– Эти дела что-то объединяет. – Maybe yes, maybe no. Maybe, baby, I don’t know, – рассмеялся Валигура. – Что-то объединяет Буля и Иглу, помимо общего бизнеса. – Саша повысила голос. Она старалась быть убедительной, но на лицах присутствующих не появилось интереса. – Когда они познакомились? Очень много лет тому назад. Игла был раскручен Блавицким, он сам мне об этом рассказывал. Это Буль развил его певческий талант и вложил в него деньги. Почему они вместе открыли клуб? Почему Игла открывает музыкальный клуб – это понятно. Но почему бывший бандит, ой, простите, бывший сотрудник полиции, ведь его участие в организованной преступной группировке не удалось доказать, занимается музыкальным бизнесом? – Саша вынула блокнот и прочла: – Буль является акционером в нескольких фирмах. «Игла», «Игольница» – музыкальные клубы. Отель «Роза» – некогда бар со стриптизом и почасовой мотель для немецких туристов. Был еще «Золотой улей», но после лишения лицензии на алкоголь здание пустует. Кроме того, Буль заседает в совете управления частного телевидения, а в последнее время, четыре месяца тому назад, стал мелким акционером консалтингового холдинга SEIF, председателем которого является некий Мартин Дуньский, швейцарец польского происхождения, редко бывающий в Польше. Проверка показала, что Комиссия финансового контроля проводит расследование в отношении этой организации. Есть подозрения, что это не страховая кампания, а парабанк. Или так называемая пирамида. – Любой человек мог купить акции этого SEIF, было много объявлений в газетах, – вставила молодая полицейская. Залусская замолчала, она рассчитывала на реакцию пободрее. – Говорите дальше, – поторопил ее Валигура. – Пока все это почти ничего не значит для следствия. Как вы считаете, кто же тогда это сделал? Директор SEIF? – спросил он, ухмыляясь в усы. – Трудно сказать, ведь пока мы почти ничего и не сделали. Мы сосредоточились на барменше и обвинении, выдвинутом уцелевшей управляющей. Я считаю, что этих двоих, Иглу и Буля, объединяет что-то еще. Может, бизнес, а может, прошлое. Какая-то общая тайна. Почему тогда кто-то представился Блавицким и заказал мне расследование этого дела? «Девушка с севера», та песня, говорит о каком-то событии, которое, возможно, произошло в прошлом. – Ну, это уже перебор. – Один из участников собрания громко рассмеялся. – Не будем же мы сейчас копаться в девяностых. Понятно, куда вы клоните. Это бред. Давайте, может, попоем еще. – Майор Лешек Лата, слушаю вас. – Валигура предоставил ему слово, радуясь, что дело приняло такой оборот. – Мы хорошо знаем, кто такой Буль. Мы работали с ним и с людьми Слона. Они у нас под постоянным наблюдением, – пояснил Лата. – Может, когда-то они и имели вес в своем мирке, но это было много лет тому назад. Сегодня у нас другая мафия. Налоговые махинации, особенно с НДС, отмывание денег в страховых компаниях. Подкладывание взрывных устройств и перестрелки в клубах уже в прошлом. Это не бандитские разборки, дорогая пани. Никос умер много лет назад, а Гиль, Макаров[27] и остальные стали бизнесменами. У последнего – фабрика рабочей одежды. Он выпускает рукавицы и даже не думает стрелять в клубах. Зачем так рисковать? Лучше отмыть деньги и иметь чистые руки. Буль взялся за шоу-бизнес, потому что сегодня на этом можно сделать деньги, тем более что он всегда разбирался в музыке. Как мне кажется, это обычный несчастный случай на производстве. Девка из мести добыла ствол и решила сделать набег на бабки. Нечаянно завалила двух человек, бывает. Она, может, и не собиралась убивать, не думала, что кого-то там застанет. Буль на этом всем собаку съел, он не допустил бы такого шума. Смысл? – А при чем здесь это? – возмутилась Саша. – Вы сразу выдаете решение, вместо того чтобы анализировать собранные данные. Надо рассматривать все гипотезы, а не самую очевидную. – Не нужно искать мозг в заднице, если всем известно, что он в голове, – отрезал оппонент. Коллеги поддержали его громовым смехом. Саша смерила его ледяным взглядом: – Я могу закончить? – Если только недолго. А еще лучше поищи того клиента, который втравил тебя в это дело, – посоветовал кто-то сзади. – Может, ему что другое от тебя надо. Вдруг он стеснительный, и это такой съем на типа заказ. Теперь уже гвалт стоял такой, что Саша была не в состоянии его перекричать. – Что-то еще? – Валигура не смеялся, но нельзя было не заметить, на чьей он стороне. Залусская, стараясь сохранять спокойствие, хотела продолжить, но тут Духновский резко прервал ее. Это не было похоже на жест помощи ближнему. Саша сдалась и опустилась на стул. – Мы проверим гипотезу пани Залусской, шеф, – заверил начальника Дух. – Однако наверняка понадобится твоя помощь, Лешек. – К вашим услугам, – ответил Лата. – Только не заставляйте меня искать убийцу в песне Иглы. Хотя песня неплохая, надо признать. – Это не он написал эту песню, – бросила Саша. – Буль получает авторские. Это сотни тысяч злотых в год. Игла не является автором «Девушки с севера». Она повысила голос, хотя шум, который опять возник в помещении, не оставлял сомнений в том, что все равно никто ее не слушает. Она раскраснелась, была расстроена и взбешена одновременно. Наконец Валигура поднял руку и жестом успокоил всех. – Предлагаю, чтобы вы, пани психолог, занялись песней и тем, что объединяет в прошлом Буля и Иглу, а нам оставили настоящее дело и не вмешивались в него, – подытожил он. – Профайл мы охотно прочтем, если он будет готов раньше, чем дело закроется. Блавицкий идет под наблюдение, прослушка, хвосты, полный комплект. Лата, ты проверишь, не был ли он связан со Скурой и Валиком[28]. Собери информаторов, пусть поделятся тем, что знают. Надо его исключить, чтобы прокурор не нагадил нам на голову. Нас интересует все, в том числе гипотезы пани профайлера. Может, они и пригодятся, если будут оформлены в письменном виде. Надо пропустить через рентген эту барменшу и быстренько закрыть дело. – Он потер руки, после чего дал всем знак, что собрание окончено. – А что с ДНК? – спросил Джекил. – Прорвемся. – Валигура развел руками. – Для продления ареста нам должно хватить того, что есть. Дальнейшие действия – по схеме, озвученной только что. Народ стал расходиться. Только Саша все сидела на своем месте. Дух собрал документы, взял со стола главного поднос, полный печенья, и вылил остатки кофе из термоса в бумажный стаканчик. Коричневая жижа выходила из берегов. Дух шумно втянул ее в себя. – Ну ты и вляпалась, Залусская, – буркнул он, когда конференц-зал наполовину опустел. Секретарша вошла с ключами в руках и жестом дала понять, что им следует выйти. Саша неохотно подчинилась. От стыда у нее горели уши. – Добилась, чего хотела? Теперь, без сна и отдыха, делай все, что тут напредлагала. И отчитаешься по всей форме о проделанной работе. После чего он прибавил шагу и присоединился к Валигуре. – Странные эти ваши совещания, – пробурчала Саша. – Никто никого не слушает. Как будто все и всем давно ясно. Надо только найти доказательства по подозреваемому, а не наоборот. – Не философствуй. У тебя работы по горло, Сашка. – Джекил нежно похлопал ее по плечу. – Ты была не очень убедительной, но старалась. И показала, что не отступишь. Это тоже очень важно. Валигура отошел в сторону с Духновским. Он протянул ему фотографию Блавицкого и сказал: – Я хочу присутствовать, когда вы будете брать его. Дух удивленно уставился на босса. – Если шеф просит, отказывать негоже. Для Буля это должно быть честью. – Он растянул губы в улыбке. – Как мило, что мы играем в одни ворота. – Действуй, парень, – благословил его Валигура и попросил дать ему нормальную сигарету. Духновский тут же вынул из кармана помятую пачку «мальборо», и они направились в курилку. Они оставили Сашу одну в коридоре. Ей хотелось провалиться под землю. Необходимо было связаться с Абрамсом. Если бы не гордость, она бы ушла в середине собрания и забыла об этом деле. Видимо, профайлер из нее никудышный. Наверняка так решили все сотрудники управления. Она направлялась к выходу, когда к ней подбежала молодая сотрудница в боевом мундире. Щуплая, кареглазая, с тугой косой. Ей было не больше двадцати пяти лет. Это она допрашивала Павла Блавицкого сразу после случившегося. Саша читала протокол. Он действительно был ни о чем. – Не обращайте внимания на это воронье. – Девушка улыбнулась Залусской и протянула руку. – Агнешка Головец. Я тоже многое пережила в этой фирме, причем только потому, что я женщина. Меня выставляли дурой в патруле, гнобили. Я обо всем этом знаю не понаслышке. Перед тем как начать уважать, вас проверят на прочность. Если вы не поддадитесь, именно так и будет. Это нормально. А вообще, тут уже никто не готов работать так, как вам бы хотелось. Все только и думают, как бы поскорей сбежать домой. Мой муж служит в антитеррористической бригаде. Мы постоянно ссоримся, кому забирать ребенка из сада. Пока я не забеременела, все было в порядке, но потом он начал уговаривать меня остаться дома и стоять у плиты. И я стою. Ему плевать, что у меня черный пояс по карате. Сегодня вот только из-за этого совещания я не бегу с языком на плече в сад за дочерью. Вы свободны, время есть. Завидую. Саша посмотрела на часы в телефоне и бегом бросилась к выходу. Было уже почти полпятого, а мать не подтвердила, что сможет забрать Каролину из сада. Она уже представила себе ужасную картину, как бедная детка сидит одна посреди группы под надзором той кошмарной кухарки, которая наверняка будет метать молнии из-за того, что Саша в первый же день забирает ребенка последней. «Я не только худший профайлер на свете, но и самая худшая мать», – думала она, сидя в такси, которое застряло в пробке. «Ты забрала Каролину?» – выслала она эсэмэску матери, а следом – брату. Потом всматривалась в экран телефона, едва сдерживая проклятия, пока не увидела ответ. Кароль прислал ей только знак вопроса. Саша облилась холодным потом. Через некоторое время она услышала сигнал следующего сообщения. «Тетка Адрианна забрала ее вместе со своей внучкой сразу после сна. Приезжай за ней после вечерней сказки. Пусть еще поиграют с кузинами. Постарайся быть вежливой с тетей. И поешь чего-нибудь. Мама». Саша бросила телефон в сумку. Она была зла на себя, на весь мир. Ей хотелось изо всех сил что-нибудь пнуть. Злость, унижение на работе и обида на то, что у нее ничего не получается. Они проезжали мимо «Деликатесов». Саша велела водителю остановиться. Тот сначала отказался, но под ее напором отступил. Въехав на тротуар, он включил аварийные огни и обеспокоенно посмотрел на нее. Она была просто ходячей фурией. Выскочила из машины с одним только портмоне в руке и тут же двинулась в винно-водочный отдел. Там была длинная очередь. Какая-то пара не могла определиться по поводу сорта вина. – Возьмите оба, – бросила она им, после чего встала в хвосте очереди. Она, как загипнотизированная, смотрела на полки, ломящиеся от алкоголя. Подсвеченные бутылки на фоне зеркал выглядели волшебно. Саша на секунду забыла об ожидающей ее машине, ужасном совещании и даже дочери, которую забрал из сада ее злейший враг. Только одно сейчас было по-настоящему важно: стакан, полный счастья, в ее руке. Когда подошла ее очередь, она без колебаний купила литровый джин. Попросила завернуть бутылку в несколько слоев бумаги и положить в непрозрачный пакет. В такси Саша прижимала бутылку к груди, как самое дорогое сокровище. Она села, улыбнулась водителю. Настроение вновь стало прекрасным. Саша чувствовала себя окрыленной, и понимала почему. Полная бутылка лежала в ее сумке. Чудесный сосуд обеспечивал чувство безопасности, улучшал настроение, гасил раздражительность. Черт с ними, с этими несколькими годами. Плевать. Только один глоток, чтобы расслабиться. Хотя она хорошо знала, что обманывает саму себя. Зазвонил телефон. На экране она увидела улыбающуюся дочку. В балетной пачке, с волосами собранными в забавный пучок. Она слала маме воздушный поцелуй. Перед тем как ответить, рука Саши задрожала. – Я тебя люблю, – услышала она вместо приветствия. Девочка была в радостном возбуждении, вдалеке слышна была музыка, смех. Видимо, по этому случаю были собраны все кузины. Наверное, Лаура позвонила тетке, чтобы Каролина связалась с Сашей. – Тетя Ада забрала меня. Я не очень могу сейчас говорить, у нас тут показ мод. Винегретик, – добавила Каролина. Это был их пароль. Ребенок-путешественник часто оставался под присмотром чужих людей. «Винегрет» – означало, что Саша должна как можно быстрее приехать за ней, а «винегретик», наоборот, был высшей степенью радости. – Извини, – едва выдавила Саша. – Я обещала, что заберу тебя после обеда, но не успела. Была пробка. – Она беззвучно расплакалась. – Мама? – Девочка почувствовала неладное. – Что случилось? – Я приду после вечерней сказки. На этот раз не опоздаю. Развлекайся там. – Она старалась говорить спокойно. – Я люблю тебя больше всего на свете, доченька. – А я тебя еще больше. По-ка! Поцелуев сто два! Она закончила разговор и попросила, чтобы водитель развернулся. Ей было необходимо как можно быстрей оказаться на улице Костюшко. Она проверила этот адрес еще вчера. Сразу после разговора с Абрамсом. Собрание анонимных алкоголиков начиналось через пятнадцать минут. Она не думала, что ей так быстро потребуется поддержка группы. Таксист на этот раз ничего не ответил. Он подумал, что дама, видимо, не в себе и лучше ее не провоцировать. Он лишь пробурчал под нос, что ему опять придется пробираться через пробки. Когда Саша вышла, он крикнул вслед, что она забыла пакет, но дама даже не обернулась. Начало всегда было одинаковым. Пробка рассасывалась. Потом она ехала вдоль берега моря прямо до улицы Иоанна Павла. Возле старой автозаправки поворачивала в сторону Елитковского Двора, а потом – прямо в подземный гараж. Там она парковалась на своем месте G8, между двумя колоннами. Обычно мотор глох. Она заводила снова, и в этот момент раздавался звонок телефона. Мобильник лежал в углублении под ручным тормозом, на экране виднелось «Еремей», но она никогда не отвечала, пока не завершала все маневры. Машина уже стояла на своем месте, а она поправляла макияж и забирала вещи из салона, когда приходило лаконичное сообщение: «Ты дома?» На этот раз сообщение не дошло до адресата. Батарейка в телефоне села до того, как Иза успела нажать кнопку «ответить». Она бросила мертвый телефон в сумку и двинулась по лестнице, держа в руках пакеты с покупками, свою сумочку, ноутбук и документы с работы, которые нужно было просмотреть на досуге. На этот раз она чувствовала сильную слабость. Ей казалось, что она не сможет вскарабкаться наверх. Она все шла и шла, а ее пятый этаж по-прежнему был далеко. У нее закружилась голова. Она остановилась, чтобы отдохнуть, а когда подняла голову, оказалось, что уже у дверей квартиры. Ее, как всегда, поприветствовала Вера, свекровь. Ей не было еще и шестидесяти, но выглядела она значительно старше. Из-за лишнего веса, неопрятной одежды допотопного фасона и редких волос, постоянно торчащих во все стороны. В каждой сказанной ею фразе неизменно присутствовали слова «тяжело», «трудности», «жаль» или «увы». Иза знала, что свекровь желает им добра, но бесконечные жалобы и нарекания доводили невестку до белого каления. Мать мужа предпочитала, чтобы к ней относились как к мученице. Изе казалось, что Вера была бы не против ранней, особенно неожиданной смерти. Например, инсульт, инфаркт, что-то резкое и значительное, что заставило бы род Козаков оплакивать ее в течение долгих лет. В итоге все прыгали вокруг нее, а она умело вызывала у них чувство вины. На каждом шагу она подчеркивала, насколько жертвует собой. Ведь она такая больная, слабая и усталая, но, несмотря на это, занимается их двухлетним сыном. Готовит, стирает, убирает. И сейчас она тоже начала поднимать крышки кастрюль, показывая, что приготовила. Иза, как всегда, хвалила ее за вымытое зеркало и политые цветы. Но, видя гору грязной посуды в раковине, помалкивала. Хотя не понимала, почему эта женщина каждый день до блеска драит зеркало, а кучи тарелок в мойке оставляет в качестве подарка для невестки, чтобы та знала свое место. Неужели нельзя было поставить их в посудомоечную машину? Иза заставила себя попробовать ложку супа, которую свекровь протянула ей. Так было каждый день. Все могло длиться немного дольше, если Иза опаздывала хотя бы на несколько минут. Вера, даже уходя, не переставала говорить. Иза научилась не слушать, отвечала как автомат: «Спасибо. Мама, вы просто находка, чудесно, ой, конечно, спасибо, спасибо, большое спасибо». Михалек спал уже второй час. Иза знала, что он вот-вот проснется. Всегда, когда она приходила домой, он просыпался с криком. Она поспешно переоделась в домашнюю одежду и взялась за грязную посуду. Счищая остатки еды с тарелок в мусорное ведро, Иза заметила водочную бутылку, завернутую в использованный подгузник. Она замерла, развернула сверток. Проверила остальные. В каждом из памперсов обнаружились пустые чекушки из-под чистой водки, зубровки или вишневой настойки. Она поставила их в ряд на стол, как армию маленьких солдатиков. Это означало только одно: Еремей опять пил. Не прошло и двух месяцев со времени их последнего разговора. Скорее всего, он даже и не переставал пить, просто умело скрывал это от нее. На этот раз удалось сохранить спокойствие. Не так, как год назад, когда она впервые нашла пустые бутылки и почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Ее отец был алкоголиком и погиб от пьянства. Он упал с лестницы в их доме, тем самым освободив мать от тягот созависимости. Мать Изы прожила с пьяницей более тридцати лет. Иза хорошо знала, что это за жизнь. Это было последнее, что она себе желала, и первое, чего она боялась. А тут эти чекушки. Ранее уже были выпитые литры алкоголя, поездки в отпуск с алкоголиком, его исчезновения под видом дополнительной работы… Она делала вид, что не замечает этого, пока у нее получалось «не замечать». Теперь была уверена в том, что у мужа зависимость, но она ничего не сможет сделать, хотя была старшей дочерью и долго уговаривала мать сбежать, оставить дом и все нажитое. Лишь бы оказаться как можно дальше от чудовища. Любила ли она мужа? Иза не понимала, какие чувства испытывает к нему. Союз ли это, семья или просто привычка? Был еще страх. Боязнь одиночества. Наверное, поэтому, когда раздался звонок в дверь, Иза сначала почувствовала злость из-за того, что муж разбудит ребенка, и только потом сообразила, что не убрала пустые бутылки и ей придется с ним поговорить. Скандал и, скорее всего, последующие за ним долгие дни молчания висели в воздухе, как дамоклов меч. Она направилась к входной двери, прислушиваясь, не плачет ли сын, и отодвинула засов. Дверная ручка была металлическая, белая и круглая, не такая, как дома. Это ее обеспокоило. Потом она увидела барабан револьвера, палец с фиолетовым ногтем и, наконец, лицо Люции. – Повтори это, – приказала барменша. Лицо ее было искажено болью и страданием, не бешенством. Когда она вновь заговорилаа, голос дрожал. – Посмотри на меня и повтори это. Не бойся, я не зарежу тебя. Иза проснулась. – Воровка, – шепнула она уже наяву. Потом повторила то же самое с вопросительной интонацией. Она некоторое время рассматривала белый потолок, перевела взгляд на ручку тумбочки. Это была ручка из ее сна. У нее дома такой не было. Она повернулась на бок и попыталась свернуться калачиком. Никаких сомнений, стреляла Люция. Но была ли это ее рука? Видела ли она лицо Люции, искаженное от боли, в «Игле» или раньше, во время скандала? Иза закрыла глаза и попыталась заснуть. Вместо этого она почувствовала приближающийся приступ мигрени. Дождь перестал, когда Саша добралась до внутреннего двора костела Звезда Моря. Она спустилась в подвал по узкой лестнице. В небольшом зале толпилось много людей. В углу помещения молодая блондинка с челкой а-ля Мэг Райан показывала, чем отличается двуручный теннисный бэкхенд от сквоша. Мужчина в цветной футболке и олимпийке с капюшоном повторял ее движения. При этом оба смеялись. Видно было, что они испытывали взаимную симпатию, из них получилась бы красивая пара. Остальные расположились за длинным столом. Тощий загорелый мужчина с усами и седым хвостиком поп-идола девяностых занял место во главе стола и начал шумно выказывать нетерпение. Желтыми пальцами курильщика он листал лежащий перед собой романище с печатями библиотеки. Поскольку никто не обращал на него внимания, он причмокивал и ковырял в зубах. Наконец он вынул зажигалку и зажег свечу, стоящую посередине стола, а в старую шляпу бросил монету достоинством двадцать грошей, выуженную из кармана слишком широких брюк. Ему удалось привлечь к себе внимание всех присутствующих, и они поспешили занять места за столом. Саша села в углу, на самом краю скамьи и, выудив из кошелька несколько монет, бросила их в шляпу. Косоватый юнец присел возле нее на корточки, хотя места на лавке было вполне достаточно. – В первый раз? – спросил он. Она покачала головой и быстро повернулась в сторону бородатого мужчины, который опоздал и замер у стены, чтобы не мешать остальным. Он был тут старше всех. Выглядел опоздавший вполне добропорядочно, хотя пахло от него не очень хорошо. Видимо, он пришел прямо с работы, на ногах у него были резиновые сапоги, перепачканные известкой. Многие из присутствующих явно знали его, с симпатией ему улыбались и подмигивали в знак приветствия. Настенные пластиковые часы, рекламирующие маргарин без холестерина, показывали пять минут седьмого. Рядом висел простой деревянный крест. Сидящая с другой стороны стола субтильная брюнетка с золотым кулоном в форме верблюда обвела собравшихся настороженным взглядом и легонько тронула медный колокольчик. Разговоры утихли. Люди встали и взялись за руки.