Если бы Кейт закричала, ее крик был бы слышен на улице. Если бы она позволила себе закричать! Когда охранник провожал ее к выходу, в комнате ожидания Кейт заметила знакомый «костюм ниндзя» – черный силуэт среди пастельных тонов летней одежды американцев и серых одеяний румын. – Мистер О’Рурк! Священник обернулся, улыбка тронула его губы, но тут же погасла, едва он увидел ее лицо. Он быстро пересек многолюдное помещение и, подойдя к Кейт, жестом отослал охранника. Тот, слегка поколебавшись, отпустил руку Кейт. Отец О’Рурк подвел ее к стулу в самом спокойном уголке зала и, смахнув с него стопку бумаг, усадил. Когда священник отошел, Кейт чуть не бросилась за ним следом, но вскоре он вернулся, неся бумажный стаканчик с холодной водой, которую она с благодарностью выпила. – Что случилось, миссис Нойман? – Голос его звучал мягко, а серые глаза пристально изучали лицо Кейт. Пока она говорила, какую-то отстраненную часть ее рассудка мучила мысль: это и есть исповедь? Это и есть то, что дает религия… перекладывание всех твоих проблем на чьи-то плечи? Кейт так не думала. Выслушав ее, О’Рурк кивнул. – А вы уверены, что румынские чиновники поторопятся с оформлением документов ребенка к вашему отъезду, даже если американцы не расшевелятся? Кейт энергично кивнула. Опустив глаза, она с удивлением обнаружила, что все еще сжимает в руках бумажный стаканчик. – А сколько надо на лапу? – спросил О’Рурк. – Румынскому чиновнику, я имею в виду. Кейт нахмурилась. – Нисколько. То есть я ожидала каких-то… ожидала, что придется заплатить пять-шесть тысяч долларов… но не пришлось. Мистер Станку, чиновник из министерства… он не упомянул, а я… нет. Священник с минуту переваривал эту новость. В его глазах Кейт прочла недоверие и вытащила из сумочки ворох документов. – Вот, взгляните, мистер О’Рурк. Они были готовы уже сегодня утром. Лучан говорит, они отвечают всем официальным требованиям и этого вполне достаточно. Я пыталась показывать их посольским чинушам… нашим чинушам… но эти безмозглые сучьи дети так задирают носы, что… Она замолчала и вздохнула. – Ничего, миссис Нойман, ничего. – Священник деликатно, но твердо положил ладонь на руку Кейт. – Подождите-ка здесь немножко, ладно? Он принес ей еще один стакан воды. Но Кейт не могла пить – она чувствовала, что злость комом стоит в горле, как тошнота. Много лет она не теряла контроля над ситуацией до такой степени. Отец О’Рурк просунул голову в ближайшее окошко. – Донна, можно воспользоваться твоим кабинетом? Да-да, всего пару минут, честно. Я сниму трубку, если позвонит его превосходительство. Спасибо, Донна, ты – чудо. Кейт удивленно заморгала сквозь слезы, увидев, как из кабинки выходит молодая женщина. О’Рурк подмигнул ей и проскользнул внутрь. Кейт услышала, что он просит оператора на коммутаторе вывести его на линию спутниковой связи со Штатами, и узнала код округа Колумбия – 202. Разговор продолжался не больше двух минут, и она улавливала только обрывки из него, поскольку мысленно все время возвращалась к тому, что ей следовало сказать мистеру Кроули из посольства. – Привет, Джим… Да, Майк О’Рурк, верно… Отлично, все отлично… А ты как? Нет, на этот раз не из Лимы и не из Сантьяго… Из Бухареста. Точно. Кейт закрыла глаза. Она, одна из первых пятнадцати гематологов Западного полушария, слушает, как какой-то приходский священник треплется с кем-то из своих старых приятелей, – возможно, с другим священником из Джорджтаунского университета или еще откуда-нибудь… – …Совершенно верно, – сказал О’Рурк в трубку. До Кейт дошло, что он сумел объяснить ее затруднения с визой не более чем в десяти словах. – Именно так, Джим… Мозги у тебя еще мхом не заросли со времен велосипедных дозоров. Она одна из немногих американок, что я повидал здесь за полтора года, и она хочет усыновить действительно приютского ребенка, очень больного… Больной, но совершенно не заразный… а этот хрен из отдела виз вставляет палки в колеса. Да… Согласен, вопрос жизни и смерти. Кейт почувствовала, как ее обдало холодом, когда она услышала это из чужих уст. Джошуа. Умер. Она вспомнила крошечные пальчики, доверчивые глаза… И словно вновь воочию увидела бесчисленные безымянные могилки возле детских домов и больниц в Бухаресте и других местах. – Хорошо, Джимми… Тебе того же, старик… Кев, думаю, пока в Хьюстоне… А Дейл работает над очередной книжкой в Грэнд-Тетоне или еще где-нибудь… Нет-нет, у Лоренса это уже третья свадьба, он приглашал меня. У них был какой-то знаменитый гонщик, который подрабатывает в качестве дзен-гуру. Он-то и провел церемонию… И тебе, амиго. Еще позвоню. О’Рурк вышел из кабинки и коснулся ее колена жестом отца, успокаивающего плачущего ребенка. Кейт подавила распиравшую ее злость. Она стала вспоминать знакомых гематологов, администраторов из ЦКЗ, репортеров, газетчиков, медицинских обозревателей. Среди них наверняка найдется кто-нибудь с большим весом, чем джорджтаунский приятель О’Рурка. Кто-нибудь окажет давление на Госдепартамент. За три дня? – Я провожу вас до больницы, – сказал священник. – Хорошо, – согласилась Кейт. Прежде чем они вышли из здания посольства, она сжала его локоть под черным рукавом пальто. – Спасибо, мистер О’Рурк. Спасибо за попытку помочь. – Ради бога, миссис Нойман… Они были уже в дверях, когда сверху буквально слетел по ступенькам мистер Кроули. Он так спешил, что почти скользил по мраморному полу. Волосы его растрепались, галстук съехал набок, на раскрасневшемся лице выделялось бледное пятно вокруг рта, а в глазах было такое выражение, что Кейт подумала, уж не полное ли и окончательное крушение карьеры только что привиделось этому чиновнику с ускользающей фамилией. – Миссис… м-м-м… доктор Нойман! – воскликнул он с явным облегчением в голосе. – Я рад, что мне удалось перехватить вас. Произошло недоразумение… Боюсь, я сам допустил ошибку. Он протянул ей ворох бумаг. – Мы устроим так, что заявление на визу будет рассмотрено до завтрашнего утра. Эта временная виза должна удовлетворить румынские власти, если у них возникнут какие-нибудь вопросы… Уже позже, по дороге в больницу, Кейт спросила О’Рурка: – Кстати, а что вы делали в посольстве? – Приходил по делам. – Что-нибудь насчет сомнительных усыновлений? Он пожал плечами. У Кейт вдруг совершенно некстати мелькнула мысль, что он в своем черном наряде с белым воротничком выглядит очень опрятным, симпатичным мужчиной, настоящим ирландцем. – Иногда, – сказал священник, – я не только препятствую, но и содействую. – Вы очень помогли мне. Возможно даже, что вы дали Джошуа последний шанс выжить. – Кейт помолчала, глядя на поток машин, проносящихся по бульвару Бэлческу. – А как фамилия вашего друга Джима? Отец О’Рурк потер подбородок. – Извольте. Харлен. – Сенатор Харлен? Сенатор Джеймс Харлен, возглавляющий Комитет по иностранным делам?… Которого Госсекретарь Бейкер хотел взять заместителем, хоть он и из другой партии? Тот, которого в восемьдесят восьмом году Дукакис чуть не назначил кандидатом в вице-президенты вместо Ллойда Бентсена? Священник улыбнулся. – Джимми оказался прав, когда решил, что это будет не лучшим ходом. Я же хотел, чтобы он баллотировался, и это лишь показывает мою наивность. Но он собирается дождаться девяносто шестого года и выйти на выборы… не в роли вице-президента. Из демократов только он да Куомо обладают всеми необходимыми для президента качествами… А у Джимми, мне кажется, для этого хватит и энергии, и новых идей. – И вы с ним друзья, – сказала Кейт, лишь потом сообразив, насколько глупо это прозвучало. – Были друзьями. Давным-давно. О’Рурк смотрел в сторону Национального бюро по туризму на противоположной стороне бульвара, но взгляд у него был отсутствующий. – Если бы я верила в чудеса, то сказала бы, что они постоянно происходят со мной в последнее время, – призналась Кейт. При этих словах ее охватило странное чувство. «Это правда. Это не сон. У меня будет ребенок». Она испытывала то же ощущение, что и в юности, когда, преодолевая страх, стояла на краю пятнадцатифутового трамплина в Кенморском муниципальном бассейне: и прыгнуть боязно, и отступать гордость не позволяет. – Единственным чудом кажется то, что румынский чиновник из министерства оказывает услугу без взятки, – задумчиво произнес О’Рурк. Заметив, что она дрожит, он хотел было взять ее за руку, но передумал. Кейт почувствовала на себе его внимательный взгляд. – Знаете, миссис Нойман, если мальчику суждено выжить, то чудеса придется делать вам. – Знаю, – ответила она. Затем, осознав, что, кажется, не произнесла это вслух, повторила громко и отчетливо: – Я знаю. Глава 12 Кейт и Джошуа должны были вылететь в Соединенные Штаты в понедельник, двадцатого мая, но еще накануне вечером, в воскресенье, она не сомневалась, что их не выпустят из страны. ЮНИСЕФ, который совместно с Международным фондом помощи ЦКЗ патронировал ее шестинедельную поездку в Румынию, заранее прислал ей билет на рейс «Пан-Америкэн», а поскольку в аэропорту Отопени не принимали телефонных подтверждений заказов, Кейт чуть ли не каждый час звонила в Национальное бюро по туризму, чтобы убедиться в его правильности. Мало того, она заставила Лучана два раза съездить в аэропорт в субботу и три – в воскресенье, дабы удостовериться, что рейс не отменен, а ее место забронировано. Хотя Джошуа отдельный билет был не нужен, она попросила Лучана проверить и это. Мистер Станку – низенький, краснощекий, жизнерадостный человек, представляющий собой полную противоположность стереотипу восточноевропейского бюрократа и ни в чем не похожий на других встречавшихся Кейт румынских чиновников, – подтвердил, что выездная виза Джошуа оформлена правильно и имеет законную силу. На формальном требовании насчет получения согласия одного из родителей никто не настаивал. С румынской стороны процедура усыновления оказалась на удивление простой. Американское посольство действовало медленнее, но в субботу днем мистер Кроули уже оформил выездную визу для Джошуа. Лучан приносил в больницу фотоаппарат, чтобы снять ребенка, но оказалось, что фотография не нужна. В США все формальности будут завершены в Центре по усыновлению в Скалистых горах, штаб-квартира которого располагается в Денвере, и потому у Кейт вряд ли возникнут проблемы, когда она окажется на месте. Поначалу главный администратор Первой окружной больницы господин Попеску был не очень-то доволен тем, что эта вспыльчивая американка забирает одного из его подопечных, причем ничего не заплатив ему за такую возможность; но звонки из Министерства здравоохранения и заверения румынских педиатров в том, что у ребенка почти нет шансов выжить, а его дальнейшее содержание повлечет за собой лишь дополнительные расходы для больницы, успокоили его до такой степени, что в последний день работы Кейт он только глуповато ей улыбался. Все бумаги были наконец оформлены. «Пан-Америкэн» получила уведомление, что в США перевозят очень больного ребенка, и приготовила во Франкфурте дополнительное медицинское оборудование. В самолет Кейт взяла свой медицинский саквояж, укомплектованный запасами из Красного Креста, а также контрабандными одноразовыми шприцами в стерильных упаковках, внутривенными капельницами и антибиотиками из Западной Германии, которые Лучан каким-то образом стянул из мединститута. Кейт была очень растрогана, поскольку знала, какие деньги за все это можно выручить на черном рынке. И хотя ее нет-нет да и посещала мысль о том, что все эти припасы должны бы остаться в Румынии и помочь хоть нескольким из многих тысяч больных детей здесь, она гнала эту мысль прочь и знала, что пойдет на все, украдет что угодно, сметет на своем пути любого, лишь бы спасти Джошуа. Для самой Кейт, почти двадцать лет свято соблюдавшей врачебную этику, собственное поведение стало потрясением. Она с четверга пыталась дозвониться до Тома, своего бывшего мужа, но автоответчик в Боулдере выдавал одну и ту же запись, сделанную его низким, веселым, мальчишеским голосом, сообщавшую, что он спускается по реке Арканзас и вернется, когда вернется. Желающим предлагалось оставить сообщение. Кейт оставила четыре сообщения, каждое из которых было чуть более связным, чем предыдущее. Ее разрыв с Томом, случившийся шесть лет назад, имел скорее спокойный, чем драматический характер и произошел мирно, без злобы. Они вошли в тот один процент разведенных, чьи взаимоотношения становятся более дружескими после развода, и частенько встречались, чтобы поужинать или выпить вместе после работы. Тому недавно стукнуло сорок, но он продолжал оставаться здоровым, как тот бык из поговорки, и привлекательным на манер Тома Сойера. В конце концов он осознал, что так и не повзрослел. В Боулдере он работал инструктором по водному туризму, но по совместительству мог быть и альпинистом, и велогонщиком, и проводником в Гималаях, и фотографом-пейзажистом. Занимавшая все его время профессия искателя приключений служила идеальным оправданием того – как он и сам уже признал, – что он так и не стал взрослым. А что касается Кейт, то за последние месяцы она выросла даже слишком, и ее чересчур уж взрослая часть души вытеснила все те остатки ребячества, которые роднили их с Томом в старые времена. Разговоров о воссоединении они не вели – Кейт не сомневалась, что ни один из них не способен представить себе совместную жизнь по второму кругу, – но общались гораздо раскованнее и куда непринужденнее обменивались своими небольшими проблемами и большими секретами. Много лет они уверяли друг друга, каждый по своим соображениям, что дети в их жизни не нужны, и вот теперь доктор Кейт Нойман, тридцати восьми лет, везет домой ребенка.