– Есения, Сенечка, девочка… – позвал я, чувствуя, как что-то горячее касается щек. – Малыш, пожалуйста, слышишь, открой глазки… – Артур, – раздался за спиной напряженный голос, – Артур, милый, там врачи! Дай им пройти. Я коснулся дрожащими руками сцены, помогая себе встать. Зарылся пальцами в волосы. – Не волнуйся. Ей обязательно помогут. – Катя? – моргнул. – Ты почему здесь? А где дети? Это небезопасно… – начал я, не без труда собираясь с мыслями, тогда как взгляд то и дело соскальзывал вниз. Туда, где Есению грузили на носилки. Значит, она все же жива? Трупы вроде сразу в черный пакет кладут? Или это заблуждение родом из голливудских фильмов? – Детей мы вывели. Они в безопасности. Я вернулась к тебе… – Не стоило. Лучше езжай домой. Потом, конечно, стало понятно, что я вел себя как мудак, но в тот момент… Боже, я вообще ни о чем не мог думать, кроме Есении. И ни о ком. У меня каждая клетка внутри дрожала. Я как завороженный пялился на ее свисающую с носилок руку с тоненькими, совсем детскими какими-то пальцами… Почти прозрачными. И в затылке сводило от чувства давно забытого бессилия. А в ушах звенело – «Че, Верх, охуеть ты в себя поверил, да? Возомнил себя почти богом? Ну-ну…». Глава 19.2 Глава 19.2 – Она жива? Что с ней? – требовательно поинтересовался я, устремляясь вслед за громыхающей каталкой. – Возможно, черепно-мозговая. Или внутреннее кровотечение. Пока трудно судить. Я замер всего на мгновение, переваривая полученную информацию, когда за спиной опять раздается голос Шведова. – Я позвонил Юре. Помнишь Юру? Ну, с яхты? Он – хирург-травматолог от бога. Примет твою девочку. Я не понимал, что он говорит, какого черта тормозит меня! Какой хирург? Доходило тяжело, как до жирафа. – Слышишь? – встряхнул меня Шведов. – Д-да. Да, Сем. Спасибо. Буду должен. Ты как тут вообще? – Жену в свет вывел, – хмыкнул. – Типа, положительных эмоций набраться. Жену? Разве они с Верой не разъехались? А, похер. Правда, сейчас на все похер. Я попрощался кивком и понесся дальше, игнорируя резь в груди. На ступенях бараны, несущие Есению, чуть не выронили носилки, и я разорался, как конченый псих. Куда только моя выдержка делась? – Сюда нельзя! В карету посторонним не положено. – Я не посторонний! В глазах фельдшера мелькнуло недоверчивое узнавание. – Понял, Артур Станиславыч. Проходите, конечно. Надо было справиться, не нужна ли помощь остальным. Сделать для них все возможное. Но я не мог себя заставить отвлечься. Казалось, у нас с Сенькой на счету каждая секунда. Я вглядывался в ее мертвенно-бледное лицо, по которому скользили сине-красные всполохи скорых, и зверел. – На секунду тебя нельзя отпустить… Ну что ж ты за беда-то такая? Рядом врачиха пыталась поставить Есении капельницу. – Можете фонариком подсветить? Темно, а у нее такие ручки тоненькие. Невозможно вену найти. – У вас какое-нибудь одеяло есть? Она же совсем голая. Одеяла в скорой не нашлось. Я снял пиджак, проклиная себя, что не додумался до этого раньше, накрыл Есению, а потом, не зная, чем занять дрожащие руки, взялся освобождать ее маленькие ножки от пуант. И пока она была рядом, я еще как-то держался. Невыносимо стало потом, когда за каталкой закрылась дверь приемного отделения. Какое-то время я сидел на неудобном стуле в «предбаннике». Новость о том, кто посетил их больницу, разнеслась с молниеносной скоростью. И уже очень скоро на столике передо мной нарисовались чашечка кофе и корзинка с печеньем – чем могли, как говорится... – Девушка, вы мне лучше скажите, что с пострадавшей? – Ее осматривают. – И долго это еще будет продолжаться? Не заорать стоило огромных усилий. – Там непонятная ситуация. Но Юрий Игоревич обязательно разберется. Вы не переживайте. Он у нас – умничка. Лучше врача не найти. – Ясно, – выдохнул я, прикрывая глаза и откидываясь затылком на стенку. – А покурить у вас здесь где-нибудь можно? – Так на крылечке. – Ну да. А сигареты где можно купить? – Вот, если не побрезгуете ментоловыми. Я открыл глаза. Покосился на протянутую мне пачку. – Не побрезгую. Спасибо большое. – Забирайте все, – вздохнула медсестричка. – У меня еще есть. Я благодарно кивнул. Вышел за дверь, как и было предложено. Подкурил, прикрывая ладонью огонек обнаружившейся тут же, в пачке, зажигалки. А на второй затяжке вспомнил, что обещал Кате бросить. Катя… Позвонил ей, чтобы убедиться, что она благополучно добралась до дома, выслушал довольно сухой ответ и не менее сухой вопрос – собираюсь ли я домой возвращаться. Чуть не психанул на нее, чуть не сорвался. Буквально прикусил язык, чтобы не вывалить на Катю истерикой свою беспомощность. – Я не могу ее бросить в таком состоянии. – А меня, значит, можешь? – Кать, ты же не умираешь, правда? Какого черта? – Артур Станиславыч! Артур Станиславыч! – прервал наш разговор тоненький голосок. – Извини, Кать, я перезвоню. Я здесь. Появились новости? Не узнавая свой голос – настолько надтреснуто он звучал, я откашлялся. – Да, пойдемте. Там Юрий Игоревич… Напряжение зашкаливало. Я не представлял, к чему мне готовиться, и в груди все сильней сводило. – Артур? Добрый вечер, – приветствовал меня Валов энергичным пожатием руки. – Не такой уж и добрый. Что с Есенией? – Ни-че-го, – ухмыльнулся красавчик-доктор, потягиваясь. – Ни единой царапины. – Это такая шутка? – сощурился я. – Ни в коем случае. Она просто спит. Глава 19.3 Глава 19.3 – Просто спит… – повторил попугаем. – Насколько я могу судить, Есения сильно истощена. Плюс стресс. Так бывает. Организм вырубается в защитной реакции. Вот и все. – Ты уверен? – недоверчиво переспросил я. Как-то в голове не укладывалось, что все позади, и можно выдохнуть. Никак не укладывалось в голове… – Мы сделали все необходимые обследования. Включая МРТ. Кости целы, с головой полный порядок. Чего не скажешь про стопы, но для балетных это, вроде, обычная история. – Я могу ее увидеть? – голос просел еще основательней. И тут уж никакие откашливания мне не могли помочь. – Почему нет? Лена проводит. А мне, прости, бежать надо. Есения, к сожалению, не одна пострадала.