– Добро пожаловать, милорд, – приветствовал он. – Ваше прибытие вместе с леди Мод как нельзя более своевременно. – Его милость тонет, как камень, – сообщил Молодой Кроу, ведя вновь прибывших к часовне. – Эту ночь он не переживет. Сомневаюсь, если протянет еще час. Мейкпис снова потащили к лорду Фелмотту, чтобы начинить ее призраками. «Не знаю, что будет, – безмолвно сказала Мейкпис своим невидимым спутникам. – Понятия не имею, есть ли у Джеймса план. Кроу могут связать нас и наполнить призраками Фелмоттов. Возможно, придется сражаться». – Что же, по крайней мере, наша практика борьбы друг с другом не пройдет даром, – заметил мистер Квик. – Если мы оставим наших врагов более слабыми и больными, чем нашли их, значит, сегодня хороший день, – решил Ливуэлл. Медведь не издал ни звука, но Мейкпис чувствовала его присутствие, и это придавало ей сил. Морган тоже молчала. У Мейкпис появилась мысль, что такая битва даст шпионке шанс снова поменять стороны и соединиться с прежним кругом. «Будь что будет, – сказала она себе, – а пока я не перестану ей доверять». По пути Молодой Кроу наскоро рассказал, как идет осада: – Армия стоит под стенами почти неделю. У осаждающих только три большие пушки: две мортиры, которые мечут большие камни и горящие бочонки со смолой, а также полукулеврина с большей дальностью полета. В Старую башню попало несколько камней, а некоторые башенки поменьше и вовсе выглядят так, словно у них выбиты зубы. Но пока что толстые стены Гризхейза неподвластны разрушениям. Конечно, они постоянно требовали сдаться. Обычные предложения: всем женщинам, детям и гражданским лицам будет позволено уйти, а потом начнется обсуждение условий капитуляции. Леди Эйприл, разумеется, слышать ничего не хотела. Леди Эйприл в Гризхейзе. Это плохая новость. Мейкпис надеялась, что в большом доме нет других Старших. – Как поживает леди Эйприл? – спросил Джеймс осторожно. Очевидно, он подумал о том же. – О, все еще оправляется от увечий. – Молодой Кроу холодно глянул на Мейкпис и тут же отвернулся. – Она до сих пор лежит в постели. Если не считать тех случаев, когда ее присутствие необходимо. – А остальные родственники? – спросил Джеймс. – Сэр Мармадьюк надеется привести сюда войска, чтобы прорвать осаду, хотя одному богу известно, успеет ли он прибыть до появления подкреплений противника, – ответил Молодой Кроу. – Епископ на севере, склоняет сердца и умы на сторону нашего короля. Сэр Алан по-прежнему в Лондоне. Сражается в судах против конфискации. Мейкпис слышала о могущественных членах семейства Фелмоттов. Слава богу, они очень заняты в других местах. Она с некоторым облегчением слушала отчет Молодого Кроу. Если леди Эйприл не выходит из спальни, а других Старших в доме нет, возможно Джеймсу удастся не встретиться лицом к лицу с теми, кто может понять, что он больше не одержим. – В наших подвалах большие запасы пороха и двухмесячный запас еды, а воды у нас сколько угодно. – Молодой Кроу еще больше похудел и уже не выглядел таким щеголеватым. – На башнях стоят местные обученные часовые и самые меткие стрелки из наших лучших охотников и егерей. Каждый раз, когда мятежники подходят к стенам, мы швыряем в них камни и льем сверху кипящее масло. Мятежники послали саперов рыть траншею от лагеря к западной стене. Возможно, собираются заложить пороховые заряды у подножия, но не доберутся до нас до прибытия сил сэра Мармадьюка. Гризхейз осаждали и раньше. Эти стены никогда не падут. С таким же успехом можно кидаться вишней в гору. Мейкпис снова чувствовала тяжесть древнего дома, грозившего ее раздавить, сминавшего волю и мысли, как полевые цветы. Неужели она когда-то воображала, что это место может потерять над ней власть? Дверь часовни распахнулась. Лорд Фелмотт по-прежнему ожидал Мод в троноподобном кресле, из которого, казалось, не поднимался с самого ее отъезда. Мейкпис невольно заметила, что к креслу рядом с лордом Фелмоттом прикреплены железные кандалы, чтобы заковать руки и ноги сидевшего в нем. Очевидно, слуги больше не хотели доверяться обычным веревке и дереву. – Леди Эйприл просила, чтобы ее известили о нашем возвращении, – объявил Белый Кроу и, поспешно поклонившись, удалился. Джеймс и Мейкпис панически переглянулись, но веских причин помешать ему не нашлось. Старый Кроу был в часовне и хлопотал над лордом Фелмоттом, еще более седым и тощим, чем раньше. Его босые ноги покоились на мертвых голубях, лежавших в лужах собственной крови, – старое и отчаянное средство, последняя попытка вытянуть болезнь, когда смерть кажется неминуемой. Заслышав их шаги, управитель поднял глаза и при виде Мейкпис и Джеймса едва не прослезился от радости. – Милорд! О милорд, вы ее поймали! Я немедленно принесу зелье! – Нет! – рявкнул Джеймс, подражая голосу Старшего. Стены часовни отразили его крик, добавив ему металлических нот. – Зелье не понадобится! Прикуйте ее к креслу! – Но… – Управитель осекся и переглянулся с сыном. – В девушке сидит чудовище! В прошлый раз она… – Ты меня слышал? – бросил Джеймс зловеще ледяным тоном. Ему немедленно повиновались. Мейкпис поволокли к креслу, толкнули на сиденье. Холод кандалов, обвивших щиколотки и запястья, вызвал озноб ужаса, но она поборола его. – Теперь уходите! – скомандовал Джеймс, выхватив ключ из пальцев Молодого Кроу. – Все вон! Оба Кроу уставились на него с изумлением и тревогой. Мейкпис показалось, что в глазах Молодого Кроу промелькнуло подозрение. – Немедленно! – прогремел Джеймс. Потрясенные, все еще в сомнениях, Кроу, покинули комнату и увели с собой солдат. Джеймс быстро задвинул засов на двери, подбежал к Мейкпис и трясущимися от спешки руками разомкнул кандалы. – Кроу поняли, что здесь что-то не так, – выдохнул он. – Они не могут воспротивиться Старшему, но, когда леди Эйприл появится здесь, побегут к ней. Дверь их сдержит, хотя и ненадолго. – Джеймс, – прошептала Мейкпис, когда кандалы разомкнулись, – нам нельзя оставаться здесь! Лорд Фелмотт может умереть в любой момент. Брат понимающе кивнул. Если Фелмотт умрет, семеро древних отчаявшихся призраков останутся без убежища и почуют… близость двух соблазнительных сосудов, запертых с ними в одном помещении. Призрачные друзья защитят Мейкпис и могут отпугнуть пришельцев. А вот брат беззащитен. Джеймс пробурчал фразу, явно неподходящую для святого места: – Что, во имя алого ада, нам теперь делать? Глава 38 Брат и сестра смотрели на осунувшееся лицо больного, отвечавшего им злобным, враждебным взглядом. – Нужно убираться отсюда, – решила Мейкпис. Витражные окна были слишком малы. Мейкпис лихорадочно огляделась, и тут ее осенило: – Джеймс, здесь есть другой выход! – Она показала на вознесенную под потолок галерею в глубине часовни. – Там в глубине есть дверь и коридор, ведущий в семейные покои. Можешь забраться туда и помочь мне подняться? Она вспомнила, как ловко он залез на башню, чтобы познакомиться с ней в первый же вечер. – Я не могу оставить тебя наедине с ним! – Джеймс показал на умирающего. – Если они опять тобой завладеют, – резко бросила Мейкпис, – ты вновь станешь моим врагом. Тебе следует держаться подальше от него ради моей безопасности. – Теперь ты намерена брать верх в каждом споре, рассуждая о том времени, когда я был «одержим», верно? – отозвался Джеймс, взбираясь на гробницу, после чего осторожно поставил ногу на выступающую из стены мраморную голову. Голова тут же отломилась и с грохотом упала на пол. За дверью послышались смущенные голоса. Вступление в права наследства не предполагало порчу чужой собственности. Мейкпис услышала голос Старого Кроу, который о чем-то спрашивал Джеймса. За криком последовал долгий, настойчивый стук. Джеймс, все еще висевший на стене, выругался. Взгляд Мейкпис снова упал на обмякшую фигуру в кресле-троне. Ей все еще было больно видеть доброе лицо сэра Томаса, казавшееся сейчас таким больным и бледным. – Простите, сэр Томас, – прошептала она, сознавая, что говорит в пустоту, – я вас любила. Очень жаль, что у вас даже нет подобающего смертного ложа. И жаль, что я оставляю вас здесь. Знаю, что вы погибли ради семьи… но должна остановить их. Навсегда. Она вдруг поняла, что в его лице что-то изменилось. Из него ушел свет. Мейкпис уже начала отступать, когда из уголка губ сэра Томаса, подобно дыму, вытек первый призрак. – Джеймс! – вскрикнула она. – Они идут! Брат как раз перескочил через перила и спрыгнул на галерею. Сорвал занавеску, украшавшую заднюю стену, привязал конец к перилам и перекинул вниз. – Взбирайся! Мейкпис подбежала, схватилась за ткань и стала карабкаться, используя впадины в стене. Воздух за спиной сгустился, наполненный шепотом. Она с трудом балансировала на узком карнизе, когда к ее голове устремилась тень. Что-то мотыльковыми крылышками пощекотало ей ухо: это призрак пытался проникнуть внутрь. Левая нога соскользнула, и только мертвая хватка, которой она держала ткань, помешала упасть. – Позволь мне, – настойчиво прошептал Ливуэлл. Он был прав. Мейкпис не могла одновременно отбиваться и взбираться наверх. Она доверила ему свои руки и ноги и приготовилась к драке. Девочка не знала, кто из Старших продирается в ее сознание. Пока их рассудки наносили друг другу увечья, перед ней мелькали воспоминания: тысячи стрел, зачернивших небо, как грозовая туча, горящие корабли, коленопреклоненные епископы, библиотека величиной с собор. Уверенность призрака била в нее тараном и на какой-то момент поколебала волю. Что она делает, отказываясь принять свою судьбу? Как может желать потери и пропажи стольких веков воспоминаний? Все равно что спилить вековое дерево! Но корни этого дерева душили. Она убивала прошлое, обороняя себя! «Прости, – мысленно сказала Мейкпис Старшему. – Надеюсь, ты найдешь милосердие там, куда отправится твоя душа. Но только не у меня». Собрав силы, она набросилась на атакующего призрака всеми возможными ей средствами сознания. И почувствовала, как доктор добавил к ее воле свою. Ярость медведя была подобна раскаленной печи. Но этот призрак не был отчаявшимся лепестком тумана. Он был мощным и хитрым, и она ощущала, как он запускает когти в слабые места ее обороны. И тут оказалось, что Морган выбрала ее сторону. Она неожиданно вылетела из укрытия и появилась сбоку от Старшего, смешав его силу со своей. Призрак узнал лазутчицу и обрадовался, но ликование тут же сменилось ужасом, когда шпионка разорвала его надвое. – Это, – заметила Морган, когда вопящие фрагменты растаяли в воздухе, – трюк, который удается только раз.