Вот-вот. Хочется свершить для вас что-нибудь героическое. Прямо дрожь по коже. 1. Завидую белой завистью. 2. Бедный О. Пекин, надеялся упасть к стройным девичьим ногам, а теперь придется… 3. Нашим шефам прислали приглашения на вашу большую тусовку. Вот она — слава! Я так понимаю, там нашего красавца-мужчину О. Пекина будут славить и восхвалять за его каторжный труд. МОСКВА: Поступай как знаешь, поступок это важно. С чего же дрожь? 1. Сама завидую своей безудержной фантазии. 2. Я уверена: горячий, кавказский мужчина О. Пекин пэрэживет. 3. Я-то ожидала только «цыган с медведями», а тут помимо Барина еще и други его пожалуют, спасибо, НЬЮ-ЙОРК, что предупредили, значит, форма одежды праздничная чадра. НЬЮ-ЙОРК: Вздрагиваю я по следующей причине. Некоторые люди с младых ногтей являются с отчествами, а некоторые и в 60 лет — Йориками. Хотя самые близкие зовут меня Готэм, но мне больше по вкусу Big Apple. 2. Вы ничего не путаете? Мне кажется, О. Пекин с Востока, из Поднебесной. Всё равно жалко его. Никакого эстетического удовольствия. 3. Думается мне, что другом Вашего Барина и будет наш замечательный, горячий кавказский парень. МОСКВА: Готэм мне нравится больше. Что-то в этом есть. И яблоки я тоже люблю. Заинтриговали. Почему Готэм? НЬЮ-ЙОРК: Все очень просто. Это прозвища Нью-Йорка. * * * — Дворцовый переворот, — смотрел на фотографию Зимнего дворца, отражающегося в Неве, Кирилл. — Думаешь, это возможно? А мне просто вид понравился. — Ну, ты же видишь. Возможно все, еще как возможно. А некоторые виды, — посмотрел с улыбкой на Мифу Кирилл, — даже не заметят, потому что в этот момент будут снимать. Только позже, пересматривая видео, заметят неладное. Шучу. Только не говори мне, что ничего не видишь. — Вижу — вилами по воде написано. Но выглядит впечатляюще. — Зрение давно проверял? — посмотрел в его глаза Кирилл. — Проверял. Хочу сделать коррекцию глаз. — Может, сначала бровей? Может, в этой чаще все дело, — усмехнулся Кирилл. — С одной стороны, брови — признак мудрости, но с другой — лезут в глаза и мешают видеть очевидное. — Завидуешь моим густым бровям, — борясь с силой воли, все-таки не удержался поправить бровь Мефодий. — Нет, тебя по ним легче читать. Ты как на бумаге. Когда-то был А4, теперь уже А3, — рассмеялся Кирилл. — Это жизнь, — только это нашел в ответ Мифа. — Да, ладно тебе, не обижайся. А насчет бровей подумай, модная тема. — Жизнь — модная тема, а брови — это напускное, временное. — Я и говорю, что отвечают за настроение. Что касается жизни… Жизнь проходит… Поздоровайся хотя бы ради приличия. — Так вот я и хочу. Короче, ты добряешь коррекцию? — повторил Мефодий. — У меня приятель один сделал коррекцию зрения. Сначала восторг, впечатления. Потом начал замечать пыль по углам, жену… — Значит, не зря сделал, жену стал замечать, — улыбнулся Мефодий. — Ты не дал мне договорить… жену обнаружил другой. «Я не думал, что она такая старая». Это он в шутку так говорил. Но в каждой семейной шутке есть доля брака. — Вот эта картинка мне понравилась, — показал еще одну картинку Мефодий. — Похоже на семафор какой-то, скорее даже светофор. — Да, остановил все олимпийское движение в правом полушарии. Ты переверни картинку. Название соответствует. Мефодий прочитал то, что не заметил с первого взгляда — «Мудко». — Наречие? — Ye, — протянул словно рэпер Кирилл. — Диагноз. Синдром Мудко. — Ты серьезно? — Серьезнее некуда. Уже эпидемия в кабмине, но официально пока не объявили, закрывают по одному в стационаре. Дезинфекцию нужно делать в кабинете. Проблема в том, что лечиться министры не хотят. Это и понятно: как человек, который сам всех лечит, может признать себя больным? * * * Погода стояла неважная. Дождь был неудержим. Он падал. Погода устанавливалась, а он падал. И так несколько раз подряд. — Какой фотогеничный край. Что ни место — то пейзаж. А почему в этом месте столько народу? — вытерев вилку салфеткой, махнул в сторону Кирилл. — Что будешь? — Так это же Поднебесная. Все хотят быть ближе к раю. Может, краба? — У всех точно не получится. Давай краба. — Главное — верить, — протянул Кириллу своего краба Мефодий. — Главное — верить себе. Верь себе, по крайней мере точно будешь знать, обманывают тебя или нет. К столику подошел официант. — Ты боишься? — Я? — вздрогнул он. — Да, есть немного. — Я не тебе. Тебе вот что: крабов нам принеси. — Камчатских? — А разве есть еще какие-то? — посмотрел на официанта Кирилл взглядом отечественного производителя. Тот снова вздрогнул: — Красные, синие, японские, сухопутные. — Все боятся, никому нельзя доверять, предадут, обманут. Не хочу в один прекрасный день остаться один. Давай наших. — Чем будем запивать? — Как обычно, святым духом. Дух можно сразу, — отпустил официанта Кирилл. — Что значит — один? — В одиночестве, — вдруг погрустнел Кирилл. — Мое отчество — одиночество, мое отчество — одиночество, — повторил он вслух дважды.