– Я постоянно думаю о том, правильно ли ты поступила. Еще столько работы впереди, – сетовал он, – здесь, на месте, тебе было бы проще. Взять хотя бы исследовательскую группу, обсуждения со мной и Дэвидом. – Перестань, Том, – прервала она его. К ее удивлению, профессор послушно замолчал. – Справлюсь. Собственно, докторская мне нужна только для того, чтобы получить степень. Я приняла решение. Ухожу. Хватит мне трупов, хватит этой беготни вокруг преступности. Бумажка. Она поможет выставлять более высокие счета, понимаешь? Том что-то сказал, но Саша не услышала. Добавила несколько децибел. – Ты знаешь, что такое счета, правда? Том махнул рукой. – Я понимаю даже разницу между нетто и брутто, ты меня недооцениваешь. – Ты мой мэтр. – Саша улыбнулась. – А теперь перестань, я все равно всегда делаю то, что хочу. – Ты уверена? – Да. – Она протяжно зевнула. – Я валюсь с ног. Давай созвонимся завтра, хорошо? Абрамс был разочарован. – Я говорил с Дэвидом, – начал он. – Мы все еще думаем о твоем географическом профайлинге. Может быть, займешься этим после нарративов? – Том! Ведь ты же знаешь, как я это ненавижу. Я полтора года корпела над этими картами. Из-за вас, вы меня заставляли. Я для этого не гожусь! Боже, я надеюсь, что ты не скажешь мне сейчас, чтобы я искала нового руководителя? Саша отошла за сигаретами, а когда вернулась, Том сидел надутый. – Мы уже говорили об этом. Не злись! – Нарративы – это само собой. Ради науки. Но нам нужен и специалист по географии. И практик! Мы сейчас заманили на факультет Кима Россмо[11]. Места еще есть, могу придержать одно и для тебя. Это всегда и везде гарантировало бы тебе работу. В Польше ли, в каком-либо другом месте, где ты захотела бы жить. Это сейчас хит. Тебя бы приглашали на все семинары. Знаешь, сколько у нас заказов? Эта жирная ирландская задница, этот Джеффри Тимберленд, постоянно куда-то ездит, несмотря на то что туп как полено. Но, увы, по географии у нас нет никого, кроме него. Еще у тебя есть возможность получить грант, например в Ягеллонском университете в Кракове. Они прямо загорелись идеей заполучить тебя. А из такой маленькой страны попасть туда было бы проще. – Пусть Кантер найдет кого-нибудь другого. На кафедре есть греки, у них тоже кризис. Пока я хочу сделать то, что запланировала. И доведу все до конца за собственные деньги, если вы мне не позволите, – закрыла она тему. – Хорошо. – Том поднял руки. – Я только подумал, что ты могла бы вернуться в Хаддерсфилд. – Ты просто скучаешь, старичок, – сказала Саша по-польски. – «Старичок»? Не понимаю. – Я тоже люблю тебя, Том, – перешла она на английский. – Мы поговорим и об этом, когда придет время. Не исключено, что я изменю мнение. Но не сейчас. Я могу делать хорошо только одно дело. Уже поздно. Тебе завтра к восьми в институт. Отдохни. – Приятных сновидений, Сашка. И помни, ты всегда можешь рассчитывать на меня. В любое время и в любой точке мира. – Знаю. Спокойной ночи. – Она отключилась и написала ему в чате: «Будь осторожен и не ешь сэндвичи. Ешь суп. Супы – это лекарство». «Журек[12], – ответил он. – Я буду ждать, когда ты приедешь и приготовишь журек». Саша отправила ему смайлик-поцелуй и быстро сменила статус на «недоступный». * * * Саша как раз задремала, когда эта женщина опять начала стонать. Она открыла глаза, посмотрела на часы. Было почти одиннадцать. Стоны становились регулярными. Эхо несло их по двору-колодцу вверх, прямо в уши Мадонны на стене плача. Сначала Саша подумала, как мило, что люди любят друг друга. Но когда женщина принялась сопеть, выть и кричать во все горло: «Да! Да!..» – Саша подошла к окну и с силой захлопнула рамы. Она чувствовала нарастающую злость. Выдернув из-под головы подушку, она свернулась в позе эмбриона. Концерт соседки длился еще несколько минут. Саше нечем было заглушить любовников. Телевизора у нее не было, а идти к компьютеру, чтобы включить музыку, не хотелось. Слушая крики соседки, Саша поймала себя на мысли, что они ее возбуждают. Она дотронулась до груди. Соски слегка напряглись. Саша разделась, подошла к зеркалу. Она смотрела на себя, как будто это был кто-то чужой. Какая-то посторонняя веснушчатая рыжая женщина. Наконец подумала, что все не так уж плохо. Она все еще способна нравиться. Возможно, не самой себе, но кому-нибудь – наверняка. Например, Абрамсу. Плохая шутка. Прежней стройности уже не было, но фигура была пропорциональной. Выраженная талия. Грудь небольшая, но упругая. Грушка. Она слегка улыбнулась, вспоминая любимое словцо Тома. К ее фигуре оно как раз очень подходило. Саша повернулась к зеркалу спиной и решила, что при таком освещении выглядит не так уж и отвратительно. Спина с левой стороны, от лопатки до бедра покрыта шрамами от ожогов. Как будто не кожа, а папье-маше. Это была отметина, оставшаяся после пожара, когда синтетическая штора приклеилась к ее телу. Если хорошо присмотреться, то на шраме можно даже увидеть узор из ромбов с небольшими эллипсами внутри. Она опять встала лицом к зеркалу. Спереди кожа была гладкой, ей нравились ее веснушки на белой как молоко коже, которая никогда не загорала. Сейчас пришлось отказалась еще и от бассейна и открытой одежды. Саша подняла волосы. Не хватало фрагмента уха – почти незаметный дефект, даже с подобранными волосами. Она не старалась скрывать это. Люди иногда спрашивали. Она лаконично отвечала, что дефект у нее с детства, что было неправдой, и от одного воспоминания об этом Саше стало грустно. «Я испортила себе жизнь, и теперь меня не ждет ничего хорошего», – подумала она. Саша жила ради дочери. Но если бы не тот пожар, то не было бы и Каролины. Когда-то она была слишком эгоистична, чтобы размножаться. Вдруг застеснявшись собственной наготы, она снова натянула черную майку с эмблемой Хаддерсфилдского университета и растянутые спортивные штаны. Соседка пережила около десяти оргазмов и, видимо, свалилась от усталости, потому что теперь слышны были только звуки работающих телевизоров, бренчание посуды и голоса из ресторанчика напротив. Как будто жители дома после святого причастия соседки снова смогли вернуться к своим обычным занятиям. Саша решила в очередной раз принять душ. Она регулировала воду, когда прозвенел звонок. Старого типа, такой, какие были в ее детстве. Динь, динь, перерыв. Сначала она подумала, что это у соседей. Не прореагировав, сунула голову под воду. Потом мысленно выругалась, когда звонок прозвенел еще раз. Динь, динь, перерыв. Саша обернулась полотенцем и с мокрыми волосами отправилась на поиски источника звонка. Она подняла трубку домофона. Тишина. Ее айфон лежал рядом с ноутбуком, экран его не светился. От холода у нее застучали зубы. Наконец под лестницей она нашла старинный дисковый телефон. Такой пыльный, что цифры едва просматривались. Она не подняла трубку, лишь выдернула провод из розетки и подошла к окну. Лампада горела высоким пламенем. Саша закрыла глаза и перекрестилась. – Избавь меня от этого, – обратилась она к раскрашенной статуе. – Храни меня и моего ребенка. Особенно сейчас, когда все начало складываться. Но через секунду звук снова прорезал тишину. Динь, динь, перерыв. Саша даже вздрогнула от испуга. Только тогда заметила, что не отключила второй телефонный кабель. На этот раз она решилась ответить. Человек с другого конца провода не сказал ни слова, но Саша четко слышала его размеренное дыхание. Перед глазами всплыло лицо знакомого офицера. Они не дали ей и дня покоя. – Алло? – ответила она первой. По ее тону нетрудно было распознать некую боязнь и неуверенность. – Пани Залусская? Это не тот знакомый офицер. Этот голос звучал по-другому – пискляво, высоко. Она представила себе мелкого мужчину с лисьим лицом. – Кто говорит? – Она снова превратилась в холодного профессионала. Страх улетучился. – Меня зовут Павел Блавицкий. Я хозяин музыкального клуба «Игла». Вы, возможно, слышали. Я туда попал? Мне сказали, что вы принимаете частные заказы. – Кто вам дал этот номер? – перебила его Саша. – Он есть в старой телефонной книге, – пояснил звонящий. – Ваши адрес и телефон мне дал коллега из полиции. Я звонил на мобильный, но вы не отвечали. Поэтому я попытался связаться таким образом. Надеялся, что получится. Если не туда попал, извините. – Минутку. – Она положила трубку на пол и подошла к столу, на котором лежал ее айфон. Действительно, звук был отключен. На экране значились семь пропущенных вызовов от одного и того же абонента. – Дайте мне ваш мобильный номер, пожалуйста, – распорядилась она, вернувшись. Номер совпал. – Я слушаю вас. Залусская. – Я хотел бы встретиться с вами. И, по возможности, скорее. – Расскажите мне в общих чертах, в чем дело. Мне надо знать, смогу ли я чем-то помочь. Полагаю, что ставки вы знаете. – Не совсем. – Он запнулся, а потом начал объяснять: – Мне необходим частный анализ. Я подозреваю нескольких человек в шантаже и воровстве, но, перед тем как подать заявление в полицию, хотел бы прояснить ситуацию. Есть еще несколько других дел, но это не телефонный разговор. Если, конечно, вам это интересно. – Смотря на каких условиях. – У меня нет опыта в таких делах. Я впервые заказываю подобную характеристику. – Семь с половиной аванс, две с половиной после выполнения экспертизы. Если дело срочное, ставка удваивается. Конечно, речь идет о суммах нетто, без НДС. Я могу выставить счет-фактуру, если есть необходимость. – Дорого, – пробормотал он. – Можно перезвонить? – Нет, – ответила Саша твердо. – Вы знаете, который час? Мужчина тяжело вздохнул: – Хорошо. Значит, удваиваем. То есть экспресс. – Значит, двадцать. Давайте встретимся завтра в шесть вечера на заправочной станции «Би Пи» на Грюнвальдской. Раньше у меня никак не получится. – Я буду. Спокойной ночи. – Захватите с собой деньги. Я выпишу счет. – Мне не нужны никакие бумажки. – Он положил трубку. Саша довольно улыбнулась. Не успела она приехать, и тут же заказ. Все не так плохо. Быстрая инъекция наличных всегда хороша. Перед тем как вернуться в душ, она вынула второй провод из телефонной розетки, а сам аппарат отнесла в кабинет, чтобы его забрали вместе с остальными вещами прежнего хозяина. В бистро было пусто. На высоком стуле сидел только один мужчина. Некрупный, за сорок, хотя возможно, и больше. Нарядился он, как на первое свидание. Выбритые виски и модный метросексуальный ирокез. Брендовые роговые очки, хорошо скроенный пиджак, джинсы, итальянские ботинки без следов снега на подошвах. На спинке его стула висел зонт с бамбуковой ручкой. Залусская подумала, что он гей. Она уверенно подошла к нему. Мужчина ответил ей небольшим поклоном головы, без улыбки. Саша села, не снимая пальто и шерстяную шапку. Сумку положила на третий, свободный стул. – Спасибо, что согласились, – начал он, после чего нервно взглянул на часы с металлическим браслетом. Это была дешевая «сковородка», зеленая версия «Ориента», которая контрастировала с его дорогим, хоть и не слишком претенциозным нарядом. – Я еще не решила окончательно, – ответила Саша, и это была правда. Официантка принесла два бумажных стаканчика с кофе. Саша сняла шапку, отряхнула ее от снега. – Пасха удалась, – ухмыльнулся он. – Завтра, пользуясь погодой, поеду на лыжах. Саша не отреагировала, отвернулась в сторону бара. – Пирожное? Бутерброд? – спохватился он.