Вроде бы до войны, если верить деду, с такими ходила полиция. Это все, что он успел подумать за эти одну-две секунды. Когда все происходит так быстро, времени не хватает на то, чтоб жизнь пронеслась перед глазами, даже если она не очень длинная. Он даже не успел хорошо рассмотреть оружие, из которого его собирались убить. Увидел только ржавчину на дуле и царапины на прикладе. В следующий миг где-то среди могил застрекотал автомат. Гришку толкнуло, будто его ударили в бок молотом. Он свалился мешком, придавив Сашу к земле. Тот успел только выставить руку, и этим смягчил удар, который ему нанесла голова мертвеца. Он почему-то не сомневался, что его враг уже покойник, но воспринимал этот факт только частью рассудка. Остальная часть капитулировала. Руку пронзило болью. Запах чужой крови заставил дурноту подкатить к горлу. Младший понял, что находится в шаге от того, чтоб потерять сознание. Его нервы, разум и желудок испытали за эти минуты слишком многое. Бой на шоссе продолжался уже без него. Громко кашлянула — нет, скорее, отрывисто гавкнула пару раз винтовка. Ударили в унисон несколько автоматов. Ударили они и по его барабанным перепонкам, наполнив уши звоном, похожим на звук работы ненастроенного телевизора. Ни криков, ни звуков падающих тел в этой какофонии расслышать было нельзя. Оставалось только надеяться, что падают и гибнут сейчас чужие, а не свои. Сознания он не терял, но на какой-то миг, придавленный и прибитый, перестал воспринимать действительность. Вернул его в реальный мир удар по щеке. — Ну че, Сиддхартха Гаутама, проснулся? — спросил знакомый до боли голос. Лицо над ним на фоне затянутого тучами неба… Труп с него кто-то убрал и откатил в сторону. — Что? Как вы меня назвали? — Будда… Вот ты кто. Ну что, мой принц, как тебе жизнь по ту сторону забора? Нравится? Пустырник был все в том же камуфляже. На плече висела винтовка, в которой Сашка узнал СВД. Он вытирал свой нож от крови об чью-то вязаную шапку. С ним были два парня, как две капли воды похожие на него — с такими же грубыми лицами, ранней лысиной и носами картошкой. Отца, которого он надеялся увидеть, нигде не было. — Вставай! Надо идти. Все разговоры потом. Но руки не подал, паразит этакий. Пришлось Сашке собрать всю волю в кулак и, игнорируя боль в мышцах, подняться на ноги. — А что произошло?.. Не здесь произошло, а вообще, — Младший опасливо озирался, видя кругом мертвые тела недавних налетчиков. Денис тоже лежал и не шевелился. Вокруг него натекла лужа крови. Его мать сидела рядом с телом с ничего не выражающим лицом, словно изваяние, глядя куда-то в пустоту. Дарья держала ее за плечи и что-то шептала. — Жаль парня, опоздали мы… Новости есть — хорошие и плохие. Они захватили почти всех и гонят сейчас на север к Новокузне. Пустырник направился в сторону «бурубухайки» и остановился у кучи сваленного рядом с ней добра. Данилов шел рядом с ним, пошатываясь и едва успевая. — Где папа, где дед? — только и спросил он. — Андрюху взяли они. Про деда не скажу. Не слышал о нем с тех пор, как он по радио объявил. Всё, базары потом! Берите рюкзаки, кидайте самое необходимое. Много не берите. И в лес! Сейчас сюда как мухи на говно слетятся, — он протянул Саше потрепанный вещмешок с дурацкими завязками. Без «молнии». Он и не подумал тогда, что «молнию» может заклинить в самый неподходящий момент. Только сейчас Младший заметил, что его удобный рюкзак, где он хранил свои вещи, лежит среди кучи, разрезанный крест-накрест. Видимо, содержимое мародеров не заинтересовало. Дневник валялся рядом в пыли. Он быстро подобрал его с земли, отряхнул обложку и аккуратно положил в вещмешок, обернув целлофановым пакетом. Сверху положил два кило сухарей, несколько яблок, немного вяленого мяса. О том, что надо взять флягу с водой и компас, ему тоже можно было не напоминать. Как и о том, что надо подобрать свое ружье. Дарья и Светлана Федоровна тоже пока не пришли в себя до конца. Еще бы: на их глазах Пустырник с сыновьями прикончили трех человек, пусть даже эти люди собирались их насиловать. Но и им Пустырник всучил полезный груз. Вспомнив, Младший наклонился и снял с трупа безносого Гришки ножны с мачете, стараясь не запачкать руки в крови. Вот теперь он был в сборе. — Надо уходить, вы че так долго телитесь? — поторопил их Пустырник. — Сейчас опомнятся и начнут прочесывать. Женька где? — Ее забрал бородатый в шапке. С ним было еще человек пять. Они ушли туда, — Сашка указал. — Сучий потрох. Уже не догнать. Вернется с подкреплением. И не было времени для того, чтобы сокрушаться. Они хотели нагрузить даже Гошу — еще бы, он мог поднять много — когда заметили, что он держится за плечо и никого к себе не подпускает. Сашка хлопнул себя по лбу. В суматохе забыли, что в того попали, а дурень и виду не подавал. — Дарья, ты же медицину знаешь, — бросил через плечо Пустырник женщине, которую, как Сашка полагал, связывали отношения с отцом. — Обработай и завяжи рану. И в темпе вальса! Гоша был скорее напуган, чем страдал от боли. Ее он ощущал совсем не так, как нормальный человек, и в этом были свои плюсы. — Больно, — он показал на пропитанный кровью рукав свитера. Кровь сочилась равномерно, но останавливаться не думала. — Больно ему. Дарья оторвала полосу от простыни и наложила плотную повязку. Перед этим рана была обработана спиртом из фляги. Блаженный даже не поморщился, будто ему на рану воду вылили. Мужчины подобрали у мертвых врагов пистолеты, обоймы из разгрузок и подсумков, гранаты — рюкзаков или вещмешков на тех не было. По карманам шарить не стали. Автоматы и винтовки тоже не взяли. Каждый труп напоследок удостоился или пинка, или брезгливого плевка. Первый раз Младший видел то, о чем дед ему говорил — как люди в твоих глазах превращаются в пиявок и червей, которых не жалко, а нужно раздавить. Дениса оставили там, где лежал — мертвого. Его уже не спасти. И ему уже было все равно. Хорошо, что мать его была так подавлена, что дала себя увести, не стала сопротивляться. — Прежде чем уйдем, надо сделать контроль, — произнес Пустырник. — С ними как с зомби. Пока голову не пробьешь — никогда не знаешь, вдруг оклемается. И расскажет, сколько нас и куда ушли. Он быстро обошел лежащих врагов, и каждому с противным мокрым звуком опускался на голову приклад его автомата. Хватало одного удара. Сашка и сам мог бы так сделать. Мысль, что он никого не убил и даже не поцарапал, не давала покоя. — Хотя некоторым и голова без надобности… — пробурчал дядя Женя, добивая последнего. Тот дико заорал. Видимо, жив был и притворялся. До удара. — Если оттащить их в кусты… их дольше не хватятся, — попытался внести свой вклад Сашка. — Кровь, следы, поломанные ветки… Времени нет заметать. Но ход мыслей мне нравится, — он хлопнул Сашку по плечу. — Пошли! Сыновья Пустырника тем временем успели сделать из брезента носилки. — Это не для здорового дурня, а для старушки. Блаженного даже домкрат не поднимет, если сам не побежит. Но я думаю, жить он хочет. — Оставьте ее, — прошептала вдруг бабушка Алиса. — Ей уже недолго осталось. — Кого оставить, бабушка? — не понял Сашка. — Ее. Ту, чья жизнь уже прожита. — Мама. Мама. Мама… — начал повторять, как испорченная пластинка, их слабоумный родич. — Мама. — Никого мы не оставим. Всё, пошли! — Пустырник повел их к опушке быстрым шагом, почти бегом, задавая темп. Его сыновья несли носилки. Легкое тело сухонькой старушки почти не замедляло их хода. За ними шли, едва успевая, женщины. Замыкал шествие Сашка, то и дело оборачиваясь. Лесополоса скоро кончилась, хоть и разрослась во все стороны, кроме той, где ее сдерживала нить шоссе. Начались овраги, поросшие кустарником, там они встретили остатки разбитого войска двух поселков. Их было не больше сорока человек. А уже через пять минут со стороны шоссе донесся рев моторов. Даже после короткой пробежки по оврагам Сашка понял, насколько удобные у него ботинки. Нигде не терло и ноги совсем не потели. Хороший подарок. Эх, Женька, сестренка… Обычно ни к братьям, ни к сестрам особой теплоты не чувствуешь, пока не случается расстаться — просто воспринимаешь то, что они есть, как должное. Для себя он решил, что если хоть волос с ее головы упадет, всем врагам при встрече он будет что-нибудь отрезать. На их выбор. Кира?.. Лучше бы не вспоминал. Стало еще муторнее на душе. Здесь он не мог не чувствовать личной вины. Не пялился бы на нее, как волк на мясо — глядишь, согласилась бы поехать в их фургоне. И что? Сейчас бы тоже увели к какому-то Магомеду. Как говорил Пустырник: «Куда не кинь — всюду клин. Куда не брось — всюду гвоздь. Куда не дуй — всюду…» И в рифму. Была надежда, что она могла спастись, за нее он и ухватился. Они шли. Вернее, почти бежали. Пересеченная местность закончилась. После десяти минут кросса по буеракам, заросшим густым березняком, они выбрались к цивилизации. Вернее, к тому, что было ей пятьдесят лет назад. Вышли к проселочной дороге, рядом с ней чернели деревянные одноэтажные дома, многие крыши давно провалились, окон не было, а у некоторых — и дверей. — Деревня? — спросил Сашка одного из сыновей Пустырника. — Дачи.