Тут мне вспомнилась моя безобразная реакция на его предложение, а еще что Даффи, кобелина, сожрал драгоценное тому свидетельство. Какая я все же невыносимая. – Дети при рождении получают фамилию отца, – сказал Макглэйд. – Я думаю, это закон. – А то, что на дворе сейчас двадцать первый век, ты не думаешь? И что фамилию я ей могу дать, какую захочу? – Ой, да брось ты с этим феминистским сепаратизмом. Когда парень прыскает семя в податливую бабенку, то с семенем передается и его фамилия. А отец одновременно получает ряд неотъемлемых прав, таких как выплата алиментов, приобщение ребенка к спорту и наставления в любовном деле. Когда ребенок родится у меня, он получит мою фамилию. По несчастливому совпадению, Макглэйд недавно обременил одну бедную женщину. И нынче, когда на ум ему не приходили алкогольные имена, он давал мне советы по воспитанию потомства. Среди них: «Никогда не стегай ребенка предметами толще автомобильной антенны», «Если не хочешь, чтобы ребенок утонул при купании, привязывай ему к шее несколько поплавков, и можешь смело уходить», а также «Памперсы нового поколения так хорошо впитывают, что их можно не менять несколько дней». – Еще один Гарри Макглэйд. Ох уж мир обрадуется. – Может, ты будешь время от времени с ним сидеть. Услуга за услугу. Гарри-младшему не мешает сблизиться со своей тетушкой Джеки. Я гневно воззрилась. – Не смей называть меня тетушкой. – Я вот недавно читал: если ребенок не перестает плакать, то давать ему риталин[21] можно с любого возраста. – И перестань давать мне родительские советы. Ты можешь вообще умолкнуть? Ну пожалуйста? – Ладно. Только вначале еще один родительский совет. – Черт с тобой, – вздохнула я, – валяй. – Никогда не повышай на своего ребенка голос. Это означает, что ты потеряла контроль. Я подумала. – А вот это дельно. – Спасибо. И обязательно просверли несколько дырочек в детском ящике для наказаний, чтобы ребенок мог хоть чуточку дышать. Я знала, что он шутит. Наверное. Хотелось бы надеяться. И здорово, что он сдержал слово и в основном теперь молчал, если не считать его раздражающей привычки мурлыкать старые хиты Нила Даймонда. – Пи-пи хочешь? – прервал он в итоге нашу полутишину. – Чего? – Писать. В смысле отлить. А то вас, безумных рожениц, в гальюн небось каждые пять минут тянет. – Да все нормально, хотя я и тронута твоим интересом к моим туалетным привычкам. А что такое? – Скоро остановка дальнобойщиков. Как я ни старалась, но меня все равно передернуло. – Ненавижу их. Макглэйд взглянул на меня, а затем медленно кивнул. – Ах да, вспомнил. Какие-то козлы на тебя в свое время напали, именно на такой остановке. В уме передо мной невольно ожила и заколыхалась, нависая, жирная ряха серийного убийцы Дональдсона. Брр. – Да, двое из них едва меня не прикончили. – А что с ними сталось? – Один сейчас в тюрьме. А второй нарвался на более крупную акулу, чем он сам. Это произошло вскоре после моей стычки с Дональдсоном. Его, по моим сведениям, несколько часов истязали, а затем подожгли. Чудо, что он вообще остался жив (хотя сам Дональдсон судьбе за это вряд ли благодарен). – Где он теперь? – поинтересовался Макглэйд. – Последнее, что я слышала, мучается от постоянной боли в спецучреждении под постоянным медицинским надзором. – Судя по всему, он получил по заслугам, – сказал Гарри. – Как, говоришь, его звали? – Дональдсон. Гарри прищелкнул пальцами своей здоровой руки. – Точно. Слышал о нем. Ошивался с какой-то молодухой. Они в паре заманивали и грохали автостопщиков, такое гребаное дерьмо. – Можно об этом перестать? Ты, вообще-то, обещал помалкивать. – Потом их кто-то связал и применил всякие древние орудия сельхозтруда. – Гарри… – У того Дональдсона, кажется, в машине нашли ворох снимков тех, кого он убил? – Хватит, я сказала! Он глянул и увидел, насколько я серьезна. – Бог ты мой, Джеки. Что с тобой? – Беременность непростая штука, Макглэйд. И что в ней особенно трудно, так это необходимость постоянно оглядываться в ожидании, что какой-нибудь псих попытается убить тебя вместе с твоим ребенком. Ты хоть имеешь представление, каково это: все время пребывать в страхе? Макглэйд не ответил. У меня появилась надежда, что это его наконец заткнет. Но уже после нескольких миль тишины я начала корить себя за то, что на него нарычала. Неужто это то, во что я превратилась? В разбухшую суку, ни во что не ставящую неравнодушных ко мне людей? – Страх я понимаю, – сказал Макглэйд, выхватывая меня из моей жалости к себе. – Я его знаю не понаслышке. – В самом деле? Наши взгляды на мгновение встретились. – Ты бывала в переделках, Джек. Сомненья нет. Никто не говорит, что тебе было легко. Но многое тебе известно из того, что со мной проделывала Алекс? Алекс Корк – еще одна маниакальная личность из прошлого, о которой мне не хотелось даже вспоминать. Причем Макглэйду от нее досталось не меньше, чем мне. А скорей всего, больше. – Я помню себя беспомощным, привязанным к тому стулу. Фин тебе об этом не рассказывал? – Так, в общих чертах. Фин тоже там был. Нас с ним по воле Алекс привязали спина к спине. И у Алекс пощады не было. – Она отрезала мне пальцы, – сказал Макглэйд, выставляя свой механический протез, – а кровь останавливала паяльной лампой. Скажу тебе одно: боль была невероятная. Но знаешь, что было еще хуже, чем боль? Потеря всякой надежды. Понимание, что я беспомощен и всему этому не будет конца. Вот что было самое худшее. А за твоего мужика я жизни не пощажу. Фин единственный, который все то время не давал мне сойти с ума. А потом явилась ты и спасла мне задницу. Я ваш общий должник. И прости, что я все время вывожу тебя из себя. Ты мне как родня, и ты это знаешь. Вот черт. Я ненавидела Гарри, когда он говорил правду. Самобичевание во мне лишь усугублялось. – У тебя есть еще родительские советы? – сумела выговорить я в попытке прервать эту слезоточивость. – Всего один. Люби свою малышку. Люби всеми силами. Потому что вечности у тебя на руках нет. Есть только короткое время. – Он нахмурился. – Его всегда так не хватает, этого времени. Я пропустила это в себя. А затем сказала: – Макглйэд… Почти глубокая мысль. – Да. А еще учи ее подавлять рвотный рефлекс. Это общее место у всех малышей. Я почувствовала приближение головной боли. – Теперь ты можешь снова заткнуться. Джи-пи-эс известил, что следующий поворот будет наш. Макглэйд свернул с хайвэя, и вскоре мы уже въезжали в жилой район из особнячков и тупичков. Округа была небогатая, но уютная в своей провинциальности. После часов голых плоских равнин глаз снова радовали деревья. Мы приближались к месту жительства Вайолет Кинг. Я уже начинала обдумывать детали предстоящего разговора, когда меня из сосредоточения снова вывел Макглэйд. – Обещаешь не беситься? – спросил он. Его тон мне не понравился, и я действительно слегка взбесилась. – Что еще?