В воскресенье утром Ергуш отправился в деревню: хотелось повидать Палё Стеранку. Давно они не встречались. Все деревенские мальчики собрались у фабрики. Только Матё Клеща-Горячки, как всегда, не было среди них. Зато был Якуб Фекиач-Щурок в новенькой шляпе. Были Йожо Кошалькуля с Яном Чернильницей. И Густо Красавчик с Адамом Телухом-Брюханом. И Штево Фашанга-Бубенчик, и Имро Щепка-Левша. И много незнакомых сорванцов помладше. Не хватало только Рудо Рыжика. — Теперь ему хорошо, лежит в могиле, — говорили меж собой мальчики. Палё Стеранка подговаривал ребят дразнить барана Будачей. — Подойди к нему, — говорил он Йожо Кошалькуле, — и скажи: «Старый бес!» Увидишь, как обозлится. Подумает, что ты хочешь овец обидеть, и бросится на тебя. Йожо Кошалькуля взял у Палё кнут и подошел к овцам… — Старый бес! — закричал он. — Буц-буц-буц! Большой черный баран выбрался из толпы овец и решительно, с поднятой головой, двинулся к Йожо. Тот бросился наутек. Баран побежал за ним, боднул, сбил Йожо с ног. И гордо, как победитель, вернулся к стаду. Мальчики весело смеялись. Какая смешная и интересная эта новая забава! Можно испытать, кто проворнее, кто птицей убежит от барана. Дразнили по очереди: Якуб Фекиач, Яно Чернильница, Штево Фашанга. Баран всех догонял и валил наземь. Пошел Ергуш, соображая по дороге, как лучше бежать. Закричал: — Старый бес! Баран кинулся за ним: Ергуш петлял, бросался из стороны в сторону, кружил… Баран преследовал его, пока не добежал до фабрики, и ни с чем вернулся к овцам, яростно фыркая. Много смеху, страху и веселья доставил ребятам будачевский баран. Как только взошло солнце, Палё пожал руки ребятам постарше и погнал стадо на пастбище. Уходя, сказал Ергушу: — Буду ходить со стадом только до дня всех святых, а после уж каждый день встречаться будем… Мальчики держали совет: какую бы новую игру придумать? Лучше всего пойти на поля, развести костер, поискать картошки и испечь ее в золе. Картошку уже выкопали, но всегда найдешь остаточки. А можно отправиться к соседней деревне, к Скля́рову. Напасть на скляровских, объявить им войну. У них нет пращей, можно здорово нагнать на них страху. Пленных сечь — каждому пять розог по заднему месту. Весело будет, как на войне… — Чур, я палач! — крикнул Фекиач-Щурок. — И надо выбрать капитана. Выбрали Ергуша. — Ладно, — сказал Ергуш, — только уж каждый смотри в оба! Самые большие поля тянулись на восток от деревни и граничили с полями Склярова. Идти надо было через Верхний конец, потом садами и — тропинками — через поля. Ергуш украдкой заглянул по дороге во двор дома с заплатанной тесовой крышей, но никакой девочки с косичками не увидел. — Делайте пращи, — приказал Ергуш, — чтоб у каждого была. Как зайдем за деревню, упражняться будем. Мальчики помладше вытащили веревки, стали их мерять, связывать. У всех старших уже были пращи из толстых бечевок; тщательно сложенные, они лежали в карманах. За садами разошлись; подбирали камни, метали их в поле. Младших ребят Ергуш расставил по флангам. Стали станом на границе между землями обеих деревень, в густых кустах. Развели костер и палками принялись выковыривать из гряд забытые картофелины. Когда костер прогорел и образовался толстый слой золы и углей, закопали картофелины в золу и расселись вокруг. Ергуш сказал: — Надо подойти к Склярову поближе и вызвать неприятеля. Пусть идут малыши дразнить скляровских. Как только враги соберутся, бегите сюда. А мы тут подождем и нападем на них. Нельзя было не согласиться с ним — предложение Ергуша всем понравилось. Четыре-пять младших мальчиков пошли к Склярову. — Вы их дураками ругайте! — крикнул им вслед Фекиач-Щурок. — От этого они прямо бесятся, — добавил он вполголоса. Малыши, хоть и были еще очень далеко от Склярова, начали выкрикивать хором: — Ду-ра-ки! Ду-ра-ки! Крик был насмешливый и воинственный. Вскоре мальчики скрылись в лощине, и их не стало слышно. Костер жарко разгорелся, хворост трещал, отскакивали горящие сухие веточки. Йожо Кошалькуля промолвил: — Биться будем как черти. Ничего не бойтесь… Его собрались было осадить, как вдруг всем показалось, что у кого-то горит одежда. — Что-то тлеет, — заявил Ергуш. — Пахнет паленой тряпкой. Стали осматривать свои кабаницы, штаны — не нашли ничего подозрительного. — А пусть себе тлеет, — спокойно сказал Фекиач-Щурок, — мне дела нет! В это время шляпа у него задымилась, и что-то защипало на голове. Он сорвал шляпу, выпучил глаза и ахнул: в новенькой шляпе была дырка! Уголек попал на шляпу, прожег ее и чуть припалил волосы… — Кто это сделал?! — грозно заорал Фекиач-Щурок и, выхватив из костра горящую разлапистую ветку, стал бить ею кого попало. Всех, кроме Ергуша. Больше всего досталось Йожо Кошалькуле. Ребята разбежались — домой! У костра остался один Ергуш. Сидел молча. Палач Фекиач-Щурок вернулся к костру; отчаяние было написано у него на лице. — Отец меня убьет, — сказал он. — Как бы замазать дырку… Попробовал залепить слюнями — ничего не получилось. Фекиач снова заговорил: — Отец с мачехой заодно, они меня мучают. Вырасту — уж я им отслужу! Глаза его сверкали, и слезы катились из них. Ергуш все молчал. Попробовал картошки, выгреб те, что были помягче. — Ешь, — сказал он наконец. — Испеклись. Разложили картофелины, соскребли ножиками уголь, стали есть. Горячие! Открыв рот, выдыхали горячий пар. Фекиач-Щурок задумался. Его мучила мысль о прожженной шляпе. Со стороны Склярова послышался крик: — Ду-ра-ки! Ду-ра-ки! Малыши бегом возвращались к костру, за ними — как муравьи! — множество незнакомых мальчишек. Скляровские! Они гнались за юными разведчиками, швыряли в них твердыми комьями. Палач Фекиач-Щурок приготовил пращу, набрал камней в кучку. — Эй, — сказал Ергуш, — еще убьешь кого, не надо! Бросай комки земли, камнями не швыряйся! Фекиач не ответил, лишь зловеще улыбнулся. Он заложил камень в пращу, размахнулся, бросил… Камни так и посыпались на скляровских. Те опешили, но не побежали. Комьями земли стали осыпать противника. Разгорелся жестокий бой. Малыши Ергушевой партии подбежали к костру и, выстроившись в ряд, тоже стали кидать комья, как им Ергуш велел. Сражались самозабвенно… А Фекиач бросал камни. Ергуш обежал вокруг кустов, напал на скляровских сбоку. Неприятель в смятении стал отступать. Скляровские сломя голову кинулись наутек, падая по дороге. Победители преследовали их. Один из врагов — небольшой, неповоротливый, как колода, мальчишка — отстал от своих. Тяжелые отцовы сапоги мешали ему бежать, товарищи его бросили. Он упал и был захвачен в плен. Палач Фекиач-Щурок подскочил, принялся безжалостно сечь его ореховым прутом. — Я палач! — приговаривал он. — А ты пленник! Знай, с кем дело имеешь! И он хлестал, хлестал, не хотел остановиться. Пленный взвизгивал, метался, просил пощады — смотреть жалко! — Опомнись! — вмешался Ергуш и вырвал прут из рук Фекиача. — Не обижай пленных! Фекиач-Щурок покачнулся, чуть не потерял равновесия, когда Ергуш вырвал у него орудие казни; обиделся. Злобно посмотрел на Ергуша и, пробормотав несколько слов, которых никто не расслышал, ушел. У Ергуша испортилось настроение. — Уж больно он разозлился, — сказал Ергуш про Фекиача, обращаясь к плачущему пленнику. — А ты не обижайся, это он тебя так просто, в шутку… Пленный пошмыгал носом, утерся рукавом. Боязливо поглядывая из-под старой шляпы, он поплелся к своей деревне. На пригорке перед Скляровым собрались побежденные, кричали оттуда: — Погодите, паршивцы! Попадетесь нам в руки! — Ду-ра-ки! — крикнул Ергуш и повел малышей восвояси. Они побежали бегом и скоро были в деревне. Из низенького дома неподалеку от фабрики доносился пронзительный страдальческий вопль. Ергуш узнал голос Фекиача-Щурка. Отец порол его за шляпу. Порол, видно, жестоко и беспощадно…