– Теперь ты, Машка, – обратился Цент к девушке. – Не все зомби могут заинтересоваться очкариком, поэтому остальных отвлечешь на себя ты. – Ладно, – равнодушно ответила Машка, вновь замечтавшись о прекрасном принце. – Ну а я, – закончил распределять роли Цент, – храбро вбегаю в очищенную вами деревню, завожу грузовик и отгоняю его в безопасное место. Все просто. – А если грузовик не заведется? – спросила Машка. – Я об этом думал, – кивнул головой Цент. – Если это произойдет, придется отступить и спланировать новую операцию. Не с первой, так со второй попытки, но тушенку мы спасем. – У нас ведь и так полно еды, – как бы между делом напомнила Машка. – И? – зло глядя на нее, уточнил Цент. – Ну, зачем нам, в таком случае, еще припасы? – Зачем припасы? – взорвался бывший рэкетир. – Зачем, спрашиваешь, припасы? Да потому что харчи, это тебе не золотые слитки. Харчи съедаются. А у нас, к тому же, они съедаются с какой-то умопомрачительной скоростью. Не понимаю, в чем причина. Сам я умерен в еде, кормлюсь малыми порциями, во всем себя ограничивая. – Я тоже не обжора, – сообщила Машка. – Тогда кто виноват в том, что наши запасы провизии тают, как снег под весенним солнцем? Кто тот неистовый живоглот, чьими стараниями мы не успеваем добывать провизию, как она тотчас же исчезает? И Цент обрушил на Владика страшный взгляд. Программист невольно съежился, осознав, что на него, горемычного, опять собираются повесить обвинения во всех смертных грехах. Точнее, в одном – чревоугодии. Но в глазах жадного Цента этот грех был страшнее всех прочих вместе взятых. – Да, так и есть, – произнес Цент страшным голосом. – В нашем дружном коллективе завелся безудержный пожиратель. И мы все знаем, кто он. Уж Владик-то знал. Этим пожирателем являлся Цент. Ни до, ни после зомби-апокалипсиса программисту не доводилось видеть человека, питавшегося так же обильно и расточительно, как выходец из девяностых. – Мне тяжело это говорить, но я боюсь, что придется принять решительные меры, – произнес Цент, не отрывая от Владика своего злобного взгляда. – Преступному обжорству пора положить конец. Владик всхлипнул, пытаясь представить себе, какая кара ждет его. Цент зашьет ему рот? Зашьет еще что-нибудь? Выбьет половину зубов? Выбьет и вторую? Что бы там ни затевал изверг из девяностых, Владик твердо знал, что ему следует готовиться к худшему. Потому что ничего иного в этом мире для него не осталось. 4 В том, что все пошло не по плану, Владик Цента не винил. Ну, разве что чуть-чуть. Самую малость. Винить его в полную силу было страшновато. Ведь если бы изверг из девяностых заметил на лице своего мальчика для битья осуждающее выражение, для того все обернулось бы еще большими страданиями. А Владик этого не хотел. В тот день он так исстрадался досыта. То, что придуманный Центом план не является удачным, Владик осознал в тот самый момент, когда бывший рэкетир презентовал ему его транспорт. Тот самый, верхом на котором он должен был отвлечь на себя большую часть обитающих в деревне мертвецов. Не веря своим глазам, Владик с немым ужасом взирал на небольшой старый велосипед, предназначенный скорее для подростка, чем для взрослого мужчины, пусть и мужчины субтильного, худенького и невысокого, на чьем лице бугрились алые следы навеки затянувшегося переходного возраста. Велосипед был стар. Его местами погнутую раму покрывали пятна ржавчины, а кривые колеса при езде выписывали лихие восьмерки. Дерматин, обтягивающий седло, был дыряв во многих местах, и, глядя сквозь него можно было видеть ржавую провисшую цепь. Оба колеса были спущены, притом на заднем из них отсутствовала даже шина. Остался только металлический обод. Руль стоял не вертикально к линии движения, а был повернут под каким-то удивительным углом. Довершала картину надпись, которую чья-то шкодливая рука начертала на треснутом стекле фары, прикрепленной к раме ржавым болтом. Надпись состояла из одного слова, а то всего из трех букв. Но говорили они о многом. – Что это? – дрогнувшим голосом спросил Владик, указывая на кусок ржавого железа, который язык не поворачивался назвать велосипедом. Он надеялся, что это очередная несмешная шутка хохмача Цента. – Твой байк, – ответил Цент, и толкнул велосипед в сторону Владика. Тот поймал технику, и слезы заструились по его щекам. Ехать на этом хламе в толпу зомби было равносильно тому, чтобы с разбега запрыгнуть щучкой в доменную печь. – Я не смогу, – прошептал Владик, и в глазах его застыл искренний ужас. – В чем проблема? – нахмурился Цент. – Я тебе даю велосипед. От мертвецов можно даже пешком убежать, а уж на велосипеде и подавно. Просто крути педали и наслаждайся жизнью. Владик вновь опустил взгляд на предложенный ему транспорт. Нет, это был не велосипед. Это был зомби-велосипед, который умер много лет назад, но так и не понял этого. – Он же сломан, – попытался объяснить Владик. Цент тоже посмотрел на велосипед. – Да нет, – пожал плечами он, – вполне себе рабочий велик. Ну, ржавый немного. Подумаешь! Он ржавый, ты прыщавый. У всех свои недостатки. Владик вновь открыл рот, намереваясь донести до изверга очевидную мысль, что ехать на этой рухляди невозможно, но Цент его опередил. – Выбирай, – предложил он, – либо велосипед, либо пешком. – Велосипед! – выпалил Владик, пока Цент не выбрал за него. Пешком, и Владик знал это точно, он от зомби не убежит. Особенно на открытой местности, где негде спрятаться или укрыться от плотоядной нечисти. Велосипед давал хоть какой-то шанс, призрачный, но шанс. Свою задачу Владик усвоил четко. Она состояла в попытке изощренного суицида. Верхом на древнем велосипеде он должен был проехать сквозь деревню, собрать всех мертвецов и увести их за собой. Куда – не важно. Хоть в землю обетованную, хоть по тому адресу, что красовался на стекле велосипедной фары. Лишь бы прочь из деревни. – Сильно не гони, – напутствовал его Цент. – Если зомби отстанут, они прекратят преследование. Держи небольшую дистанцию, метров в десять. Можешь их поддразнивать своим визгом. Владик невпопад кивал головой, лицо его было белее мела. Машки с ними не было, девушка уже отбыла на свою позицию, готовясь отвлекать на себя тех мертвецов, что не погонятся за велосипедистом. – Ну, Владик, с богом, – пожелал ему удачи Цент. – Если вдруг что, то знай – я буду скучать. Владик поверил извергу. Конечно, он будет скучать. Скучать по терзаниям и пыткам, которые устраивал несчастному программисту, наслаждаясь чужими страданиями. Оседлав велосипед, Владик оттолкнулся от земли и поставил ноги на педали. Вся конструкция под ним скрипела, громыхала и вибрировала – на колесах не было шин, которые создавали амортизирующий эффект, и Владик своей пятой точкой чувствовал каждый камешек, каждую кочку, каждую ямку на своем пути. Очень, очень хорошо чувствовал. Седло било в его зад с такой силой, что у программиста непрерывно лязгали челюсти. Он напоминал обезумевшего щелкунчика, который зачем-то оседлал велосипед и несся по плохой деревенской дороге навстречу неминуемой смерти. Ну, то есть, как – несся? Нестись на этом чуде техники было в принципе невозможно. Все скоростные рекорды этого велосипеда остались в далеком прошлом. Владик просто ехал, ехал примерно с той же скоростью, с какой мог бы бежать. И он уже видел впереди серые тела живых мертвецов, бродящих по центру деревни вокруг единственного на весь населенный пункт магазинчика. Тут Владик попытался набрать скорость, прекрасно понимая, что если проедет мимо мертвецов недостаточно быстро, те могут успеть схватить его и повалить на землю. Он начал яростно крутить педали, ржавый механизм выл и стонал. Седло неистово колотило его по ягодицам. Зомби заметили его. И тут же, словно по команде, двинулись на добычу, замогильно рыча и выставив перед собой трясущиеся руки. Владик видел, что он несется прямо навстречу верной смерти. Стал выворачивать руль, одновременно с этим еще быстрее вращая педали, и вдруг те провернулись с поразительной легкостью. Владик не сразу понял, что сучилось. Лишь крутанув педали раз десять, он осознал – у его велосипеда соскочила цепь. Теперь он не мог ни увеличить скорость, ни затормозить. Владик катился прямо на мертвецов, подпрыгивая на кочках и дергая кривой руль, который поворачивал велосипед куда угодно, только не туда, куда нужно. Владик понял, что сейчас он погибнет лютой смертью, но тут его велосипед наскочил голым колесом на особо крупную кочку, его подбросило в воздух, и ветхое седло соскочило с крепления в тот момент, когда Владик на мгновение оторвал от него свой зад. Увы, но программист не заметил этого. Не заметил, и резко опустил пятую точку обратно. От резкой боли у страдальца потемнело в глазах. Владик не сразу понял, что произошло. Вначале подумал, что какой-то мертвец догнал его, и впился в зад гнилыми зубами. Затем до пульсирующего болью сознания дошло – он водрузил сам себя на металлическую трубу рамы. Крича от боли, насаженный на кол Владик катился по неуправляемой траектории. Когда дернул руль в очередной раз, тот просто оторвался от рамы и остался у него в руках. Владик тупо продолжал цепляться за него и дергать из стороны в сторону. Но продлилось это безумие недолго. На следующей же кочке у велосипеда отлетело заднее колесо, и Владик грохнулся на твердую землю. Боль была страшной – отбил локти, раскровенил нос, ноги запутались в раме велосипеда, и он едва не переломал их при падении. Плюс к этому, чудовищно болела задница, пережившая частичное водружение на кол. И все же, забыв о боли и полученных травмах, Владик не позволил себе залеживаться. Монстры уже наступали на него со всех сторон. Он поднялся и, прихрамывая, побежал, а зомби стекались со всей деревни и включались в процесс преследования. За всем этим с безопасного расстояния наблюдал Цент. С неодобрением он отметил, что безответственный программист опять испортил все дело. Вдребезги поломал выданный ему велосипед, да еще и сам едва не стал жертвой мертвецов. Впрочем, пусть и с накладками, но Владик выполнил свою часть плана. Убежал, и увел за собой всех деревенских зомби. Как надолго программисту хватит сил, Цента не волновало. Он считал, что если во Владике пробудится могучий инстинкт самосохранения, то тот выживет. Ну а если инстинкт продолжит сладко спать, то туда ему и дорога. Инстинкт-то во Владике пробудился, еще как пробудился. С инстинктом у него проблем не было. А вот с чем у него действительно были серьезные проблемы, так это с физической подготовкой. Он бежал по деревенской дороге, не помня себя от ужаса. Стесанные о гравий локти пылали огнем, отбитые о раму ноги так и норовили предательски подломиться. Но наибольший дискомфорт доставлял сокрушенный о железную трубу зад. Владику начало казаться, что все это было заранее спланировано Центом. Он нарочно сделал так, чтобы велосипед, развалившись под всадником, нанес тому наибольшие повреждения. В идеале, как думал Владик, велосипед должен был лишить его жизни. И ему это почти удалось. Насадись он на трубу сильнее, так бы он на ней и остался. Владик оглянулся через плечо, и увидел толпу загробной сельской нежити, наступающую ему на пятки. Впереди уже виднелся край деревни, а за ним протянулись поля, на которых не было ни одного укрытия или убежища. Владик стиснул зубы, и ускорил бег. Его единственный шанс на спасение состоял в том, чтобы скрыться с глаз мертвецов. Только в этом случае они прекратят преследование. Цент вошел в очищенную деревню. Он двигался без спешки, часто поглядывая по сторонам и не выпуская из рук дробовика. С околицы донесся горький крик программиста. Владик все еще был жив. То упорство, с которым прыщавый нахлебник цеплялся за свое никчемное существование, взбесило Цента. Владик вел себя так, будто собирался прожить тысячу лет. И всю эту тысячу лет самозабвенно трескать тушенку и сухарики. Цент понял – с прожорливым спутником пора что-то делать. Дальше в таком духе продолжаться не могло. Если у самого Владика напрочь отсутствует совесть, придется вмешаться в это дело извне, и принудить живоглота к умеренности в качественной и вкусной пище. Не те нынче времена, чтобы кого попало тушенкой да сухарями потчевать. Трудная година, зомби-апокалипсис, все дела. Тушенки мало, сухариков тоже. На всех их не хватит. Кому-то неизбежно придется перейти на кормежку попроще. Цент, прикинув в уме, понял, что в их коллективе этим кем-то суждено стать Владику. Хватит уже программиста да консервами кормить. Пора приучать его к овощам, а там и до сена недалеко. Тут Цент услышал Машкин крик. Девушка громко зазывала к себе оставшихся в деревне мертвецов, расчищая крутому перцу путь к грузовику с продуктами. Цент уже видел его. Автомобиль стоял возле магазина, и, судя по состоянию рессор, был под завязку набит провиантом. Ох и грянет же пир на весь мир! Ну, не на весь, конечно, весь мир-то обойдется. Пировать будет он сам и, возможно, Машка. А вот Владика на свой пир Цент решил не приглашать. Разве что в качестве официанта. Беспрепятственно добравшись до грузовика, Цент залез в кабину, и с радостью увидел ключ в замке зажигания. Пока что все шло неплохо, высшие силы явно благоволили ему. Чувствуя себя любимцем богов, Цент повернул ключ зажигания раз, повернул два, повернул три…. Ничего! Проклятая колымага даже не предприняла попытки завестись. А вот Цент завелся, да еще как. – Чертов хлам! – взревел он, колотя кулаками по рулевому колесу. – За что? За что мне все это? Он предпринял еще несколько безуспешных попыток запустить двигатель, а потом понял – надо уходить. Отступить, перегруппироваться, и придумать новый план. Едва он вылез из грузовика, как вначале услышал, а затем и увидел Владика. Тот бежал обратно, красный, измученный, с мокрым от слез лицом, а за ним, рыча и подвывая, следовала толпа мертвецов. Когда Цент понял, что тупой подельник вначале увел всех зомби из деревни, а затем, сделав круг, притащил их на прежнее место, он принял решение – пищевым санкциям быть. Владику они пойдут только на пользу. Ему открылась страшная правда – программист непростительно зажрался. Регулярное поедание мясных консервов и сухариков со вкусом холодца и хрена развратило его грешную душу. Он забыл, что вкусная и здоровая пища, это роскошь, а не повседневная рутина. И что ее еще нужно заслужить. Пришла пора напомнить ему об этом. Но пока что пришлось просто убегать, потому что Владик вел толпу зомби прямо на него. – Зачем ты притащил их обратно? – спросил Цент, когда программист поравнялся с ним, и они вместе побежали обратно, к оставленной за пределами деревни машине. – Я так испугался, – сквозь отдышку заныл Владик. – Я не понимал, что делаю. Цент оглянулся, и увидел деревенскую нежить, упорно преследующую их. – Не волнуйся, Владик, – сказал он своему спутнику, – скоро ты многое поймешь. Возможно, ты поймешь вообще все. Я об этом позабочусь.