Почему я узнаю обо всём этом только сейчас? — Я почти ничего не помню из того времени, когда нам было четыре или пять, или меньше, но я помню, как наша мать говорила это в связи с твоим именем. Каждый урок катания на коньках, который ты брала, оплачивал наш отец. Гонорары за участие в соревнованиях мама заплатила не больше одного доллара. Твоё обучение в колледже, все это оплачено отцом, и ни один доллар не поступит от неё. Даже за частная школа, в которую мы ходили, она не платила. Папа так долго пытался вытащить тебя оттуда, но ты всегда говорила, что тебе нравится, когда в твоей жизни есть оба родителя. Если бы ты хоть раз сказала, что предпочитаешь остаться с папой, ты бы ушла оттуда. И слёзы вернулись, как будто я не переставала плакать двадцать минут назад. Во всяком случае, моя кожа обезвожена. Более или менее. — Лили, ты всегда была таким человеком, который усложнял её жизнь. Я не уверен, почему это так, но у тебя есть такой талант. Ты придумываешь самые сложные планы вместо того, чтобы просто позволить жизни привести тебя туда, где тебе самое место. Ты придумала план, как скрыть тот факт, что мы близнецы, потому что не дай Бог нашей матери узнать, что ты общаешься со своим собственным братом. Кстати, к тому времени, когда тебе исполнилось восемнадцать, она не могла сказать тебе, чтобы ты перестал общаться со мной, даже если бы захотела. Ты также склонна думать, что должна идти по жизни самостоятельно и отказываться от помощи. Колин что-то упоминал? — Я знаю, что тебе можно кататься на коньках, – сказал он мне. — Я не сомневался в этом, когда ты сказала мне, что бросила кататься на коньках, солгав. Хотя я действительно задавался вопросом, почему ты хочешь остановиться. Я был уверен, что речь шла о твоём психическом здоровье. Я не знаю, каково это – жить с депрессией. Я понятия не имею, что это с тобой делает. Я также не хотел заставлять тебя говорить об этом, поэтому просто оставил всё как есть и принял твоё оправдание. Он берёт меня за руку, слегка, успокаивающе пожимая. — Я знаю, что тебе становится всё хуже. Понятия не имею, насколько всё плохо, но я знаю, что с тобой не всё в порядке. Колин тоже знает, иначе он бы не настаивал на том, чтобы ты осталась здесь. — Подожди, Колин что-то упоминал? – спрашиваю я, чувствуя, как волна паники разливается по моим венам. — Он не должен был, Лили. Я разочарован, что он ничего не сказал, но я почти на девяносто девять процентов уверен, что он этого не делал, потому что ты заставила его этого не делать. Когда я встречаюсь с ним взглядом, он наполнен болью, чего я никогда раньше по-настоящему не видела. Всякий раз, когда я думала, что ему больно… это был его максимум. — Я прочитал твой блокнот, – признает он. Может, моя смерть наступит раньше, чем я ожидала. — Помнишь, когда ты так отчаянно хотела его вернуть? Я кивнула, точно зная, о чём он говорит. О каких именно страницах он говорит. — Сначала я подумал, что это что-то вроде написания сценария для короткометражного фильма, над которым ты работаешь на занятиях, возможно, практика написания сценария. Хотя это и не было похоже ни на один из тех сценариев, но я всё равно не придал этому особого значения. До тех пор, пока я не начал читать страницы «Дорогой Ане». После того, как мы встретились, и я вернулся домой, я начинал разбрасывать подушки по дому в гневе, разочаровании. Я пытался придумать что-нибудь, что могло бы спасти тебя. В течение следующих нескольких дней я все ещё пытался бы придумать, как сохранить тебе жизнь. Моей единственной мыслью было отправить тебя в психиатрическую больницу и оказать тебе необходимую помощь. Но я знал, что ты возненавидишь меня за это, даже если это, возможно, спасёт тебе жизнь, – говорит он мне. — Только когда я заметил, что Колин становится ближе к тебе, и вы, ребята, зависаете каждый день, а Колин пропускает тренировки, я, наконец, отбросил эту мысль в сторону. Он брал тебя с собой, чтобы попытаться спасти твою жизнь, не так ли? Я киваю, не в силах говорить сквозь слезы. Боже, Аарон знал об этом всё время? — Сколько дней тебе осталось? — Полтора. – Мой голос похож на шёпот, слабый и надломленный. Я даже не узнаю свой собственный голос. — Я ничего не могу сделать, не так ли? – спрашивает он с болью в глазах, как и в голосе. Я медленно качаю головой, видя, как в его глазах появляются слезы. В кои-то веки я не чувствую ни грамма боли. Я должна плакать. Я должна умолять его помочь мне. Мне следовало бы сочувствовать ему. Но я этого не делаю. Всё, что я чувствую – это… пустота. Я абсолютно ничего не чувствую. ГЛАВА 36 «И я не думал, что всё пойдёт так, можно мне ещё минутку?» – Heaven’s Not Too Far by We Three. Колин Когда я вхожу в комнату, мои родители сидят на кровати Эйры. Моя мать держит её за руку, её глаза едва приоткрыты. Она изо всех сил старается не заплакать. Это то, чего хотела Эйра. — Я не хочу умирать, наблюдая, как вы все плачете, ¿vale? (Прим. пер.: хорошо?) Эйра говорила это так много раз, что это врезалось мне прямо в память. Я солгал. Я солгал Лили, когда сказал, что у моей сестры уже нет рака. Он никогда и не уходил. У неё никогда не было шанса пережить это. Однако моя семья знала об этом. У нас были годы, чтобы подготовиться к смерти Эйры. Годы, чтобы оставить с ней больше воспоминаний и попрощаться. Но независимо от того, сколько времени у тебя есть на подготовку, потеря кого-то, кого ты очень сильно любишь, никогда не будет безболезненной. Эйра слабо улыбается мне, когда замечает меня у своей двери. Она моргает так медленно, что с таким же успехом могла бы в любую секунду закрыть глаза навсегда. Она пытается протянуть руку вверх, но слишком слаба, чтобы сделать это. Я подхожу к ней, сажусь рядом с ней на кровать, пока мой отец освобождает немного места. Взяв Эйру за руку, я чувствую, как близка она к смерти. Она замёрзла, её руки стали холоднее, чем были вчера после многочасового катания на коньках. — Gigante, – говорит она, её голос такой слабый, такой тихий… Я едва узнаю её. — Enana. Она хихикает, хотя это уже не хихиканье, а скорее действительно тяжёлое дыхание. — Я распечатала для тебя фотографию, – слабым голосом говорит она. —Фотографию себя. Я усмехаюсь. — Конечно, ты это сделала. — Ты собираешься позаботиться о Лили вместо меня, не так ли? – спрашивает она, пытаясь сжать мою руку. Я качаю головой. — Я думаю, тебе, скорее всего, придётся сделать это за меня. Эйра пытается покачать головой. — Она будет жить. С мягкой улыбкой на губах Эйра смотрит на наших родителей, её дыхание становится слабее с каждой секундой. Я чувствую, как моё грёбаное сердце разбивается. Я не готов попрощаться со своей сестрой. И я не думаю, что когда-нибудь смогу. Я знал, что это должно было случиться. Я знал, что Эйра умрёт. Но это только сейчас становится… реальным. — Sin lágrimas (Прим. пер.: без слёз). Моя мать закатывает глаза. — Vale, lo prometimos, nada de lágrimas (Прим. пер.: хорошо, мы обещали, никаких слез). Никаких слез. Комната затихает как раз в тот момент, когда Эйра шепчет: — Я люблю вас. Она делает свой последний вдох, закрывает глаза… и они больше никогда не открываются. –♡– Прошло два дня с тех пор, как я дома, в доме моего детства. Два дня с тех пор, как я оставил Лили в моём собственном доме совсем одну. Но через два дня значит… будет 8 октября. День смерти Лили. Я уверен, что после того, что произошло в среду, Лили осуществит свой первоначальный план, которым является её смерть.