– А если все-таки пронюхает? – продолжал сомневаться первый. – Он же как вернулся, так совсем озверел… – Говорю тебе, он не заметит! – А если… – Заткнись, Сэм, или на корм рыбам пойдешь прямо сейчас! – Прости, Ус, – вздохнул здоровяк, поправив красноречиво позвякивающий на плече мешок. – Слушай, а если все-таки… Его спутник страдальчески зарычал и крепко выругался. Дальнейшего разговора я не слышала, сосредоточившись на том, чтобы слиться с холодной стеной и не дышать. Вот ведь ши! Надо же было оказаться здесь так не вовремя! Не хватало столкнуться с подобными типами у заброшенного причала, где фонари горят через раз, а из прохожих одни контрабандисты да тупые тролли. Котят кормить пришла, на романтичное ночное море любоваться – дура, словом! Одно дело – общаться с подобными личностями в Слезных трущобах, где каждый из них если не добрый, то по крайней мере знакомый сосед. И совсем другое – столкнуться с незнакомцами, да еще и пиратами в порту. Пиратами, глубинные их утопи! Когда переругивающаяся парочка села в пришвартованную шлюпку (и как я ее сразу не заметила?) и отчалила от берега, меня накрыло невероятным облегчением. Дождавшись, пока они растворятся во мраке сумеречной ночи, я практически бегом направилась к центру. До трущоб добиралась исключительно по хорошо освещенным улицам, а когда оказалась в родном районе Сумеречья, старалась держаться в тени и не привлекать к себе внимания. Окончательно успокоилась, лишь когда вошла в дом и, тяжело дыша, привалилась спиной к закрывшейся двери. Прислушавшись, удивленно констатировала отсутствие храпа. Странно, обычно отец к этому времени опустошает пару бутылок и уже видит тридесятый сон. Или я что-то перепутала и сегодня его смена? Прозвучавший на кухне грохот и долетевший до меня запах гари уничтожил последнее предположение на корню. Смирившись с неизбежным, я глубоко вдохнула и пошла к источнику шума. – Где шлялась? – хмуро зыркнув в мою сторону, осведомился папочка. – Тебе-то какая разница? – Наверное, стоило промолчать и не провоцировать его, но я не сдержалась. – Ты как с отцом разговариваешь?! – рявкнул он, сопроводив слова стуком кулака по столу. Щербатые тарелки задребезжали, лук на разделочной доске подпрыгнул, а пустая бутылка упала на пол и прикатилась мне под ноги. Решив, что развивать перепалку себе дороже, я спокойно ответила: – Была на работе. Сегодня много клиентов, поэтому задержалась. – Это что за работа такая, где молодая девка ночами пропадает? – подозрительно поинтересовался папочка, совсем некстати вспомнивший о своем родительском долге. – Смотри, если узнаю, что в порту моряков развлекаешь, из дома выгоню! Звучало до того нелепо, что не хотелось даже обижаться. Ничего не ответив, я достала оставшуюся после кормежки синеводку и отправила прямиком в кастрюлю. Несколько раз промыла и поставила на огонь, а сама в это время занялась нарезкой овощей. Готовила я не то чтобы отлично, но вполне сносно, а уху считала своим самым удачным блюдом. И бюджетно, и быстро, и вкусно. Недовольно ворча, папочка убрал с плиты сковороду, в которой пытался приготовить картошку, и отправил пригоревшее содержимое в мусорное ведро. Затем сел за стол, подпер подбородок кулаком и о чем-то крепко задумался. Уходить он явно не торопился, и это не слишком меня радовало. Единственное, что внушало оптимизм, – это его похожесть на стеклышко. В том смысле, что впервые за последнее время отец был трезв. За долгие годы я навидалась столько, что безошибочно определяла все степени алкогольного опьянения. – Вся в мать, – досадливо произнес папа, и от неожиданности я порезала палец. На царапину и брызнувшую кровь не обратила даже внимания, не поверив собственным ушам. Сколько себя помню, тема мамы всегда была запретной, и стоило о ней заикнуться, как на меня тут же обрушивалась волна раздражения и громоподобный ор. А орал папа так, что ему бы позавидовал самый крупный северный орк! – И фигура, и глаза эти синюшные, – продолжил он, рассматривая меня так, словно видел в первый раз. – Только что цветом волос в меня пошла, та блондинистой была… Я стояла, забыв, как дышать, и боясь спугнуть внезапную папину откровенность. Когда он замолк, испытала укол разочарования, но решила рискнуть и попытаться узнать больше. Бросив недорезанные овощи, села напротив и, посмотрев ему в глаза, робко спросила: – Почему ты никогда о ней не рассказывал? В следующую секунду оправдалось худшее опасение – папину откровенность я переоценила. – Не о чем рассказывать! – отрезал он, принимаясь за откупоривание очередной бутылки. – Все вы, бабы, одинаковые. Что смотришь? Да, красивая она была – до одурения красивая, только не в том счастье, слышишь? Запомни, Фридка, красота – это проклятие! И мужика себе выбирай простого да работящего, а на внешность не смотри! И голову свою мечтами глупыми не забивай, все равно никуда отсюда не вырвешься: как родилась в нищете, так в нищете и помрешь! А вот это сейчас обидно было. И самое главное, слова буквально задели за живое, отчего на глаза навернулись непрошеные слезы. Жутко захотелось дать им волю, но я сдержалась. – И не разводи мне тут сырость, – завершил тираду вконец раздосадованный отец, отхлебнув дешевого эля. – Слушай и внимай, я тебе плохого не посоветую! Не глядя на него, я поднялась и отвернулась к плите. Сняла с огня так и не сварившийся бульон, направилась к выходу и, на миг замерев, негромко произнесла: – Не приписывай мне собственные неудачи. Если ты смирился и разменял жизнь на бутылку, это не значит, что я повторю ту же участь. Игнорируя полетевшие в спину крики, вбежала вверх по скрипящей лестнице и, заперев за собой дверь, рухнула на кровать. Скинула ботинки, уткнулась носом в подушку и несколько раз всхлипнула. Насколько ненавижу себя жалеть, настолько же сильно иногда хочется… Дождавшись, пока отец отправится к себе и забудется беспробудным сном, я пошла в ванную. Вода полилась чуть теплая, но зато чистая, так что я смогла как следует отмыться. После дня, проведенного в лавке, рыбный запах въедался буквально под кожу, и я чувствовала себя обитателем морского дна. Очень хотелось воспользоваться душистым мылом и таким же душистым шампунем, но подобной роскоши у нас отродясь не водилось, так что приходилось довольствоваться хозяйственным. Из душа я выходила, покрывшись мелкими пупырышками и звучно клацая зубами. В комнате сбросила полотенце, надела ночную рубашку, до носа укуталась в пару одеял и села на кровати, ожидая, пока волосы хотя бы немного подсохнут. Подхватив пальцами каштановую прядь, внимательно на нее посмотрела: вот уж действительно, хорошо, что не родилась блондинкой. Маму я не осуждала, но и простить за то, что она меня бросила, не могла. В сущности, мне было все равно. Это в детстве я могла часами просиживать у окна, надеясь, что она вот-вот появится на окутанной сумерками улице. А потом смирилась. Вспомнив, что забыла растопить камин, я снова нехотя поплелась на первый этаж, и когда в очаге заплясало рыжее пламя, уселась в стоящее напротив кресло. Плотнее запахнув одеяло, подобрала под себя ноги и решила, что вполне могу немножко здесь посидеть. Так и волосы быстрее высохнут… – Фрида! – разнеслись по дому громогласные звуки моего имени. Я резко открыла глаза и подскочила с места, задев при этом стоящую рядом кочергу. Из-за грохота от ее падения не сразу различила знакомый и ужасно противный звук разрывающегося будильника. – Выключи свою глубинную тарахтелку! – пророкотал взбешенный папочка, для убедительности пульнув чем-то в дверь. В том, что заснула прямо в кресле, а сейчас ощутила ноющую боль в затекшей шее и левом плече, приятного было мало. Особенно учитывая спутавшиеся за ночь волосы, которые накануне забыла расчесать. Дабы еще больше не раздражать человека, и без того мучающегося похмельем, я сильфом влетела к себе и отключила «глубинную тарахтелку». В доме тут же наступила блаженная тишина, которую осмеливался нарушать лишь подвывающий в каминной трубе ветер. Подойдя к зеркалу, я всмотрелась в свое отражение и кисло поздравила: – Ну, с днем рождения меня. Искренне не понимаю, почему этот день считается праздником. Может быть, в детстве действительно есть смысл радоваться тому, что повзрослел; может быть, радуются черные саламандры, обладающие извечным огнем и живущие тысячу лет; может быть, радуются даже всевозможные нелюди, чей век значительно превосходит людской. Но я – Фрида Талмор, обычный человек, радоваться еще одной ступени на пути к старости не умею! Даже на календарике одиннадцатый день первого месяца зимы закрашиваю черным. Доварив вчерашнюю уху, ею же и позавтракала, сопроводив праздничную утреннюю трапезу куском подсохшего хлеба. Собралась я быстро, время в запасе еще имелось, поэтому можно было не спешить. Ко мне даже закралась предательская мысль как-нибудь по-особенному уложить волосы, но я тут же ее отбросила. Заплела привычную косу, надела такое же привычное платье, сунула ноги в не менее привычные ботинки и даже закономерно накинула привычный плащ. Только я собралась выходить, как вдруг во входную дверь постучали. И стук этот был такой деликатный, тактичный – живущие по соседству особи так не умеют. Удивляясь, что к нам кто-то пожаловал, да еще и в такую рань, я открыла визитеру и тут же наткнулась на профессиональную натянутую улыбку. – Госпожа Талмор? – уточнил представший предо мной посыльный и, дождавшись ошарашенного кивка, всучил бумагу. – Будьте любезны, распишитесь о получении. Выполнив требуемое, я получила в руки небольшую коробочку, перевязанную синей тесьмой. – А… – Всего доброго. – Посыльный склонил голову и, развернувшись, засеменил по заваленной снегом улочке. У ближайшей помойки послышалось какое-то копошение, отчего он тут же нервно подпрыгнул и принялся улепетывать еще быстрее. Нахождение в Слезных трущобах явно доставляло бедолаге дискомфорт. – Подождите! – крикнула ему вдогонку. – А это от кого? Он то ли не расслышал моего вопроса, то ли сделал вид, что не расслышал, но, как бы то ни было, ответа я не получила. Повертев посылку в руках, не обнаружила никакой зацепки, которая могла бы указать на адресанта. Не было ее и внутри, но, как только я развернула оберточную бумагу и увидела содержимое, настолько опешила, что отправитель временно перестал волновать. Я во все глаза смотрела на браслет из темно-синего мраморного жемчуга и вспоминала, от чего могла схлопотать галлюцинации. Ну не мог же мне, в самом деле, кто-то прислать такую драгоценность! Силы поднебесные… да это просто невозможно! Невозможно точно так же, как продажа этой самой драгоценности на рынке и появление у старого причала легендарного пиратского корабля! Не имея ни малейшего представления о том, кто и зачем мне это прислал, я быстро забежала к себе в комнату и сунула браслет под матрац. Для надежности еще и оба одеяла поправила, не то, увидь кто у меня такую роскошь, проблем не оберешься. Конечно, вряд ли кому-то придет в голову наведываться в этот дом и тем более проводить обыск, но всякое в жизни бывает. У лавки господина Митто привычно толпился народ. На ходу поздоровавшись со всеми знакомыми, я вбежала внутрь и… и застыла, глядя на своего нанимателя, вполне спокойно беседующего с Далией. Нет, в Сумеречном море однозначно что-то отправилось на дно! – О, Фридка, привет! – В два шага оказавшись рядом, подруга заключила меня в крепкие объятия. – С днем рождения, труженица моя дорогая! Счастья тебе, здоровья крепкого, как наши морозы, и пусть алый рассвет всегда освещает твой путь! – Выпалив поздравление, она без перехода сунула мне конверт и, предвидя возражения, предупредила: – Даже не думай отказываться, это от чистого сердца. Сегодня же идем тратить эти деньги на приличный наряд и ужин в «Лазурной бухте»! – Ты сдурела? – Все, что я смогла вымолвить, огорошенная таким напором. – Закажем чешуйчатого угря с соусом из икринок, – проигнорировав вопрос, протянула подруга. – Помнишь, как мы мечтали? – Ты сдурела. – Уже не вопрос, а констатация факта. А дальше случилось немыслимое, потому как ко мне подошел господин Митто и торжественно вручил точно такой же конверт со словами, что это та самая обещанная премия. Скупой на похвалу, вечно недовольный наниматель улыбнулся и сообщил, что в честь праздника сегодня отпустит меня пораньше. Я как стояла, так и осела на старенький табуретик, при этом едва не плюхнувшись мимо него. Это было слишком – слишком хорошо, чтобы быть правдой. На этом все странности закончились, и дальнейший рабочий день прошел без неожиданностей. Уходить с работы в три часа дня было необычно, но до чего же радостно! Я не понимала, каким образом Далия уговорила своего нанимателя, но в это время он отпустил и ее. Откровенно говоря, тратить столько денег на одежду и тем более ужин в дорогом ресторане я считала просто преступлением, но подругу было не переубедить. Заявив, что, если буду препираться, она отберет конверт обратно, Далия потащила меня в южные кварталы, где располагались респектабельные магазины. В сторону самых дорогих мы даже не смотрели, так как одни только чулки в них стоили больше, чем я зарабатывала за несколько месяцев. Сперва мы заглянули в магазин госпожи Труди, где одевались почти все представители среднего класса. Госпоже Труди поставляли вещи из Сиятельной области Солнечного королевства, славящейся производством аналогов шедевров именитых кутюрье. Проще говоря, тамошние умельцы шили на подпольных фабриках подделки, но неискушенному взгляду отличить их от оригинала было непросто. – Вот это! – восторженно воскликнула Далия, сняв с вешалки платье цвета выдержанного красного вина.