– Ей приходится выходить из заточения чаще, чем другим призракам, – быстро ответил Саймонд. – Поэтому ее сущность время от времени утекает. Мейкпис никогда не думала об этом раньше. Участь лазутчика настолько неприятна, что она никогда не задавалась вопросом, какие опасности могут ему грозить. – Возможно, это также объясняет, почему она выглядит иначе, – продолжал Саймонд. – Лазутчик, в отличие от остальных Старших, должен уметь продержаться без тела. Наверное, постоянное пребывание в чужом теле… размягчает их. – Что ты знаешь о лазутчице? Интересно, слушает ли разговор вечно таящаяся Морган. – Леди Морган Фелмотт, – немедленно ответил Саймонд. – По меркам Старших, она пехотинец. Всего лишь третья леди, которая присоединилась к их сообществу, и в ее жилах даже не течет кровь Фелмоттов. Это фамилия ее мужа. Она одна из самых молодых. Мертва всего тридцать лет. Почему ты спрашиваешь? – Интересно, как Старшие выбирают своих лазутчиков, – пробормотала Мейкпис. – Тянут жребий? – Полагаю, эта работа поручается призраку самого низкого ранга. Кто захочет выполнять такую? Лазутчики со временем изнашиваются и исчезают. – Если Старшие так мягки, как им удается раздавить дух живых людей? – спросила Мейкпис. – Почему сэр Томас не мог им воспротивиться? – Сам не знаю. У Старших есть преимущество в количестве и опыте. И у них никогда не бывает сомнений, которые могли бы их ослабить. Они могут быть чудовищами, но очень уверены в себе. И сами себе религия. – Конечно, – прошептал доктор, – вполне возможно. – Я знаю, что Фелмотты, скорее всего, собирались сохранить мой дух, – тихо добавил Саймонд. – Они одобряли меня. Но их милости непостоянны и эгоистичны. У меня не было уверенности в том, что, даже если меня и сохранят, я не окажусь в должности лазутчика. Поэтому я начал создавать собственные связи и планы. – Почему же Старшие тебя не заподозрили? – спросила Мейкпис. – Они всегда узнают, когда мы лжем или что-то скрываем. Меня они не замечали, но ты был их драгоценным наследником! Годами ты замышлял зло против них, а они ни о чем не подозревали. Ты ударил сэра Энтони в бок кинжалом, а он не почувствовал надвигавшейся смерти. Почему? – Старшие не могут читать наши мысли, хотя и делают вид, что видят нас насквозь. Просто они очень старые. Вот и все. По поведению и лицам людей можно читать, как по открытой книге, и у них было больше времени изучить это искусство. Все выдают свои чувства мелочами: блеск глаз, дрожь в голосе, трясущиеся руки. – Но как ты помешал им читать свои чувства? – не унималась Мейкпис. – О, это достаточно просто, – отмахнулся Саймонд. – Я могу заставить себя вообще ничего не чувствовать. Если захочу, конечно. Это не так сложно, как, похоже, считают люди. Мейкпис медленно кивнула, пытаясь сохранить задумчивое выражение лица. Живые люди, как правило, не вызывали у нее нервного озноба, но Саймонд, очевидно, был исключением. Она не могла не задаться вопросом, уж не последствия ли это «переделки его внутренней архитектуры». И кое-что еще тревожило ее. – Мастер Саймонд, а как же ты, ударив сэра Энтони ножом… избежал нашествия призраков? Губы Саймонда раздвинулись в улыбке. Мейкпис заподозрила, что хотя она и не особенно ему нравилась, но, очевидно, была достаточно умна, чтобы его заинтересовать. – Ты не совсем глупа, как погляжу, – заметил он. – И права к тому же. Два призрака выскочили из его тела и попытались обрести новый дом. Один пробрался в меня, прежде чем я успел воспротивиться. При виде потрясенного лица Мейкпис Саймонд рассмеялся: – Не падай в обморок. В моем теле всего лишь один дух. Мой. – Значит, ты умеешь бороться с призраками Фелмоттов? – оживилась Мейкпис. – В каком-то смысле. – Саймонд опрокинул в глотку оставшийся ром. – Со временем я нашел способы защиты. Призраки стали моим хобби и предметом изучения. Я стал настоящим ученым. Ты действительно хочешь знать, как я избавился от призрака? Мейкпис кивнула. – В таком случае я, возможно, покажу тебе завтра. Затеем что-то вроде поездки на охоту. Только когда охота будет в самом разгаре, держись поближе ко мне. – Милорд, – осторожно спросила Мейкпис, – не будет ли проще, если все объяснить на словах? – Нет, – покачал головой Саймонд, казалось наслаждавшийся понятной одному ему шуткой, – предпочту не готовить тебя заранее. Хочу видеть, что ты заметишь и как поступишь, когда придет время. Считай это испытанием характера. Мейкпис стало не по себе, хотя она пыталась справиться с неприятным чувством. Несмотря на все препоны, она заключила нечто вроде союза. Многое узнала, и дело Джеймса больше не казалось абсолютно безнадежным. Однако пьянящее чувство, напоминавшее о власти над Саймондом, которое она испытывала в начале разговора, куда-то исчезло. Что бы ни происходило сейчас, верх взяла не она. – Омерзительный злодей, – постановил доктор позже. – Самый отвратительный из всех, кого мне довелось видеть. Мейкпис поспешила закончить разговор с Саймондом из страха, что ее хватятся. Если ее застанут пьющей ром в компании мужчины и в его спальне, это может испортить репутацию праведной пророчицы. Поэтому она удалилась в чулан для «благочестивых размышлений». «Не думаю, что он заметил кого-то из вас, – подумала Мейкпис. – Хотя сама не знаю почему». – Леди Морган за эти годы, похоже, отточила умение скрываться, – ответил доктор, – а медведь как раз дремлет, на случай если ты не заметила. Мы с пуританином решили, что будет лучше держаться тихо, и оставались неподвижными и спокойными, насколько это возможно. – Так вы и мастер Тайлер теперь общаетесь? – Мейкпис не смогла сдержать легкой усмешки. – Не больше необходимого, – буркнул доктор угрюмо. – Тайлер уверен, что попадет в ад. Я тоже так считаю. Это, похоже, единственное, в чем мы согласны. Однако прошлой ночью, пока ты спала, мы достигли практического понимания, в своем роде, конечно. Кстати, ты намерена рассказать о нас Саймонду Фелмотту? А главное, скажешь ли, что обозленная шпионка Фелмоттов подслушивала весь твой с ним разговор? – Нет, – твердо ответила Мейкпис. – Пусть он полезен как союзник, но я ему не доверяю. Уж скорее суну руку в змеиное гнездо. – В таком случае почему мы здесь? – Потому что у меня нет змеиного гнезда, которое помогло бы спасти Джеймса, – вздохнула Мейкпис. – Кстати, о змеях: леди Морган по-прежнему не показывается, – заметил доктор, – но это лишь вопрос времени, она, разумеется, что-то задумала. – Вы правы. Но в нашу пользу говорит только одна вещь: леди Морган – идиотка. – Но леди, может быть, все слышит, – осторожно напомнил доктор. – Очень на это надеюсь! – воскликнула Мейкпис. – Только идиотка может всеми силами стараться услужить сборищу злобных стариков, которым плевать, если она в конце концов растратит себя и исчезнет! Что, если они решат присоединить призрак Саймонда к своей компании? Кого они вытолкнут, чтобы освободить место для него? Если Морган и подслушивала, то ничем себя не выдала. – В любом случае, – продолжал доктор, который, судя по тону, с трудом подавлял возбуждение, – поверь, что твой новый союзник прав в чем-то очень важном. Его теория объясняет замеченные мной странности. Как только ты закрываешь глаза, мы, твои пассажиры-призраки, погружаемся в темноту. Сначала я думал, что причина в том, что мы пользуемся твоими глазами, чтобы видеть мир. Но если твой медведь тоже видит твоими – человеческими – глазами, почему он способен видеть в темноте, как всякий зверь? – Значит, призраки таинственны, непостижимы и нарушают Господни законы, – ответила Мейкпис смущенно и довольно нетерпеливо. – Вы не можете понять таких вещей. С таким же успехом можно спрашивать, как летают ведьмы. – О, брось, – отрезал доктор, – даже у самого кошмарного существования есть свои правила. Похоже, Саймонд Фелмотт открыл истину. Ключ ко всему – ожидание. Вера. Думаю, призраки способны видеть не только глазами хозяина. Однако мы привыкли к телам, в которых жили когда-то. Твой медведь уверен, что может видеть только твоими глазами. И одновременно уверен в том, что может видеть в темноте. Если я прав, это объясняет, почему призраков так мало. Души мертвых становятся призраками, только если ожидают, что станут ими. – Но медведь никогда этого не ожидал! – Мейкпис задумчиво нахмурилась. – Правда, он был очень зол, когда умирал. И вообще я не уверена, заметил ли он, что умер. – Поэтому его дух и задержался на земле, – довольно ответил доктор. – Но есть те, кто умер в сомнениях и отчаянии, считая, что их души навеки прокляты, как у твоего друга-пуританина и избранных Фелмоттов, которые отходили в мир иной, зная, что их призраки получат новый дом… – А вы… – пробормотала Мейкпис, чувствуя себя виноватой и окончательно пав духом. – Вы захотели стать призраком, поскольку я сказала, что вы вполне на это способны. – Не важно, – бросил доктор энергично, но твердо. – Призраки Фелмоттов выживают из века в век, торжествуя над духами принявших их хозяев, потому что искренне верят в право и возможность поступать именно так. Их сила заключается в уверенности и безумной надменности. Если хочешь ослабить их дух, найди способ поколебать и разрушить эту уверенность. Разбить их веру. Заставить сомневаться. Глава 32 На следующее утро Саймонд не обращал на Мейкпис внимания, что было вполне разумно. Будет лучше, если никто не заподозрит связи между ними, не заметит одинаковых ямочек на подбородках. Однако это означало, что она так и не сумела понять, что Саймонд подразумевал под «охотой». Собственно говоря, Уайтхоллоу вроде бы готовился к совершенно иному собранию. Бальный зал прибрали, окна вымыли, столы и стулья расставили как для приема. На оловянные тарелки выложили угощения: язык, оленину, пирог с куропаткой, хлеб и сыр. Конечно, эти яства нельзя было сравнить с великолепными пирами в Гризхейзе, но все же их было вполне достаточно, если предположить, что ожидаются знатные гости. – Что происходит? – спросила Мейкпис рядового, ставившего свечи в подсвечники. Такая роскошь предполагала, что грядет важное событие. – Свадьба, мистрис Лотт, – вежливо объяснил солдат. – Племянник генерала женится на дочери члена парламента. Они приезжают сегодня днем вместе с друзьями и родными. – Могли бы немного украсить бальный зал, – заметил доктор ледяным тоном. Потолочные балки были голыми, и никто не догадался принести хотя бы цветок. – Свадьба – дело Господне, – деловито напомнил Ливуэлл. – А Господу не нужны цветы и ленты! Мейкпис была рада услышать его голос. Он довольно долго молчал. Она и предположить не могла, каково это – обнаружить себя среди солдат армии, из которой дезертировал. Она боялась, что он снова начнет терзаться муками совести. Первыми гостями оказались трое мужчин сурового вида в черном. К удивлению Мейкпис, они удостоили сержанта и других офицеров кратчайшим, равнодушнейшим поклоном, а затем отвели Саймонда в сторонку и завели с ним тихий серьезный разговор. После беседы Саймонд выглядел вроде бы как обычно, держась с невозмутимым безразличием, но Мейкпис уловила некоторые признаки возбуждения. Улучив момент, он дернул ее за рукав: – Помни: когда начнется охота, держись поближе ко мне. – Когда она начнется? – спросила она. – После свадьбы? Я не смогу найти предлог присоединиться к ней, если не буду знать, когда начало. Он тихо рассмеялся, прежде чем прошептать: – Вся свадьба – своего рода охота. Семьи планировали отпраздновать ее в поместьях генерала через несколько месяцев, но пришлось перенести торжество на сегодня, что позволило им пригласить кое-каких гостей, которые не могли сказать «нет». Это… – Он обвел рукой просторный зал. – Это своего рода расставленный капкан.