну, выходи уже! Вода перестала течь, вздохи тоже прекратились, и на пороге показалась знаменитая писательница. – А? – Ты что, оглохла? Выходи, хватит там сидеть! – Да я уж вышла, – справедливо заметила писательница. Мимо Леры она протиснулась к широкой кровати, застланной льняным покрывалом, улеглась и до подбородка натянула плед – мерзла. Лера снова принялась ходить, и звук ее каблуков ввинчивался Мелиссе прямо в голову и затихал, только когда Любанова ступала на ковер. – Ну? – остановившись, спросила Лера. – И что ты на все это скажешь? И она кивнула на телевизор, в котором, теперь уже без звука, показывали все то же самое – Исаакиевскую площадь, высокие двери отеля, угол Большой Морской и полосатые ленты, огородившие место происшествия. – А что я могу сказать? Я толком ничего не видела. Я сидела, а он мимо меня проскочил, очень быстро. Никаких примет я не запомнила. Да они меня уже спрашивали! – И Мелисса тоже кивнула на телевизор. – Ну, ты же у нас автор детективов! Что тебе подсказывает твое детективное чутье? – Да ничего оно мне не подсказывает, – сказала Мелисса и повернулась на бок. Ее знобило, температура, как видно, поднималась. – И вообще мне на него наплевать. Убили и убили. – Ты что? – как будто даже обиделась за Германа Садовникова Лера. – С ума сошла?! – Да ну его, – пробормотала Мелисса и прикрыла глаза. – Я его терпеть не могу. – А меня? – спросила Лера, подсаживаясь к ней на кровать. – Меня ты можешь терпеть? Не открывая глаз, Мелисса улыбнулась. – Тебя пока могу. – Тогда расскажи мне, как все это было. – М-м-м… Ну, зачем тебе? Или ты хочешь провести независимое журналистское расследование? – Я хочу понять, что происходит, – твердо сказала Лера. – Потому что у меня такое впечатление, что меня сдали. Мелисса открыла глаза. – Кто? Кому? Зачем?! – Кому и зачем, не знаю. А сдал Сосницкий. – Он же твой… патрон. Зачем ему тебя сдавать? – Я не знаю! – нетерпеливо сказала Лера. – Понятия не имею! Вот слушай. Да не спи ты, а слушай, горе мое! – Я слушаю, слушаю, – пробормотала Мелисса, подтянулась и села. – Мы должны были подписать с Садовниковым договор о сотрудничестве. О том, что в нашей газете в оставшиеся до выборов полтора года будут выходить материалы о нем как о кандидате в президенты. Сосницкий дал добро, и мы поняли, что поддерживаем Садовникова. Толком я не знаю, обещал ли он «России Правой» еще и денег, но наш договор как раз… денежный. Потому что материалы мы, как ты сама понимаешь, размещаем не бесплатно. – Ну да, а как же иначе. Конечно, за деньги. – Я была уверена, что мы подпишем договор и потихоньку начнем его раскручивать. По крайней мере, Сосницкий дал мне понять, что именно так все и будет. Как обычно. Потом, правда, я усомнилась, но это… другой разговор. – Какой – другой? Лера нетерпеливо передернула плечами и заправила за уши буйные черные кудри, которые лезли ей в глаза и мешали говорить. – Все получилось очень странно. Садовников разговаривал со мной так, словно, во-первых, он значительно больше меня знает, во-вторых, ему моя газета ни за каким чертом не нужна, а в-третьих, он совершенно уверен в том, что наша встреча чистая проформа. Он чуть не зевал, когда со мной разговаривал. – Он всегда так делает. – Что значит, всегда? Ты что, знаешь его? Мелисса пожала плечами: – Да так. Встречались пару раз, еще в прошлой жизни. Я одновременно с ним в МИДе когда-то работала. Только я была никто, клерк, а он начальник департамента какого-то. Я уже забыла. Лера не стала вдаваться в подробности – и напрасно. – Это все очень подозрительно, понимаешь? Почему-то в лобби оказался Баширов и еще какой-то мужик, со спины очень похожий на Боголюбова. – Кто такой Боголюбов? – Владелец газеты «БизнесЪ», ты что, не знаешь? Они наши прямые конкуренты, и я не понимаю, как он оказался в том же месте, где у меня были назначены переговоры с Садовниковым! – А что тут такого-то? – Да то, что до последнего времени никто не знал, кто получит заказ от «России Правой», мы или они! Вроде бы получили мы, а они остались с носом. Но откуда Боголюбов мог узнать, что мы сегодня и именно здесь встречаемся с Садовниковым?! Или меня кто-то из своих сдает? – А что, у тебя в редакции не знали, с кем и когда ты встречаешься? – Нет, – твердо сказала Лера. – Не знал никто, ну, о встрече в Питере знали, но о гостинице я никому не говорила. Даже Роме Полянскому, ну, тому красавцу, с которым я сидела за столом. – Я не обратила внимания. – Ну понятно, – язвительно протянула Лера, – ты ни на кого не обращаешь внимания. Странно еще, что на Ваську обратила. Впрочем, на него трудно не обратить, больно здоровый! – Он мне не звонит, – сказала Мелисса и отвела глаза. – Он со вчерашнего дня так со мной и не помирился. – Ах, боже мой, что за дела! – Лера опять заправила за уши волосы. – Позвони и помирись сама. На это Мелисса ничего не ответила. – Да, – вспомнила Лера. – Даже Роман не знал. То есть он знал, что мы встречаемся с Садовниковым в Питере, но где и когда, я ему не говорила до последней минуты. Нас просто встретила машина и привезла в гостиницу, только и всего. – Ну, вот, как автор детективов, хочу тебе сказать, что это означает только то, что никто из ваших в убийстве не замешан. – Почему? Мелисса пожала плечами: – Потому что оно явно спланированное, а если никто из ваших не знал, где вы встречаетесь, то и убийство планировать не мог. – Да это все понятно! Мне непонятно, почему его убили практически у меня на глазах, зачем?! И днем, и в присутствии охранника! – Охранник не помог, как видишь. Подстрелили как миленького. – Знаешь, – сказала Лера, – ты с таким удовольствием это говоришь, что мне противно! Все же он был человек! Че-ло-век! И его убили у нас на глазах! – Ну и ладно. – Мелисса отвернулась к окну, за которым в голубом небе пылал златоглавый Исаакий. – Мне нет до него никакого дела. Мне наплевать. Я даже думать о нем не хочу. – Да это же убийство! Мелисса вздохнула: – Есть такие преступления, за которые убийце нужно орден давать, а не в тюрьму сажать. В этом случае я бы точно орден дала. Лера засмеялась. – Милка, у тебя припадок необъяснимой ненависти! Тебе нужно выпить чаю с коньяком и медом. – У меня на мед аллергия. И потом, он не помогает от ненависти! – Слушай, – вдруг сказала Лера, – а может, это ты сама его убила? Может, и не было никакого человека, который быстро побежал в сторону Вознесенского проспекта? Или был, но просто бегун, участвующий в весенней эстафете, к примеру, а? А ты дождалась, пока он выйдет из отеля, прицелилась – и чпок! Готово дело. А потом выбросила пистолет и пошла посмотреть на свою работу. Как тебе такой сюжет для романа? Мелисса Синеокова, Людмила Голубкова, вдруг так изменилась в лице, что Лера Любанова перепугалась. Она решила, что знаменитая писательница сейчас хлопнется в обморок. – Мила, ты что? – Ничего. – Она взялась за лоб, очень холодный и влажный, и некоторое время посидела так, с рукой, прижатой ко лбу. – Но, если хочешь знать, я на самом деле очень рада, что его убили. И давай больше не будем говорить об этом. Давай больше не будем говорить об этом. Эта фраза, как будто из кино, словно сказанная кем-то чужим, окончательно перепугала Леру. Она слишком хорошо знала свою подругу, чтобы просто «перестать говорить об этом». Я знаю гораздо больше, чем могу сказать, вот как Лера поняла эту фразу.