— Доброе утро, mi sol, – прошептал я, а потом поцеловал её в висок. Она дрожит, но я не думаю, что это из-за моего прикосновения. Её кожа холодная, она замёрзла. — Ты должна была потеплее одеться перед тем, как спуститься сюда, – сказал я, потирая руки вверх и вниз, чтобы согреть её. Она хихикает. — Может, я хотела, чтобы ты согрел меня. Прежде чем ответить ей, мой телефон завибрировал. Как бы я не ненавидел проверять телефон, когда я с Лили, я знаю, что должен. Я отдаляюсь от Лили, чтобы ей было комфортно и достаю телефон из кармана, когда иду за кухонный стол, занимая место. Эйра: Чем занят? Что бы Эйра ни планировала (в шесть утра), это не может быть чем-то хорошим. Она никогда не спрашивает, чем я занят. Колин: Собираюсь завтракать. ¿Por qué? (Прим. пер.: А что случилось?) Эйра: Вчера ты не пришёл домой. Можем ли мы сделать что-нибудь весёлое сегодня? Я знаю, что у тебя есть занятия и тренировка, Papá (Прим. пер.: Папа) мне сказал. Но Колин, сегодня ты мне очень нужен. Как я могу отказать ей? Никак. Эйра: И приведи Лили, если она хочет. ¡Te quiero, Colin! (Прим. пер.: Люблю тебя, Колин!) Вздыхая, я борюсь с желанием, чтобы не застонать. Сказать Эйре, что Лили – моя девушка, что является полной ложью, было худшим решением, которое я когда-либо принимал. Лили ещё не знает, что она моя девушка. Вместо того чтобы продолжать писать своей сестре, я решил позвонить ей. Это не только легче, но и, я должен услышать её голос, пока не стало слишком поздно. Она сразу же берёт трубку. — ¡Ay, Colin! Es bueno que llames. (Прим. пер.: О Колин! Как хорошо, что ты позвонил). Конечно, хорошо, что я позвонил. Я знаю, что Эйра тоже предпочитает звонки, нежели смс. — Чем ты хочешь заняться, enana? (Прим. пер.: гном) – спрашиваю я, обратив на себя внимание не только Эйры, но и Лили. — Лили катается на коньках? Мы могли бы пойти на каток, quizás (Прим. пер.: может быть)? О, мы можем научить её, если она не может кататься на коньках. Это тоже было бы весело! Эйра слишком взволнована для человека, кому положено быть прикованным к постели и едва способным стоять на ногах. Особенно в предвкушении возможного катания на коньках. — Не хочу тебя расстраивать, enana, но она может. Однако я не думаю, что она пойдёт. Дай я спрошу у неё. Я точно знал, что Лили повернёт голову, а потом нахмурится, как только я произнёс свой второй вопрос. Но ради Эйры, я должен спросить. — Лилибаг? – Она хмыкнула, дав мне понять, что слушает. — Эйра спросила, можем ли мы покататься на коньках вместе. Я знаю, что ты не ступаешь на лёд, но…. — Я не могу, – прерывает она, хмурясь и поворачиваясь лицом ко мне. Милый, маленький и раздражённый хмурый взгляд. — Ты знаешь, что я не могу. Я знаю, что мне это понравится, но я не могу начать делать то, что мне нравилось, только чтобы оставить это снова через пару дней. И это на два дня меньше того, что мне бы хотелось. Сегодня пятое октября, то есть осталось всего три дня. Два из которых предназначены для меня. Я слышу, как Эйра задыхается в трубке. Но Лили пока не знает, что она опять встанет на лёд. Я не дам ей умереть без чувства свободы, которое она когда-то чувствовала от катания, которое она так любила. Я уверен, что если я скажу Лили, почему для меня так важно, чтобы мы пошли с Эйрой… так, погодите. — А ты сможешь пойти? Ты уже не такая сильная, как раньше, Эйра, – я спрашиваю по-испански, не хочу, чтобы потом Лили задавала вопросы. — Я в порядке, мистер медбрат. Я знаю, что ты меня будешь меня держать. Mamá (Прим. пер.: маме) не нравится, что я еду, но она, конечно, не собирается меня останавливать. И ты знаешь почему. Я знаю почему. И я ненавижу это. — Лили, я действительно должен пойти с ней. Я в долгу перед Эйрой. Я не ходил к ней вчера, это меньшее, что я могу сделать. И, возможно, я должен сказать тебе всю правду... но я не могу. — Ты можешь идти. У меня всё равно занятия. Я также могу поделать мозги Аарону некоторое время, подразнить его за то, что он любит какую-то девушку или что-то в этом роде. Как бы интригующе это ни звучало, мне нужно, чтобы Лили пошла со мной. Я знаю, что она будет задавать вопросы, на которые я не смогу дать ей ответов, но мне нужна Лили рядом. — Она должна прийти, gigante (Прим. пер.: гигант). Пожалуйста. Даже моя сестра ноет, чтобы Лили сопровождала нас. — Ты нужна мне, Лили. – Проведя руками по волосам, я тихо вздохнул. — Если что-то случится, мне нужно, чтобы ты позвонила 911. Она смотрит на меня взглядом типа «что за фигня», молча спрашивая меня, о чём идёт речь. Жаль, что я не могу ей рассказать, поскольку это только ранит её чувства. — Эйра немного неуклюжая, у неё тонкая кожа и легко ломающиеся кости, – соврав, объясняю я. Но, может, это не такая уж большая ложь. Её так легко обидеть. Эйра фыркает, прекрасно зная, что я ей соврал. — Ты такой врунишка, – говорит она по-испански. — Никаких разговоров о раке, поняла. Приведи её, por favor (Прим. пер.: пожалуйста). –♡– На это потребовалось много уговоров и обещаний, – и пара молочных коктейлей, – после которых я всё же уговорил Лили пойти со мной. Эйра сидит на лестнице у входа на каток в Нью-Йорке. Похоже, сегодня он закрыт, наверное, мой отец сделал это. Моя мать стоит рядом с Эйрой, вероятно, вручая ей, шесть разных перчаток и миллион шарфов. Мы все знаем, что Эйра сейчас очень хрупкая, но блин, серьёзно? — ¡Ay, hijo! (Прим. пер.: Ой, сынок!), – крикнула мама, когда увидела, как мы с Лили выходим из машины. — ¡Y sus novia, Lily! (Прим. пер.: И его девушка, Лили!) Мне вдруг стало интересно, насколько я облажался, когда Лили узнала, что я говорю по-испански. Ведь моя мама даже не пытается скрыть свои испанские гены. Думаю, я тоже не должен, но мне всегда было трудно не чувствовать осуждения за это. Это похоже на один случай, который произошёл в старшей школе, когда у меня был акцент и другие дети смеялись надо мной, что очень меня задело. И, очевидно, я переключаюсь между языками по телефону, даже перед ней. Что, не буду врать, сбило меня с толку, когда Лили сказала мне об этом. Я едва замечаю, когда переключаю языки. И всё же, я знаю, что не хожу по округе, показывая свои испанские гены. — Позаботься о сестре, хорошо? – Беспокойство в её голосе не останется незамеченным. Я не могу винить её, Эйра вообще не должна находиться на улице. Я понимаю, что ей это нравится, что она хочет жить, но на самом деле это невозможно в данный момент. — Я не позволю, чтобы с ней что-то случилось, Mamá. — Хорошо, хорошо. Убедись, чтобы Эйра надела перчатки, колготки, шлем, шарфы и…. — Estaré bien, Mamá ( Прим. пер.: Я буду в порядке, мама), – заверила моя сестра. — Estoy enferma, no muerta (Прим. пер.: Я больна, а не мертва). Моя мать взглянула на неё, как и я. Это не было смешно, когда Эйра сказала это в первый раз, и не смешно сейчас. Особенно сейчас. Я протягиваю руку Эйре, помогая ей подняться. — Я могу ходить, Колин, – говорит она, зная, что я вполне мог бы отнести её внутрь. — Это хорошо, а то я не знаю, как ты катаешься. Когда мы стояли перед катком, Эйра не могла дождаться, чтобы попасть на него. Она любила кататься, как и Лили. Разница в том, что Лили перестала кататься на коньках, потому что у неё не было мотивации делать это больше, Эйра же была вынуждена слушаться врачей. Я купил Эйре одного из тех милых пингвинов, которых используют маленькие дети, когда они учатся кататься на коньках. Вместо обычных помощников на коньках у них есть пингвины. Очевидно, что они не настоящие. Это даже не имеет значения, как они выглядят, это только для некоторой поддержки. Эйра не в состоянии кататься так, как она хочет, она нуждается в помощи. — Ты фигуристка? – спрашивает Эйра, рассматривая Лили c ног до головы. Несмотря на тот факт, что Лили изначально не хотела приходить сюда, она отказалась кататься без своих костюмов. Она сказала что-то о том, что если она собирается сделать это, то она должна сделать это правильно. Мне на самом деле всё равно, в шортах она или джинсах... или в форме для катания. Пока Лили будет ходить по льду, я организую вечеринку... незаметно. Не хотелось бы её спугнуть. Улыбка, которую дарит Лили, не похожа на её взгляд. Нежные зелёные глаза полны боли, когда она мягко кивает. — Бывшая фигуристка. Я давно не каталась.