– Почему ты решила открыть дом? – спросила Кайса. – Я думала о ней в последние дни. Сиссель обычно выпускала собаку каждый день, но в последнюю неделю я ее не видела. Она, конечно, могла быть на улице так, чтобы я не заметила, я ведь не все время бываю дома. Но в последние два дня я не отлучалась, поэтому немного последила за домом. И я подумала… надо проверить, все ли с ней хорошо, не заболела ли она или еще чего. – Губы задрожали, когда она продолжила: – Я долго звонила в дверь, и когда она не открыла, я открыла своим ключом. Было… было совершенно ужасно, этот чудовищный запах… Она встала и принесла еще кофе. – Сначала убили отца, а теперь Сиссель. Я не могу в это поверить. – Что ты знаешь об убийстве отца? – Полиция охарактеризовала его как жестокое, но не сообщала деталей. Впрочем… я знаю чуть больше. Я помогала полиции, когда им нужно было допросить Сиссель, она отказалась говорить с ними, и они общались через меня. Поэтому я получила доступ к деталям, которые не знает никто другой. Я, конечно, обязана хранить молчание, но у меня такое впечатление, что его чуть ли не запытали до смерти. – Она поежилась. – Это же совершенно недопустимо – не поймать преступника! Кошмар для всей деревни, люди ходят в постоянном страхе, особенно мы, ближайшие соседи. Ты только подумай, а что, если это кто-то местный, кого мы знаем, лишил жизни и Педера, и Сиссель? – Расскажи мне о Сиссель, – попросила Кайса. – Мне кажется, с ней было что-то не так. – Потому что она не разговаривала? – Да, но не только поэтому. Она почти ни с кем не общалась. Странный человек. – Когда она перестала разговаривать? – Много лет назад. Она ведь немного младше меня, так что я не очень хорошо ее знала. – Я видела однажды, как она писала записку в блокноте в магазине. Ты тоже так с ней общалась? – Да, блокнот у нее был всегда с собой. Бенте подлила кофе Кайсе, хотя та сделала всего один глоток. Ее рука дрожала. – Кстати, она изменилась после того, как осталась одна, – сказала Бенте. – Как же? – Как будто… как бы это точнее сказать? Как будто она начала жить. Ее родители были очень строгими и старомодными. Так что, когда их обоих не стало, она могла делать что хочет, думаю, так. В этот момент зазвонил телефон. Кайса услышала, как Бенте рассказывает кому-то, что случилось. – Что ты имеешь в виду – «могла делать, что хотела»? – спросила Кайса, когда Бенте закончила разговаривать. – Что она делала? – Начала краситься, красить ногти, одеваться в яркие цвета, современную одежду, осветляла волосы. Ну, ты знаешь, обычные женские штучки. На похоронах отца Бенте первый раз увидела ее в чем-то, кроме серого, бежевого или коричневого. Сиссель надела красный пиджак. – Я считаю, это было совершенно неправильно. Ей стоило бы надеть что-то черное, так же принято на похоронах, а не ярко-красное. Она выглядела так, будто собралась на праздник. Кайса представила себе Сиссель в черном шелковом платье. – Она была красивой, – сказала она. – Да… – сказала Бенте. – Но я никогда об этом не задумывалась, пока были живы ее родители. Тогда она была серой мышкой. Мне было жаль ее, она всегда казалась грустной, я едва ли видела ее улыбку. Только когда она осталась одна и начала наряжаться, я впервые увидела, какая она красивая, несмотря на большое безобразное пятно на лице. – Это родимое пятно? – Нет… на самом деле я не знаю, что это было. – Ты хорошо знала родителей? – Не особенно. Отец был проповедником, ездил повсюду и произносил речи в молельных домах. А мать… – Бенте пожала плечами, удрученно вздохнув. – Конечно, нельзя говорить плохо о мертвых, но я должна сказать, что она была нехорошим человеком. Да и отец тоже, если ты спрашиваешь меня. Ссорились с соседями, это тоже. Особенно отец. Даг, мой муж, просил у них полметра лужайки, когда мы собирались построить гараж, но об этом даже и речи не могло идти, хоть он и предлагал заплатить намного больше оценочной стоимости. – Бенте прикусила ноготь на мизинце. – А с Юханнесом все было еще хуже. Она показала в кухонное окно на дом, стоявший за домом Сиссель, белый каменный дом с темно-зелеными оконными рамами и красным сараем. Кайса знала, что Юханнес – это молодой парень чуть за тридцать, живущий с матерью, Вигдис. Она помнила ее потому, что та дружила с ее тетей. – Юханнес терпеть не мог родителей Сиссель, – сообщила Бенте. – Несколько лет назад он хотел срезать верхушки нескольких деревьев на их территории, они стали такими высокими, что заслоняли солнце на его террасе. Он попытался уговорить отца Сиссель, Педера. Но об этом не могло быть и речи, Педер наотрез отказался. А потом вдруг однажды все деревья исчезли. – Значит, Юханнес все-таки добился своего, наконец? – спросила Кайса. – Он ведь хотел убрать только верхушки, – фыркнула Бенте. – Там был длинный ряд деревьев, укрывавших от ветра. Педер сделал это просто из подлости. А теперь северный ветер задувает прямо на террасу Юханнесу. – Она бросила взгляд на белый каменный дом и добавила: – Ну, у Юханнеса тоже есть свои проблемы. Пьет и говорит что-то совершенно ужасное, почти невозможно понять, что он говорит. Его тоже клали в психушку, несколько раз. – Он может быть жестоким? – Не жестоким, нет, немного агрессивным спьяну. Но с ним никогда никакой ерунды, когда трезвый. – Когда умерла мать Сиссель? Бенте смахнула несколько незаметных крошек со стола. – Пять лет назад. Ушла в море. Так, по крайней мере, все думают. – Ушла в море? – Да, то есть утопилась. Просто-напросто исчезла однажды. Развернули большую поисковую кампанию, но ее не нашли. Сразу после этого у Бенте появился ключ от их дома. Сиссель собиралась в больницу на весь день и переживала за отца. У него было слабое сердце. Педера Воге нашел молодой человек, доставлявший продукты. Когда никто не открыл, он позвонил Бенте и спросил, не уехали ли Сиссель с отцом. Бенте одолжила ему ключ. – Где же была Сиссель в тот день? – спросила Кайса. – На улице, гуляла. Она часто бродила вдоль Пляжа в Квитсандвике или в горах. Ходила и ходила, всегда в одиночестве. С террасы послышались звуки. Кайса посмотрела на часы – пора идти домой. Андерс и Теа скоро вернутся из школы. – Мама, – улыбнулся Юнас, когда Кайса посадила его и обняла. – Чудесный возраст, – сказала Бенте, мимолетно улыбнувшись в первый раз. В дверях на террасу появилась молодая девушка. – Это Туне, – представила девушку Бенте. – Моя дочь. Кайса подошла к ней и протянула руку: – Привет! Имя Туне ей не подходило. Из Сомали. Может быть, Эфиопии. Маленькое лицо, прекрасные глаза, длинные густые черные волосы, собранные в косу, лежали на плече. Все было идеально – кроме рта. На верхней губе – глубокая ямка. Туне осторожно улыбнулась Кайсе перед тем, как посмотреть на маму. – Почему у Сиссель полиция? Она говорит чуть-чуть в нос. Значит, у нее не только заячья губа, но и волчья пасть, подумала Кайса. Бенте подошла и положила руку ей на плечо. – Сиссель умерла, – сказала она тихим голосом. – Умерла? – Ее… эээ… кто-то лишил ее жизни. – Что? Ее тоже убили? Бенте кивнула. – Я случайно проходила мимо, когда твоя мама нашла ее, – сказала Кайса. – Так это ты ее нашла? – спросила Туне, удивленно посмотрев на маму. – Что ты делала у Сиссель? Бенте рассказала дочери, как все было. – Она была странной, – сказала Туне. – Но очень доброй. Бенте кивнула: – Да, это точно. – Я еду на урок музыки, – сообщила Туне.