– Хватились, – презрительно отмахнулся урод-кубинец. – Времени не было. Поди сюда. Люси подковыляла к нему, а он через голову надел ей что-то вроде лассо, туго стянув его под мышками в обхват груди. О боже милостивый. На весу стиснет так, что мало не покажется. – Будешь сигать отсюда вниз, – Генри хозяйски похлопал по подоконнику. Люси с его помощью взгромоздилась туда и, кряхтя, присела на корточки. – Стой, – вспомнил о чем-то Генри. – Чуть, блин, не забыл. Он возвратился к своей тележке, порылся там и вернулся обратно с обломком черенка той щетки. – Смотри, сучара: если при спуске хотя бы пикнешь, я просто бросаю веревку и ты летишь себе дальше. А я отсюда уметаюсь и бросаю вас на хер с вашей затеей. Поняла меня? – Да. – Открывай. – Чего «открывай»? – Пасть, говорю, открывай. Люси разинула рот, и Генри вставил ей в челюсти обломок черенка. Как собаке. – Если станет невмоготу, просто грызи эту штуку. И еще раз запомни: завопишь – бросаю свой конец без разговоров. Летишь дальше одна. До земли отсюда было меньше десятка метров, но сверху казалось, что все сто. На воле, вне стен и коридоров, Люси не была вот уже сколько лет. А между тем мглистый вечер был промозгло-холоден, и ветер противно и резко пошаливал под платьем снизу, словно палец гнусного похотливого старикана. Генри смотрел на нее от стены, где он стоял прочно упершись ногами в пол, обмотанный вокруг пояса уже натянувшейся веревкой. – Давай, – скомандовал он. Люси начала сползать с подоконника, и когда веревка врезалась ей под мышки, поняла, что недооценила всей остроты ощущений, остроты в буквальном смысле. Она знала, что будет неприятно и что, возможно, придется помучиться – но чтобы так… Все ее нелицеприятные предвкушения оказались детским лепетом. Между тем Генри начал ее опускать. Медленно, дюйм за дюймом. По шее стекала кровь, и Люси поймала себя на том, что уже впилась зубами в черенок, да так, что того гляди треснут десны. Пальцы-когти судорожно стискивали веревку, и пот катил по лицу, обжигая единственный глаз. «Закричу. Сейчас закричу. Нет больше сил». Та операция девять суток назад была по пересадке кожи на внутренней стороне рук. А потому, если веревка разорвет те приживленные лоскуты (к чему сейчас и шло), то она просто истечет кровью. Из горла наружу уже пробулькивал полуплач-полустенанье, и не такое уж тихое. Она была уже не прочь, чтобы Генри ее услышал и сдержал свое обещание. Втихую она на это даже надеялась. «Брось меня. Лучше сдохнуть сейчас. Хотя бы боль кончится». Но вместо этого ступни коснулись земли, ноги внизу подкосились, и она опустилась на остатки своей задницы. Сумрачный мир в глазах окончательно померк, и она отключилась. * * * Из забытья ее вывели протяжные стоны Дональдсона, корчащегося рядом. – Таблеток мне, таблеток, – сипел он. – Где Генри? – Машину подгоняет. Таблеток дай скорей. Люси полезла в передний карман своего платья. Вот черт. – Ди, они куда-то девались. – Что? Ты, своллочь, игры играть со мной вздумала? Себе все хочешь забрать? – Они, наверное, выпали. Помоги найти. В отдалении, приближаясь, слышался шум мотора. – Сука тупая, ты понимаешь, что мне таблетки нужны? Давай их сюда! – Помогай искать! – сердито прошипела она, шаря руками по холодной траве. – Если не найдешь, я тебя прибью! Ага, вон там. Внизу на углу здания что-то белеет – похоже, туалетная бумага. Огни фар близились. Генри. А может, наряд охраны территорию патрулирует на пикапе. – Пластыри нашел, – объявил Дональдсон. – А таблеток нет. Без них нам каюк. Грузовик остановился сзади на дороге. – А ну мухой, – послышался из опущенного окна негромкий, но властный голос кубинца. – Полезайте назад, под брезент. – Сейчас, секунду, – шепотом ответила Люси, подползая к туалетной бумаге. – Или я уезжаю. Она добралась до угла, схватила сверточек с таблетками (непонятно, норко или ативан) и запихала в передний карман платья. Что взяли, а там посмотрим. Дональдсон уже залезал на днище кузова. Люси, смахнув с глаза слезу, последовала за ним. * * * Люси, скрипя уцелевшими зубами, кукожилась под полотнищем брезента. Каждая кочка, каждый ухаб толчком ударяли по нервам. Было едва ли не хуже, чем когда ее спускали на веревке. Унылому пению мотора вторил стон, еще более заунывный – это исходил от боли Дональдсон. Вот грузовичок притормозил у ворот на выезде из больницы. Люси чутко затаила дыхание. Если охрана вздумает пошарить под брезентом, то все пропало. – Привет, Генри. – Салют, Рон. – Под брезентом ничего не везешь? – Да ну, нет. Проверь, если хочешь. Послышались шаги; кто-то направлялся к заднему борту. Мочевой пузырь Люси сжался в клизму: брезент поднимали за край. – Ага. Понятно, – сказал Рон, глядя прямиком на нее. – Можешь проезжать. Значит, взятка Генри сработала. Створки ворот открылись, и пикап с беглецами выехал на свободу. Но это было еще не все. Далеко не все. Если Генри задумал их кинуть, то сейчас для этого самое время. На деньги, переведенные со счета Дональдсона, кубинец должен был купить им автомобиль. Но то бабло он вполне мог прикарманить, а их взять и просто вышвырнуть где-нибудь на обочине. Или же просто убить. Потому что в случае поимки они могли указать на него как на пособника в побеге. Люси на его месте, бесспорно, прикончила бы обоих. Пикап остановился; было слышно, как хлопнула водительская дверца. Вот оно. Претворение безотказного плана, двойное убийство. В обоих случаях ее ждало избавление. Брезент сполз, и на беглецов хмуро уставился Генри. – Хорош кататься. Вылезайте. Люси не без труда подобралась к краю и слезла с откинутого борта. Местность вокруг была неожиданно лесистая (заповедник? лесополоса?). Помимо пикапа, невдалеке здесь стояла еще одна машина: грязный, заезженный дальше некуда «Шевроле Монте Карло». Черный, старый, без колесных колпаков и правого крыла. – Это и есть машина, которую ты мне купил? – грозно просипел Дональдсон. В свете взошедшей луны было видно, что глаза у него слезятся. Точнее, не глаза, а рубцовая ткань на лице.