– Пусть в милиции голову ломают, – вновь вздохнув, отмахнулся Василий Николаевич. – Говорят, была еще какая-то папка с документами. Но об этом я ничего толком не знаю. Очень может быть, что документы там такие же, как и в конверте, который она мне оставила. – Кстати, а вы с ней про тот чистый лист не разговаривали? – Нет. Неловко было признаться, что конверт вскрыл. Разговор с редактором очень меня заинтересовал. Не история с конвертом – она как раз в духе Светки: выдавать свои фантазии за действительность, – а мысль, которую он высказал. Светка так заигралась… что кто-то поверил? В этом что-то есть… Вспомнился старый анекдот о том, как одному человеку приказали следить за домохозяйкой, которую якобы подозревают в шпионаже. И человек, побродив за ней по городу, обнаружил в ее поведении массу подозрительного и почти убедился, что она шпионка. А ведь могло быть наоборот: считаешь кого-то обычным человеком, затеваешь дурацкую игру, а он оказывается шпионом. Что ж, версия не хуже другой. Остается выяснить, на кого были направлены Светкины фантазии. Я сделала еще один телефонный звонок, на этот раз Лилии Кудрявцевой, чью статью читала в Интернете. Мне ответил звонкий голосок, который мог бы принадлежать девочке-подростку. Я представилась и объяснила, по какой причине хотела бы встретиться. – Вы где остановились? – спросила она. – В гостинице «Заря». – Отлично. Там рядом есть кафешка, называется «Домино». Через полчаса устроит? Через полчаса я сидела в «Домино», пила кофе и поглядывала на входную дверь. Кафе было крохотным, на четыре столика, кроме меня, здесь было еще двое посетителей – парень и девушка, целиком поглощенные друг другом. Лилия Кудрявцева опаздывала. Наконец звякнул дверной колокольчик, и в кафе вошла девушка в джинсах и куртке с капюшоном. Маленького роста, пухленькая, с румянцем во всю щеку. Откинув капюшон, уверенно направилась ко мне. Копна рыжих волос разметалась по ее плечам. – Привет, – сказала она, бросила сумку на соседний стул и устроилась напротив. – Я – Лиля, а вы Лана? – Точно. Хотите кофе? – Ага, с бутербродом. Пытаюсь худеть, но при моем образе жизни это бессмысленно. Девушка мне сразу понравилась. На вид ей было лет двадцать, глаза смотрели весело. Она улыбалась широко и задорно, но вдруг нахмурилась. – Вы что, специально приехали из-за этого дела? – спросила Лиля, понижая голос. – Я слышала, журналистикой вы больше не занимаетесь. – Я пожала плечами, а она продолжила: – Не удивляйтесь, я много чего о вас знаю. Моя сестра училась с вами на одном курсе. Вера Калашникова. – А вы похожи, – кивнула я. – Ага. Многие думают, что мы родные сестры, хотя мы двоюродные. Она сделала заказ, потом торопливо съела бутерброд, запивая его кофе, и успела рассказать, как дела у сестры. – Значит, вас интересует это убийство? А что, если нам перейти на «ты»? – Не возражаю. – Отлично. Поначалу это убийство мне покоя не давало. Тут вообще дым стоял коромыслом. Раньше у нас журналистов не убивали, слава богу. И вдруг такое… Еще и после статей о вице-губернаторе. Ты, должно быть, знаешь? – Читала. – Вот-вот. Потом страсти поутихли, потому что… дело в самой Старостиной. Многие считают ее чокнутой. – Правда это или нет, но ее убили. – Да-да. Я понимаю, о чем ты. Я потратила кучу времени, пытаясь разобраться, и все впустую. Только-только ухватишь ниточку, а потом оказывается, что она никуда не ведет. – Очень интересно. Нельзя ли об этом поподробнее? – О чем? – О ниточках, – усмехнулась я. Лилия улыбнулась в ответ. – Я, как заправский детектив, пыталась восстановить события последних дней ее жизни. – И что, удалось? – Последние три дня она просидела дома, хотя в редакции сказала, что уезжает к своему другу, вроде бы даже собирается замуж. – Могла передумать. – Ага. Проблема в том, что никакого друга не было. Его следов не смогла отыскать не только я, но и милиция. Она его попросту выдумала. Врушка она была, кстати, фантастическая. Без конца придумывала себе любовные истории, рассказывала их, но никто никогда не видел ее с мужчинами. У нее на рабочем столе стояла фотография, где она с возлюбленным в обнимку. Она ее взасос целовала, а весь отдел потешался, потому что одна из сотрудниц узнала на фотографии тебя. Так что неизвестно, кому адресовались поцелуи. Болтали же, что у вас любовь. А после возвращения из Питера, ввиду вашей предполагаемой ссоры, она совсем с катушек съехала. – Не за вранье же ее убили? – снова усмехнулась я. – Конечно, нет, – вздохнула Лиля. – Кстати, она утверждала, что фотографию кто-то украл, и устроила жуткую истерику. Это было за пару недель до ее смерти. – Кто взял фотографию? – насторожилась я. – Понятия не имею. В общем, девчонки были убеждены, что она все это нарочно придумала, чтобы привнести драматизма в свою серую жизнь. Хотя, может, кто-то и свистнул из вредности, а потом постеснялся признаться. – Сослуживцы ее не жаловали? Лилия развела руками и закатила глаза. Понять ее жест можно было в том смысле, что «не жаловали» – еще мягко сказано, и причин для такой нелюбви более чем достаточно. – В это трудно поверить, когда читаешь статьи, вышедшие после гибели Светланы. – Ну, ты же понимаешь. Дух солидарности и все такое… В конце концов, мы должны поддерживать друг друга, иначе нас начнут отстреливать пачками. – Ты серьезно в это веришь? – удивилась я. – А ты нет? – нахмурилась девушка. – Стрелять начнут, если вдруг проснется охотничий азарт, а так мало кого всерьез занимает, что мы там пишем. – И поэтому ты оставила журналистику? – спросила Лилия. – И поэтому тоже, – кивнула я. – Давай вернемся к Светлане. Значит, три дня она по какой-то причине просидела дома. Этому есть подтверждение? – Да. Соседка оставляла ей ключи от своей квартиры. Ждала слесаря. – Она как-то объяснила соседке свое временное затворничество? – Сказала, что пишет статью, а дома работать удобнее. – Но в редакции об этой статье ничего не знали? – Нет. И в квартире никакой статьи не было. Я знаю, о чем ты подумала, – продолжила Лилия. – Такая мысль тоже приходила мне в голову. Но, боюсь, никакой статьи вовсе не было. Очередная выдумка. Кстати, ты знаешь о папке? Мать Светланы сообщила следователю о папке с документами, причем очень важными. Якобы дочь проводила журналистское расследование. – Папку нашли? – Да. В тайнике, в ее квартире. Тайник был очень неплохой. В смысле, в оригинальности Светлане не откажешь. Следствие возлагало большие надежды на эту папку. – Ты знаешь, что в ней? – спросила я. – Ага, – кивнула Лилия и усмехнулась. – Вообще-то болтать об этом не полагается… Знакомый шепнул мне, а я, так и быть, тебе. В папке была энциклопедия по черной магии, скачанная из Интернета. – Интересно, – кивнула я. – Очень. Разумеется, я, как и ты сейчас, в первый момент подумала, что кто-то документы подменил. – А сейчас ты так не думаешь? Лиля ответила не сразу. Глядя куда-то в пол, молчала несколько минут, точно пыталась сформулировать свою мысль. Может быть, так и было, а может, ей не хотелось огорчать меня, ведь она считала, что Светка была моей подругой, а возможно, даже любовницей. – Несколько недель я только и делала, что копалась в ее жизни, пытаясь понять ее мысли и прочее. После всего, что я о ней узнала, я почти уверена: никто никаких документов не подменял. Там вполне могла быть эта дурацкая энциклопедия, которую она выдавала за особо ценные бумаги. – Допустим, – не стала я спорить. Если честно, и я была уверена в том же. – А что ты думаешь об убийце? – Какой-то псих, которому она подвернулась случайно. – Я читала твои статьи. Ты высказала мысль, что могло произойти ритуальное убийство. – Это из-за креста на шее, – вздохнула она. – Убийца рассек ей шею. Похоже на крест. Но парни из милиции сказали, что он распахал ей шею, чтобы быть уверенным… ну, вроде контрольного выстрела. – Что-нибудь похожее было в городе, области? – Нет. Может, это первое его убийство, как знать? Хотя… – Лиля опять замолчала, как мне показалось, пожалев, что начала было новую мысль. Но все же высказала ее после паузы: – Насколько мне известно, в милиции убеждены, что это сведение счетов. – То есть заказное убийство? – Сведение личных счетов, – пояснила девушка, подчеркнув слово «личных». – По их мнению, Светлана так кого-то допекла, что он взял да и вспорол ей живот?