– Жень, может, повернем? – осторожно предложил Паша. – А как же Мишка? – спросил его друг. – Ты ведь понимаешь, что он не протянет долго в лапах у этих нелюдей. Если они сделали такое с лошадью, представь, что сделают с ним. Паша понял, что ведет себя малодушно. Мало что ли мертвецов они порубили своими мечами? Да и с живыми противниками сталкиваться доводилось. И тем не помогло ни огнестрельное оружие, ни численный перевес. – Ты прав, – согласился он с соратником. – Едем. Мы должны спасти Мишку. К тому моменту, как они заметили впереди крыши каких-то строений, уже почти наступила ночь. За время пути они подобрали еще три стрелы. Возможно, тех было больше, но заметили они только три штуки. Эти стрелы вели их, как нить Ариадны, но не к выходу из лабиринта, а прямо в логово чудовища. Там, впереди, была то ли деревня, то ли какой-то животноводческий комплекс, давно заброшенный и пришедший в упадок. И оба друга интуитивно почувствовали, что злодеи, похитившие Мишку, поджидают их там. На подъезде к строениям они спешились. Вопреки расхожему заблуждению, человек в тяжелых латах мог не только самостоятельно сесть на лошадь или поднятья с земли, но и вполне успешно передвигаться пешком, бегом, а так же совершать всевозможные маневры. Конечно, атаковать верхом было бы удобнее, но только не в ночной темноте. Еще не хватало, чтобы лошади переломали себе ноги, а всадники, вылетев из седел, все кости. Лошадей они привязали к дереву, что росло возле колеи, а сами, обнажив мечи, медленно двинулись вперед, навстречу неизвестности. По мере приближения к строениям, они видели, что это жилые дома, но настолько древние и ветхие, что люди, вероятно, покинули их десятилетия назад. У одного строения крыша обвалилась, у второго она еще была цела, и друзья с удивлением выяснили, что крыта она потемневшей от времени и непогоды соломой. Они, конечно, слышали о таком, но оба полагали, что данный кровельный материал остался где-то в далеком прошлом. Хижины выглядели зловещими руинами без дверей и окон. Затруднительно было сказать, как велика брошенная деревня. Вся она густо заросла зеленью, которая лет через двадцать неминуемо превратится в дремучий лес, навсегда поглотив остатки человеческого жилья. Уже сейчас кое-где молодые побеги вставали настоящей непроходимой стеной, скрывая за собой целые подворья. В некоторых местах уцелели участки плетеного забора и хозяйственные постройки в виде ветхих покосившихся сараев, в стенах которых зияли огромные дыры. И над всем этим стояла звенящая неестественная тишина, будто сама природа затаилась, предчувствуя нечто недоброе. Что-то было здесь, в этом жутком месте. Что-то таилось среди руин. Паша и Женя кожей чувствовали на себе пристальный взгляд чьих-то злобных глаз. То были не глаза человека, но какого-то монстра. У более впечатлительного Жени даже прихватило живот – так сильно было ощущение этого зловещего взгляда. Они медленно шли мимо полуразвалившихся хижин по заросшей травой дороге. Каждый из них контролировал свою сторону улицы, внимательно следя и прислушиваясь – не мелькнет ли среди развалин черный силуэт, не хрустнет ли ветка под чьей-нибудь недоброй ногой. Ощущение чужого присутствия усиливалось с каждым шагом. Им казалось, что они вступили в логово монстра, в пещеру ужасного дракона, что обитал в этом месте тысячу лет, и пропитал его своими злобой и яростью. Монстр был здесь, они знали это. И он следил за ними, выжидая удобный момент для атаки. Зайдя глубоко в деревню, и невольно поддавшись страху, что внушало им это мертвое, давно оставленное людьми, место, Паша и Женя поняли, что погорячились с героизмом. Друга Мишку им было, конечно, жалко, они хотели бы его спасти, но кого они смогут найти здесь, в страшной брошенной деревне, окутанной зловещей ночной тьмой? Что они отыщут здесь, кроме крупных неприятностей? – Знаешь что, – прошептал Паша, обращаясь к другу, – надо бы нам уходить. И в этот раз Женя не стал ему возражать. Вся решимость настичь и покарать злодеев, дабы вернуться в лагерь героями и со спасенным Мишкой, из него выветрилась. – Да, уходим, – согласился он. – Вернемся в лагерь, расскажем все, и тогда уже…. Договорить он не успел, поскольку могильную тишину ночи внезапно нарушил громкий крик. То был крик боли и отчаяния, не содержащий в себе никаких разумных слов. Просто звук, вырвавшийся изо рта несчастного, подвергнувшегося адским истязаниям. Паша и Женя узнали этот голос. Он принадлежал Мишке. Не сговариваясь, они бросились вперед по дороге, громыхая латами. Мишка кричал где-то неподалеку. Он был совсем рядом. И, судя по крику, подвергался чудовищным мучениям. Возможно, похитители заняты пыткой, и не ждут их появления. А если и ожидают, пускай пеняют на себя. Крик повторился. Паша и Женя поняли, что он звучит из большого дома с гостеприимно распахнутой дверью и окнами, грубо заколоченными досками. Внутри дома было темно, но у Паши имелся при себе крошечный фонарик. Его света хватит, чтобы рассеять царящий в хижине мрак. Они стремительно ворвались в избу, держа мечи перед собой. Паша быстро включил фонарик, и провел лучом света по голым стенам сруба. А Женя в это время понял, что чувствует какой-то сильный резкий запах. Вроде бы как знакомый запах, но он все никак не мог вспомнить, что это. – Смотри! – вскрикнул Паша, чем привлек внимание друга. В свете крошечного фонарика они увидели жуткую картину, словно явившуюся в реальный мир из какого-то мрачного ужастика, из той серии, где главные герои не доживают до финала, становясь жертвами монстров или маньяков. Мишка Гуд был привязан за руки и за ноги к большому старому столу. Его кожаные штаны были не просто сняты, а разорваны в клочья некой неведомой силой. Но неведомая зловещая сила на этом не успокоилась. Потому что из заднего прохода Мишки торчал наполовину засунутый внутрь его же любимый лук. Страдалец еще был жив, об этом свидетельствовали его круглые от боли и ужаса глаза, но огромный кляп во рту мешал ему кричать. А кричать Мишке явно хотелось. Потому что помещение лука в зад стало финалом долгих и мучительных истязаний, которые он вытерпел. Об этом свидетельствовали многочисленные гематомы, порезы и ушибы, а так же многократно сломанный нос, который потерял всякую форму, превратившись в большой набухший прыщ посреди посиневшего от побоев лица. Паша и Женя бросились к несчастному другу, отложили мечи, стащили с рук латные перчатки, и стали торопливо извлекать кляп из его рта. Сделать это оказалось непросто. Неведомые злодеи постарались, и затолкали в Мишкин рот всю его рубаху целиком. – Сейчас, друг, – умолял мученика Паша. – Потерпи. Мы тебя освободим. Все будет хорошо. Но в Мишкиных глазах он прочел железную уверенность в том, что хорошо ему уже не будет. Никогда. – Вот уроды! – чуть не плача, причитал Женя. – Я их найду. Клянусь! Я им кишки выпущу, и заставлю их сожрать. Наконец, совместными усилиями, они вытащили кляп из Мишкиного рта. Едва тот обрел право голоса, как тут же разразился долгим и громким криком. То был крик боли и отчаяния. И друзья не осуждали своего соратника. Судя по всему, тот прошел через немыслимый кошмар. – Миша, кто это сделал? – начал выспрашивать Женя. – Миша, брат, ответь нам – кто сделал это с тобой? Но Мишка не мог сказать ничего членораздельного. Он пытался, но отдельные слова не связывались в предложения. Паша расслышал только «лук», «зад» и «больно». – Мы заберем тебя отсюда, – сказал ему Женя, мечом пытаясь перерезать веревки, что фиксировали Мишкино тело на столе. – Мы тебя на ноги поставим. Ты, главное, не сдавайся. В этот момент до того безумный от боли и ужаса взгляд Мишки обрел временную ясность, он уставился на своих друзей, и громко выпалил: – Бегите, глупцы! А вслед за этим входная дверь в избу с грохотом захлопнулась. И Паша с Женей расслышали, как снаружи ее подпирают чем-то тяжелым. Мишка кричал все громче, судорожно дергаясь на столе. Торчащий из его зада лук задорно раскачивался из стороны в сторону. Кажется, несчастный страдалец что-то знал. Это знание жуткой болью светилось в его очах. Он знал о том, что за кошмарный монстр обитает здесь. Паша, заглянув в глаза истерзанному другу, невольно содрогнулся. Нет, здесь орудовал не человек. Обычный человек не мог повергать в такой ужас. Тут обитало нечто. Нечто, выползшее на свет божий из темных глубин, где властвует вечный мрак и хлад замогильный. И это нечто было голодно. Оно явилось в мир, чтобы питаться чужими страданиями. Паша и Женя бросились к двери, и попытались открыть ее. Безрезультатно. Они стали толкать ее плечами, лягать ногами, но та даже не шелохнулась. Судя по всему, снаружи ее подперли чем-то большим и тяжелым, возможно – бревном. – Что будем делать? – закричал Женя, и Паша понял, что его друг балансирует на краю паники. Ему и самому было дико страшно. Они угодили в ловушку чудовища, и одному богу было известно, как собирался поступить с ними кровожадный монстр. Паша попытался взять себя в руки и с трудом возвратил себе здравомыслие. Дверь им, похоже, не сломать, но, возможно, удаться пробиться сквозь окна. Те были заколочены толстыми досками, но разве они не сумеют выбить их? Или разрубить мечами? – Окно! – крикнул Паша, тряся истеричного друга за плечи. – Женя, окно! Бери меч, мы сломаем доски. Они бросились к своему оружию, повернулись к окну, и обомлели от ужаса. Потому что снаружи был огонь. Паше почудилось, что сквозь щели между досками он видит морду дракона, ощетинившуюся рогами и покрытую темной чешуей. Огонь вырывался из его оскаленной пасти, сквозь ряд острых зубов, а прищуренные глаза, полные нечеловеческой злобы, смотрели на двух рыцарей. Затем огонь полез внутрь, и Паша понял – это факел. Кто-то снаружи пропихивал горящий факел в избу. Женя в этот момент тоже кое-что понял. Понял, запах чего почувствовал, когда они вошли сюда. Это был запах керосина. Факел упал на покрытый мусором пол, и огонь тут же вспыхнул с невероятной силой, начав стремительно расползаться по всей избе, взбираться на бревенчатые стены, вскидывая языки, лизал солому кровли. Как оказалось, вся изба изнутри была залита керосином. Кто-то очень постарался, превращая заброшенное жилище в крематорий. Паша и Женя быстро отступили к столу, на котором корчился и кричал Мишка Гуд. Огонь стремительно набрал силу, и наступал на них стеной жара и смерти. Языки пламени скользили по стенам, удушливый дым стремительно заполнял избу. Ребята бросились к окну в противоположной от входа стене, стали колотить кулаками по толстым доскам, но гвозди держали крепко и не поддавались. А огонь уже подступил к ним вплотную. Он перекинулся на стол с привязанным к нему Мишкой, и тот в один миг превратился в живой факел. Его крик перешел в какой-то жуткий монотонный вой, которому вторил жадный рев набравшего силу пламени. Паша и Женя продолжали колотить сбитыми в кровь кулаками по доскам в окне, когда огонь охватил их, нырнул под доспехи, и впился в кожу своими смертоносными языками. Их хоровой крик разнесся по мертвой округе, ненадолго потревожив тишину брошенной деревни. Разнесся, отзвучал, и довольно быстро смолк. Смолк навеки. Изба полностью скрылась в вихре бушующего пламени, а дым, валящий густым столбом, казался темной колеблющейся колонной, подпирающей усыпанный звездами небесный свод. Два человека стояли перед гигантским костром, и, щурясь от накатывающего волнами жара, смотрели на огонь. – Хорошо горит, – заметил Цент, сунув в рот сигарету. Он подобрал горящую палку, которая вылетела из костра и упала ему под ноги, и прикурил от нее. Рядом с ним трясся бледный Владик. Зверская расправа над тремя людьми повергла его в шок. Даже с учетом того, что эти трое являлись похитителями Машки, которые, возможно, успели сделать с его возлюбленной всякие нехорошие вещи, они не заслуживали подобной смерти. Ее никто не заслуживал. Даже самого злобного злодея, которого нет никакой возможности терпеть на этом свете, можно умертвить быстро и гуманно, не превращая казнь в сатанинское жертвоприношение. Но Цент, похоже, был на этот счет иного мнения. – Запеканка в стиле девяностых, – сказал он, выпуская изо рта клуб табачного дыма. – Что ж, начало зверской мести неплохое. Даст бог, и продолжение не разочарует. Владик вздрогнул, представив себе, сколькие несчастные еще расстанутся с жизнями на его глазах. Расстанутся страшно, болезненно, с дикими криками. И с этим непосильным грузом ужасов, свидетелем которым он непременно станет, ему теперь придется как-то жить. 10 Сложившись пополам, юный Петя, бледный и потный, мощным фонтаном извергал из себя недавно съеденный завтрак. Завтрак пошел наружу коротким путем, через рот. Он решил срезать маршрут, когда глаза Пети увидели то, что осталось от троих его друзей. А осталось от них немного. От бедняги Мишки только кости, обугленные черные кости, да и тех не слишком много. Пламя было такой силы и продолжительности, что почти уничтожило тело полностью. От Паши и Жени сохранилась кучка черного металла – то, во что превратились их некогда сверкающие на солнце латы. Только благодаря латам и удалось понять, что эти останки принадлежат их друзьям, а не каким-то левым людям. – Какие же нелюди могли сделать такое? – простонал Артур. Он едва держался на ногах, но, в отличие от юного Пети, его желудок оказался чуть крепче, и он не извергал из себя рвоту. – Нелюди, – согласился Ратибор. Вождь был мрачнее ночи. Он глядел на пепелище, на черное от копоти железо, некогда бывшее доспехами, и трухлявые головешки – то, во что превратились тела их соратников, и на его вечно невозмутимом лице проступило выражение страха. Тот, кто сделал это, не был человеком. Возможно, он выглядел, как человек, ходил на двух ногах и разговаривал ртом, но это ничего не значило. За человеческой внешностью скрывался ужасный монстр. – Что мы будем делать? – спросил Артур. На языке Ратибора вертелся ответ – мстить! Выследить и уничтожить тех злодеев, что так зверски расправились с Мишкой, Пашей и Женей. Поубивать их, как бешеных собак, ибо они такие и есть. Но одновременно с желанием мести в душе Ратибора противными волнами распространялся какой-то суеверный ужас. Интуиция подсказывала ему, что в этот раз они столкнулись с чем-то, что не смогут ни убить, ни пленить. От этого чего-то можно было только убегать без оглядки. Столб дыма, поднимающийся к небу, они заметили еще ночью из своего лагеря, но не решились отправиться к его источнику в темноте. Ни Мишка Гуд, ни Паша с Женей, что отправились на его поиски, так и не вернулись в лагерь до утра. И Ратибор уже тогда почувствовал, что с соратниками произошло нечто ужасное. Едва рассвело, как он приказал своей дружине собираться. Следовало выяснить, что произошло с их друзьями. Тем, возможно, требовалась помощь. Они даже могли быть ранены, потому и не смогли добраться до лагеря прошлым вечером. Но не все рыцари пожелали отправляться на поиски. Виталик и Костик, которые непрерывно метали друг на друга полные лютости взгляды, заявили, что не могут оставить Машку одну. – У нее ведь ножка болит, – заметил Костик. – Как мы можем бросить здесь бедняжку? А если поблизости окажутся мертвецы? Машка одарила заботливого ухажера благодарным взглядом. – Вот именно, – поддакнул Виталик, с ненавистью косясь на бывшего друга. – Если на лагерь нападут зомби, кто-то должен будет защитить от них Машу. Поэтому, я должен остаться. Машка и для него не поскупилась выделить благодарственный взгляд. Ратибор явно придерживался иного мнения. Он не хотел дробить силы, и предпочел бы ехать всем личным составом. Ведь еще неизвестно, что случилось с их соратниками. Вдруг они в плену? В этом случае наверняка придется драться. Но и бросать Машку одну было нельзя. Та выглядела такой беспомощной, такой слабой. Всем своим видом она говорила: разве вы не видите, что я нуждаюсь в непрерывной защите и заботе? Да одна я не сумею отбиться даже от комарика, вздумай он совершить покушение на мою кровушку. Нет-нет, вы уж меня не бросайте, одна я сразу здесь погибну. И Ратибор сдался. Взял с собой Артура и Петю, и направился обратно по их же следам. Чрез какое-то время они нашли зверски убитую лошадь с вырезанным на ее боку указателем, а потом, по разбросанным на дороге стрелам, добрались до старой, давно брошенной людьми, деревни. Там увидели огромное пепелище на месте бревенчатой избы, немного покопались в еще теплых углях, и были повергнуты в ужас чудовищными находками. Их соратники нашлись. Мертвыми. Точнее – зверски убитыми. Кто-то запер их в избе и сжег заживо.