* * * Земля скрипела у меня на зубах, когда я наконец выбралась из своей неглубокой могилы. Откинувшись на спину, я раскинула руки и жадно, давясь и кашляя, глотала холодный воздух, пахнущий лесом, грибницей, хвоей, подступающей зимой, свободой, жизнью. Глядя в чернильное небо с редкими гвоздиками звезд, я слышала ночную музыку леса — скрип веток, уже лишенных листьев, шелест хвои, стон старого расщепленного дерева, свист ветра в голых ветвях. Я знала, что в лесу я не одна, — в этих местах водились дикие кабаны, и, хотя медведей здесь не видали лет сто, зато волки еще встречались. Но мне было плевать. Сейчас я сама была страшнее любого дикого зверя, и в этих краях не было никого опаснее меня… Кроме одного человека. Но ему придется подождать… Мысль о медведях заставила меня вспомнить о ребенке. Надеюсь, еще не поздно. А если поздно… Я должна встать. Должна действовать. Должна успеть. Вот только подышу еще минуту, всего одну минуточку. Но тут из леса вышел зомби. Тяжело ступая, он приблизился ко мне и остановился. На фоне звездного неба его силуэт казался сотканным из мрака. Зомби протянул мне черную руку и едва слышно произнес: «Вставай. Пора им заплатить за все, что они сделали». Я не колебалась ни секунды. Ухватившись за руку нежданного союзника, я поднялась с земли и широко улыбнулась мертвецу. Глава 1 Мне не впервой работать на покойников — в моей практике уже были такие случаи. Поэтому я почти не удивилась, когда раздался телефонный звонок и приятный мужской голос осведомился: — Евгения Максимовна Охотникова? Поскольку на экране моего телефона высветился номер, я знала, с кем имею дело. — Для вас просто Евгения. Доброе утро, Иосиф Леонидович. Адвокат Сташевич был известным в городе человеком. В нашем провинциальном Тарасове не так уж много юристов такого калибра. Правда, в последние годы Сташевич несколько отошел от дел. Возраст Иосифа Леонидовича позволял ему надевать костюм и галстук и возвращаться к практике только в исключительных случаях — когда содействие требовалось кому-то из старых друзей или особенно важных клиентов. — Рад, что вы не забыли меня, Евгения, — очень вежливо произнес Сташевич. Он всегда разговаривал так, что каждая женщина чувствовала себя если не английской королевой, то герцогиней уж точно. Мне, пацанке родом из Владивостока, это было даже забавно. При всех своих прекрасных манерах и обманчиво-мягкой речи Сташевич был крутым профи. Его время стоит денег — так же, как и мое, кстати. Юрист не стал бы звонить без веской причины, особенно в воскресное утро. — Иосиф Леонидович, я внимательно вас слушаю. Адвокат выдержал паузу — слегка театральную, надо признать, — и выдал: — Евгения, я хочу предложить вам работу. Вот, именно этого я и опасалась. Когда я, единственная женщина-телохранитель в нашем городе, в первый раз услышала бархатный голос пожилого юриста, то не предполагала ничего плохого. В конце концов, я востребованный профессионал, а охрана — то, чем я зарабатываю на хлеб, масло, овощи и хорошо прожаренные стейки. Задание, которое предложил мне тогда Сташевич, на первый взгляд казалось несложным — всего-то и дел, что найти и доставить в город одну сиротку, восемнадцатилетнюю деревенскую простушку, которой посчастливилось оказаться единственной наследницей криминального авторитета с погонялом Серебряк. Закончилась эта история трагедией. Кстати, сиротка организовала вполне техничное покушение на мою жизнь, о чем я до сих пор забыть не могу. Но главной «фишкой» той истории было то, что работала-то я на покойника. К моменту, когда я подключилась, Серебряк был мертв, а его завещание лежало в сейфе у Сташевича… При этих крайне неприятных воспоминаниях я ощутила, как просыпается мое шестое чувство. Интуиция не однажды спасала мне жизнь… хотя так же часто подводила и заставляла ошибаться. Но человек, совершивший сотню прыжков с парашютом — вот как я, — склонен прислушиваться к предчувствиям. Поэтому я осторожно поинтересовалась: — Иосиф Леонидович, скажите, вы сейчас говорите от имени своего клиента? Адвокат несколько недоуменно ответил: — Разумеется, Евгения! Да, конечно, Сташевич не стал бы звонить мне по собственной инициативе, чтобы поинтересоваться, какие у меня планы на уик-энд. Тогда я еще более вкрадчиво спросила: — Не поймите меня превратно… но ваш клиент в добром здравии? Мне показалось или Сташевич ахнул? Во всяком случае, пожилой законник закашлялся — так, как обычно делают те, кто пытается выиграть время. — Уважаемый Иосиф Леонидович, — проникновенно произнесла я в трубку, — только не говорите, что снова хотите предложить мне работу на покойника. Как тогда. Сташевич уже справился с эмоциями и включил свое прославленное обаяние, перед которым так трудно было устоять: — Евгения, вы не перестаете меня поражать! Как, как вам удается быть такой проницательной? Это ваше главное достоинство, конечно, помимо вашего профессионализма и поразительной красоты! «Какие перышки, какой носок… и верно, ангельский быть должен голосок!» — пробормотала я себе под нос памятные с детства строчки басни про ворону и лисицу. Но поневоле почувствовала себя польщенной. — Иосиф Леонидович, я высоко ценю ваше мнение, но давайте все-таки к делу. Кому требуется охрана? — Ребенку, — так же прямо ответил Сташевич. — Шесть лет. Девочка. — Боюсь, это немного не мой профиль, — с некоторым облегчением произнесла я. — Вынуждена отказаться. — Но почему? — изумился Сташевич. — Вы лучший телохранитель в городе. Неужели такое простое дело, как охрана ребенка, вызовет у вас какие-то сложности? — Да не вызовет, конечно… дело в другом. Я ничего не понимаю в детях. Вы же знакомы со специфическими подробностями моей биографии. Не думаю, что стану подходящей компанией для ребенка шести лет, тем более девочки. Найдите кого-нибудь другого. Могу порекомендовать чудное охранное агентство, его держат мои друзья, семейная пара… — Послушайте, — Сташевич перебил меня довольно жестко, — ребенку не нужна компания, речь идет о жизни девочки. Ей нужен лучший в городе профи, который обеспечит ей безопасность. А это именно вы. Конечно, если вы наотрез откажетесь… Сташевич специально подвесил паузу, давая мне возможность заглотить приманку. Если я откажусь, то моей репутации «самого крутого профи в городе» будет нанесен существенный ущерб. Возможно, это звание после выполнения предлагаемой Сташевичем работы получит кто-то другой. А я не намерена сдавать своих позиций. Мне нравится быть номером один. К тому же первому номеру платят гораздо больше, чем второму… — В принципе я согласна, — медленно проговорила я, — но для окончательного решения мне нужно больше информации. — Не по телефону, — вкрадчиво произнес Сташевич. — Естественно. Давайте сделаем так — через час я буду у вас в конторе, и мы все обсудим. Сташевич замялся. — Что-то не так? — удивилась я. Прекрасно помню особнячок в центре города, который занимала контора адвоката, его пожилую строгую секретаршу и тяжелую мебель полированного дерева. Может быть, на юристе отразился финансовый кризис, и ему не по карману арендовать особняк в центре Тарасова? Ну уж нет, кому угодно, но только не Сташевичу… — Знаете, Евгения, приезжайте лучше ко мне домой, — проговорил юрист. — Вы же помните, где я живу? Конечно, я удивилась — никогда не видела Сташевича вне профессиональной обстановки, не считая одного раза, когда завезла ему кое-какие документы на хранение, поскольку не была уверена, что доживу до утра. Тогда я и узнала адрес адвоката. — Хорошо, скоро буду, — отрапортовала я и прервала связь. Положила телефон и задумалась. Раз Иосиф Леонидович приглашает меня домой, значит, дело, в которое он хочет меня втянуть, либо очень грязное, либо чрезвычайно личное. Как оказалось, правдой оказалось и то и другое. Заводя мотор «Фольксвагена», я по старой привычке анализировала мотивы собственного поведения. Почему дело, которое предлагает мне Иосиф Сташевич, вызывает у меня такое… как бы это сказать… внутреннее сопротивление? Будь честна с собой, Охотникова, тебя так напрягает это дело потому, что речь идет о семье. Потому что в твоей собственной семье… Да нет у тебя никакой семьи, пора уже признать! С тех пор как я вышла в отставку и переехала в провинциальный Тарасов, моя семья — это пожилая тетушка Мила. Людмила Охотникова приняла меня, не задавая вопросов, и я считаю ее единственным родным человеком. После смерти матери отец признался, что у него давно уже другая семья. Я так и не смогла ему этого простить.