В глаза бросились крошки хлеба, размазанные по столу, а нос уловил неприятный запах пригоревшего молока. Видимо, бабушка опять варила папе манку. Я глянула в раковину – в ней стояла немытая посуда и кастрюлька с потемневшим дном. Какая гадость! Распахнув кухонный шкафчик, я прошлась взглядом по полкам в поисках маминого бокала. Но его не было. Сердце кольнула неприятная догадка, о которой я не хотела думать прямо сейчас. Присев на корточки перед другим шкафчиком, я распахнула дверцы и, шаря рукам, начала искать пропажу. Банки, бутылки из-под водки, пакеты, крышки… Где же он?! Взор мой зацепился за мусорное ведро, стоящее под раковиной. Подавив брезгливость, я наклонилась к нему и увидела крошечный осколок от любимого бокала. Я узнала его лишь потому, что там был такой же цвет, как ягодки на нем. Схватив ведро, наполненное картофельной кожурой, кусками старого хлеба и еще чем-то отвратительно пахнущим, я тряхнула его, отчего содержимое сдвинулись, и, наконец, увидела остальные осколки маминого бокала. Маминого. Бокала. Словно ужаленная, я подскочила и рванула в зал. Взор мой впился в бабушку. Она, разместившись в кресле, с интересом смотрела на экран тв и делала вид, что не замечает меня. Судя по доносившимся оттуда звукам, там шла юмористическая передача. Только вот мне совсем было не до веселья. – Кто разбил мамин бокал? – гневно вопросила я. – Лиза, – бабушка нехотя оторвала взор от экрана и посмотрела на меня. – Во-первых, здравствуй. Тебя что, не учили, что сначала надо здороваться? Её гребаный учительский тон ощутился мной, как высокомерное нравоучение. – Кто разбил мамин бокал? – проигнорировав слова бабушки, повторила я. – Это так важно для тебя? – бабушка поднялась. – Если бы было важно, ты бы забрала его еще вчера. – Я забыла про него, – сдерживаясь от того, чтобы сказать что-то более грубое, ответила я. – То что важно – не забывают, – бабушка осуждающе улыбнулась. – Не нужно было так спешить. Словно не из-за неё вчера я убежала. Словно не она била меня, бросая грязные слова. – Значит, это сделала ты, – я смерила её взглядом, в который вложила все то, что думала о случившемся. – Я! – бабушка поджала губы, и они превратились в тонкую линию. – Нечего хранить вещи этой шлюхи. Не хочу, чтобы что-то напоминало о ней! У меня сдавило в груди от той злости, что хлынула из бабушки. А она, меж тем, продолжала: – Твоя мать у меня сыночка хотела отнять! Разве я для этого Витю растила? Он у меня чуть ли не консерваторию закончил, но это Мария… – голос её перешел на крик. – Ненавижу! Хорошо, что она умерла! Хорошо, что я заставила её пойти сделать аборт! Иначе бы она и… – Ты заставила её сделать аборт?! – я ошарашенно смотрела на бабушку и видела уже не её, а уродливого монстра. До сегодняшнего дня я не знала точно, что именно стало причиной смерти мамы. Просто одним утром она ушла в больницу и не вернулась. Потому меня убеждали, что мама болела, но я до конца не верила в это. – Да! – бабушка тряхнула головой. – А что ты предлагаешь? Как я должна была поступить? Твой отец не мог обеспечить не то что вас, но и себя! А Мария слишком мало работала, да потом, очередной декрет. Почему я должна была тащить эту лямку? – Ты – чудовище! – разрыдавшись, закричала я. – Ненавижу тебя! – Ненавидь! Сколько угодно! Я всё надеялась, что ты пойдешь в нашу породу, но ты слишком похожа на свою мать, чтобы быть нашей! – Чтобы тебя Бог наказал! – я сжала кулаки. Мне хотелось ударить это чудовище в халате, но моя совесть не позволяла этого. – И ты мне про Бога говоришь? Шлюха, которая легла под того нерусского? – бабушка рассмеялась, и в её смехе послышались сумасшедшие нотки. Понимая, что ей ничего не объяснить, я направилась на выход. – Посмотрим, как ты запоешь, когда вернешься, когда приползешь обратно! – бросила бабушка мне в спину. Я остановилась и резко обернулась. Глядя в глаза той, от которой я все эти годы ждала ласки, поддержки, но так и не получившая этого, я поклялась: – Я никогда не вернусь. Не знаю, дело ли было в моей решительности, или чем-то другом, но я увидела, как у бабушки перекосилось лицо. Ужас отразился в её глазах, губы её беспомощно задрожали… Такой я еще не видела. На долю секунды моё сердце дрогнуло от сочувствия к ней, но память услужливо прокрутила в моей голове события, случившиеся там, в зале. – Никогда! – пообещала я и поспешила к двери. Раз-два, и обулась. Порывшись в кармане, куда по привычке положила ключи от квартиры, бросила их на тумбу. Они, звякнув, упали на пыльную поверхность. В соседней комнате послышался какой-то шум. На пороге показался отец. – Мать! Так это ты Марусю отправила в больницу? – взревел он, и на секунду мне показалось, что справедливость вот-вот восторжествует. Бабушка прижала к груди ладони (этакий жест невинности) и ласково запела: – Конечно, сыночка, я. Я же любила её, поэтому заботилась. Но больше всего – люблю тебя, мой Витенька! Хочешь, мама приготовит тебе супчик? Папа, словно недоумок, кивнул головой, и я почувствовала, как отвращение к нему и бабушке заполнило мое сердце без остатка. Ни слова не говоря, я покинула их. Этих двух чужих людей, связанных странной любовью друг с другом. Пока спускалась по лестнице, напряжение начало отпускать меня. И в тот момент, когда я вышла на улицу, меня уже охватило совсем иное чувство. Опустошенность. Осознание того, каким чудовищем оказалась бабушка, горечь от судьбы матери и отвращение к собственному отцу, лишили меня сил. На последнем издыхании я доковыляла до машины. Села в неё. Закрыла дверь и расплакалась. – Эй, – Искандер дотронулся до моей щеки, залитой слезами. С огромным усилием я перевела на него взгляд, затуманенный болью. – Что случилось? – Нет бокала. Разбили бокал. Мамин бокал, – обреченно ответила я. – Послушай, красота, – Искандер успокаивающе погладил меня по щеке, – это грустно, согласен. Но запомни, что гораздо важнее, что мама в твоем сердце. Это куда лучше, поверь мне – я знаю. Не скажи Искандер, что потерял отца, я бы засомневалась в его словах. Я поверила ему. Улыбнулась. – Вот так лучше, улыбайся, милая, улыбайся, – Искандер одарил меня улыбкой и завел машину, – а теперь поехали праздновать твое совершеннолетие. – Разве мы его еще не отпраздновали? – я непонимающе посмотрела на Искандера. Меньше всего мне хотелось окунаться в веселье, но видимо, у него были совсем иные мысли по этому поводу. – Мы только начинаем! ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ