— Другие не будут меня презирать, — ответила она. — Будь моим возлюбленным. — Если я это сделаю… ты знаешь, во что вы оба тогда превратитесь, — сказал он. — Мой отец начнет презирать тебя. — Он не начнет. — Но я начну! Из горла Лето непроизвольно вырвался резкий звук. В этом звуке сплелись все обертоны, унаследованные Паулем от матери-колдуньи. — Не говори так, — простонала она. — Я буду тебя презирать. — Пожалуйста… прошу тебя, не говори так. Лето потер шею, ощутив, что снова обрел власть над своими мышцами. — Он будет презирать тебя. Он снова отвернется от тебя и уйдет в Пустыню. — Нет… нет… В отчаянии она беспрерывно из стороны в сторону качала головой. — Ты должна уйти, мама, — твердо произнес Лето. — Нет… нет… — однако в голосе не было уже былой силы и убежденности. Лето всмотрелся в лицо сестры — как подергиваются его мышцы! Плоть отражала страсти, бушующие в душе. — Уходи, — прошептал он. — Уходи. — Не-е-ет… Лето схватил ее за руку, ощутил дрожь, сотрясавшую тело сестры. Она извивалась всем телом, стараясь вырваться, но он крепко удерживал ее, шепча: «Уходи, уходи». Все последнее время Лето ругал себя за то, что вовлек Гани в игру в родителей. Они часто занимались этим, но в последнее время Ганима начала сопротивляться. Верно, что женщины слабее мужчин при вторжении в их внутренний мир, понял он. Именно на этом основаны страхи сестер Бене Гессерит. Шли часы, но тело Ганимы продолжало дрожать и дергаться, сотрясаемое внутренней битвой, однако она окрепла настолько, что смогла вступить в спор. Лето услышал, как Ганима разговаривает с образом в своем сознании. — Мама… пожалуйста… — И снова: — Ты же видела Алию! Ты станешь такой же? Наконец Ганима немного обмякла и приникла к брату. — Она поняла и уходит. Лето погладил сестру по руке. — Гани, я очень виноват перед тобой, очень виноват. Я никогда больше не буду просить тебя о таких вещах, прости меня, прости. — Мне нечего тебе прощать, — сказала она, ее голос прерывался, как после тяжелой физической нагрузки. — Мы научились очень нужным вещам. — Она многое сказала тебе, — проговорил Лето. — Мы обсудим это потом. — Нет. Мы сделаем это сейчас. Ты был прав. — Мой Золотой Путь? — Твой проклятый Золотой Путь! — Логика бесполезна, если ее не подкрепить конкретными данными, — сказал он. — Но я… — Бабушка приехала, чтобы проследить за нашим образованием и посмотреть, не заражены ли мы. — То же самое говорит и Дункан. Нет ничего нового в… — … простых вычислениях, — согласилась Ганима; голос ее окреп, она отстранилась от брата и оглядела освещенную предрассветными сумерками Пустыню. Эта внутренняя битва… эти знания стоили им ночи. Королевским гвардейцам, патрулирующим ограду, придется сегодня объясняться с начальством. Ничего, Лето побеспокоится, чтобы у них не было неприятностей. — Тонкости люди чаще всего постигают только с возрастом, — сказал Лето. — Но чему обучаемся мы с помощью возраста тех, кто является нам в образах памяти? — Вселенная, которую мы наблюдаем, это не застывшая в своем физическом облике Вселенная, — отозвалась Ганима. — Мы не должны воспринимать бабушку как бабушку вообще. — Это было бы опасно, — согласился брат. — Но мой вопр… — Есть и еще кое-что, кроме восприятия тонкостей, — продолжала Ганима. — В нашем сознании должно остаться место, где мы должны хранить то, что не можем предвидеть. Вот почему мать так много сказала мне о Джессике. В последние минуты, когда мы были в полном контакте, она очень многое мне сказала. Ганима тяжело вздохнула. — Мы знаем, что она наша бабушка, — заговорил Лето. — Вчера ты провела с ней несколько часов. Именно поэтому… — Если мы допустим это, наше знание будет определять наше к ней отношение, — сказала Ганима. — Именно об этом предупредила меня мама. Один раз она процитировала бабушку и… — Ганима прикоснулась к руке Лето, — и я, словно эхо, услышала где-то на заднем плане голос бабушки. — Предупредила тебя, — промолвил Лето. Неужели в этом мире не на что положиться? — Самые смертельные ошибки проистекают из устаревших допущений, — сказала Ганима. — Вот что не уставала повторять мама. — Но это же Бене Гессерит чистой воды. — Если… Если Джессика снова вернулась в Общину Сестер… — … то для нас в этом заключается главная опасность, — закончил Лето мысль сестры. — В нас течет кровь Квисатц Хадераха — мужской ипостаси Бене Гессерит. — Они не оставят своих поисков, — сказала Ганима, — но они могут оставить нас. Они нас покинут, и инструментом послужит бабушка. — Но это совсем другой путь, — возразил Лето. — Да, они могут соединить нас, как супругов, но они не могут не знать, что такое спаривание приведет к рецессивным осложнениям. — Эту возможность они даже не должны обсуждать. — Особенно с бабушкой. Мне очень не нравится такой выход. — Мне тоже. — Однако не впервые королевскую родословную пытаются подправить… — На меня такое решение действует отталкивающе, — содрогнувшись, произнес Лето. Уловив это движение, она замолчала. — Сила, — произнес он. Брат и сестра были настолько сильно охвачены одними и теми же мыслями и чувствами, что Ганима тотчас поняла, о чем думал Лето. — Сила Квисатц Хадераха потерпит фиаско, — согласилась с братом девочка. — Если ее использовать таким образом, — сказал он. В этот момент за спинами детей взошло солнце — день вступил в свои права, дохнув на Лето и Ганиму зноем. Растения под скалами обрели цвет. Серо-зеленые остроконечные листья отбрасывали длинные тени в лучах взошедшего солнца. Косой серебристый свет окрасил оазис у подножия утеса зеленью, перемежающейся золотистыми и пурпурными тенями. Лето встал и потянулся. — Итак, Золотой Путь. — Ганима обращалась в равной степени к себе и к брату, зная, как преломилось последнее видение отца в сознании Лето. За увлажняющими занавесями послышался шорох и голоса. Лето перешел на древний язык, который служил брату и сестре для тайного общения. — Л'ии ховр самис см'кви овр самит сут. Именно таким было решение, которое они приняли с полным сознанием того, что совершают. В дословном переводе это означало: Мы пойдем вместе по смертному пути, хотя только один, вероятно, сможет вернуться, чтобы рассказать о нем. Ганима тоже встала, и они направились в сиетч. Придворные стражи при виде приближающихся королевских близнецов поднимались и падали ниц. Брат и сестра проследовали в свои покои. Толпа расступалась перед ними, люди обменивались многозначительными взглядами со стражниками. Проводить ночи в уединении скал над Пустыней — было древним обычаем святых фрименов. Все, исповедующие Умму, практиковали такие бдения. Этим занимались Пауль Муад'Диб и… Алия. Теперь настала очередь королевских близнецов. Лето первым заметил изменившееся поведение толпы и сказал об этом Ганиме. — Они не знают, что мы решили для них, — произнесла девочка. — Они действительно этого не знают. — Чтобы знать, нужны благоприятные обстоятельства, — сказал Лето, по-прежнему пользуясь древним тайным языком. Ганима некоторое время молчала, формулируя свою мысль. — Будущий траур по брату или сестре должен быть вполне реален — следует даже возвести надгробье. Сердце должно спать до тех пор, пока его не разбудят.