Соломон резко вдыхает, его кровь закипает. Его пальцы обхватывают стакан с виски, а костяшки пальцев белеют. — Остынь, чувак. — Хаулер застонал. Он соскальзывает с табурета. Зарывшись лицом в ладони, Хаулер поворачивается на табурете лицом к бару. Если полетят кулаки, у него будет возможность правдоподобно отрицать свою вину. Соломон встает в полный рост и бросает на парня взгляд. Все, что нужно. Взгляд, говорящий, что еще один шаг - и он оторвет ему голову. Тяжело вздохнув, парень поджимает хвост и удаляется на свой мальчишник. Не обращая внимания на удаляющегося ухажера, девушка успевает заметить Соломона прежде, чем он успевает отступить, и ее внимание останавливается на нем. Высокие скулы, полные губы, широко расставленные карие глаза, сверкающие, как роса. Он делает вдох, надеясь замедлить стук своего сердца. — Привет, — говорит она, произнося слова без малейшего акцента. Она приподнимается на носочках, ногти на ее ногах сверкают розовым на фоне бронзовой кожи. Она хватает его за предплечье, в ее голосе звучит надежда. — Ты пришел потанцевать, горный человек? — Я не танцую, — ответил он, и слова прозвучали грубее, чем он хотел сказать. Позади него Хаулер испустил измученный вздох, за которым последовал «чувак». Черт. Он был чертовски угрюм. Ее милое лицо скривилось от разочарования, а глаза, когда-то сверкавшие, теперь потускнели. — Ох... Он внутренне застонал и поскреб рукой бороду. Что за проблема, черт возьми? Она хочет музыкальный автомат и два шага, а он, черт возьми, должен быть тем человеком, который ей это даст. — Хочешь выпить? — спрашивает он, собираясь с силами и молясь, чтобы ему удалось удержать ее в своей орбите еще немного. Это неестественно. Его голос. Его предложение. Она смотрит на него из-под темных ресниц, низко опустив подбородок. — Да, пожалуйста. — Ее тон становится хриплым. Флиртующим. Христос. Он задерживается на ее губах. Розовые, как глазированный пончик. Пухлые. Вслед за девушкой Соломон направляется к бару, не обращая внимания на то, как тесно ему в промежности брюк. — Вино? — спрашивает он через плечо. — А что ты пьешь? — Виски. — Тогда, мне то же самое. Бармен протирает тряпкой лакированную деревянную поверхность и говорит: — Привет, босс. Что вам налить? Девушка хмурится. — Конечно. Он знает тебя. — Два Blanton's, — говорит он. — Отлично. — Пока они ждут виски, Соломон опирается рукой на стойку, чтобы успеть взять счет раньше, чем она. Резко втягивает воздух. Соломон видит это в ту же секунду, когда осознание приходит на ее лицо. Ее хорошее время остановилось. Ее глаза расширяются, затем сужаются, когда ее взгляд останавливается на его обручальном кольце. — Ты женат? Черт. — Нет. — Это все, что он сказал. Все, что он может сказать. Она поворачивает шею, чтобы посмотреть на Хаулера с другой стороны. В ответ он поднимает виски. — Честь скаута. — Пойдем, — предлагает Соломон, желая объяснить. — Хочешь подышать воздухом? Давай выйдем на улицу. После секундного колебания и пристального взгляда она кивает. — Хорошо. — Она вскидывает бровь. — Но у меня есть булава. (прим. ударное холодное оружие в виде тяжёлого металлического шара на рукоятке) — Я ценю это. — Он борется с желанием улыбнуться, ему нравится ее нахальство. С виски в руке, он протягивает руку, жестом предлагая ей идти первой. Его сердцебиение отдается в ушах, когда она подходит к своему табурету, берет сумочку и опускается на каблуки, мгновенно прибавив в росте пять сантиметров. Хаулер показывает большой палец вверх, и он хмурится в ответ. Они выходят на неосвещенное заднее крыльцо и спускаются по ступенькам. Сцепив пальцы и затаив дыхание, они заходят в лес с высокими вечнозелеными деревьями. Девушка вздрагивает и накидывает пиджак, чтобы защититься от пронизывающего мартовского ветра. По мере того как они углубляются в деревья, шум транспорта сменяется стрекотом сверчков. Бар "Медвежье ухо", может быть, и находится на окраине Нэшвилла, но для Соломона это все равно слишком большой город. — Итак, — спрашивает она, нахмурив брови и слегка нахмурив губы. — Ты действительно не женат? Потому что если да, то я не хочу быть этой девушкой. Совсем. Необходимость быть честным переполняет его. Потому что здесь, в этом незнакомом баре, с этой незнакомой девушкой, он чувствует, что может быть самим собой. Это похоже на новое начало. — Нет. Я не такой. Ее уже давно нет. — Он опускает подбородок, крутит золотое кольцо на пальце. — Никогда не было подходящего момента, чтобы снять его. На мгновение она замолкает. Обдумывая его признание, прикидывая, не является ли он мудаком, который будет врать о мертвой жене. — Я понимаю. Жить дальше трудно. — Ее мягкий, грустный тон говорит о том, что она тоже кого-то потеряла. — Откуда ты? — спрашивает он, ища способ заполнить тишину. Как только эти слова слетают с его губ, он проклинает себя. Клишированная болтовня, от которой он вздрагивает. Черт. Хаулер прав. Он заржавел как черт. — Нет. — Она поднимает руку, не отрывая внимания от ручья, сверкающего в лунном свете. — Давай заключим сделку. Никакой конкретики. — Когда он вскидывает бровь, она уточняет. — Сегодня вечером я - это не я, а ты - это не ты. Он кивает, оценив ее предложение. Ему нравится, что он может притвориться кем-то другим. Человеком, который не потерял жену семь лет назад. И не был безбрачным столько же лет. Они не будут мешать друг другу, несмотря на то, что в его голове проносится сотня личных вопросов. Как ее зовут? Чем она занимается? Почему она здесь? Как ей удалось стать такой чертовски красивой? Он кивает. Глотает виски. — По-моему, неплохо. От ее улыбки у него слабеют колени. Господи. Хаулер был прав. Ему нужно больше гулять. Улыбка не должна отправлять его в могилу. Она прислонилась к дереву и ковыряет кору. Она делает длинный глоток виски, легко дыша от горькости. Затем она откидывает голову назад, вздрагивает роскошными ресницами и задыхается. — Что такое? — спросил он, проследив за ее взглядом. — Звезды. — Она смотрит на небо. — Я не могу видеть звезды там, откуда я родом. Не так. Так он и думал. Она из большого города. — Здесь нет светового загрязнения, — объясняет Соломон, поднимая бокал к губам. — Я знаю лучший вид. Она поднимает бровь, любопытствуя, но молчит. — Мой родной город - одно из лучших мест в мире для наблюдения за звездами. — Правда? — спросила она, поворачивая голову, чтобы посмотреть на него, ее волосы колышутся, посылая в его сторону аромат ее духов. — Да. — Он придвигается к ней ближе. Она пахнет так, словно ее окунули в солнечный свет и ваниль. — Один личный вопрос. Но пусть он будет расплывчатым и слегка неинтересным. — Он не может удержаться. — Почему ты здесь сегодня? Она поворачивается к нему лицом, ее красивое лицо открыто и уязвимо в темноте. С этим движением странность между ними рассеивается. Осталась только уютная тишина двух людей, которые знают друг друга всегда. Она делает вдох и сосредотачивается на чем-то за его плечом. — Убежала - это приемлемый ответ? — Возможно. — Он пожимает плечами и делает еще один глоток виски. — Я слишком много работаю, — тихо начала она. — У меня нет жизни. — Она отводит взгляд, словно смущаясь своего признания, затем снова смотрит на небо. — Или любви. У меня нет звезд. Моя мама всегда говорила: найди свои звезды, но у меня их нет. И никогда не было.