Большинство жилищ вдоль дороги представляли собой солидные каменные здания, построенные в начале прошлого века. А вот последний дом резко контрастировал со всеми остальными: виллу из белого кирпича с темными простенками между оконными проемами явно соорудил современный архитектор по индивидуальному проекту. Микаэль оценил живописное расположение виллы и отметил, что с верхнего этажа наверняка открывается роскошный вид на море с восточной стороны и на Хедестад – с северной. – Здесь живет Мартин Вангер, брат Харриет и генеральный директор концерна. Раньше тут был пустырь, и здесь же находилась усадьба пастора, но в семидесятых годах она серьезно пострадала при пожаре, так что Мартин, ставший в семьдесят восьмом генеральным директором, построил тут себе виллу. В крайнем доме с восточной стороны дороги жили Герда Вангер, вдова Грегера, брата Хенрика, и ее сын Александр Вангер. – Герда страдает ревматизмом. Александру принадлежит небольшой пакет акций концерна, но у него есть и собственные предприятия, например, рестораны. Обычно он по несколько месяцев находится на Барбадосе, в Вест-Индии. Кстати, там же он вложил часть своих денег в туристический бизнес. Между домами Герды и Хенрика Вангера расположился участок с двумя маленькими зданиями, которые обычно пустовали и использовались как гостевые домики для разных членов семьи, приезжающих сюда время от времени. По другую сторону от усадьбы Хенрика находился дом, купленный еще одним пенсионером, бывшим сотрудником концерна, но сейчас он пустовал, поскольку хозяин с супругой традиционно проводили зиму в Испании. Они вернулись обратно к перекрестку, и экскурсия подошла к концу. Смеркалось. Микаэль нарушил молчание: – Хенрик, я еще раз повторяю, что этот эксперимент вряд ли даст результаты. Но, разумеется, я буду выполнять работу, на которую вы меня наняли. Я буду писать вашу биографию, а также ради вашего спокойствия критически и как можно более тщательно изучу все материалы о Харриет Вангер. Хочу лишь подчеркнуть: смиритесь с тем, что я не частный детектив, и не возлагайте на меня неоправданных надежд. – А я ни на что особенное и не надеюсь. Я хочу лишь в последний раз попытаться докопаться до истины. – Тогда мы сможем друг друга понять. – Вообще-то я сова, – объяснил Хенрик Вангер, – так что обычно доступен начиная с обеда и далее. Я подготовлю у себя в доме рабочий кабинет, который в любое время будет в твоем распоряжении. – Спасибо, это лишнее. Кабинета в гостевом домике вполне достаточно, там я и буду работать. – Как тебе будет удобно. – Когда мне понадобится поговорить с вами, мы сможем посидеть в вашем кабинете, но я не буду бросаться на вас с расспросами уже сегодня вечером. – Хорошо. Хенрик Вангер показался Микаэлю подозрительно покладистым. – Пару недель я буду читать материалы. Наша с вами работа пойдет в двух направлениях. Будем встречаться на несколько часов в день, чтобы я мог расспрашивать вас и собирать материал для биографии. По мере возникновения у меня вопросов о Харриет, которые потребуют обсуждения, я буду их вам задавать. – Согласен. – Работать я буду по свободному графику, без жесткого распорядка. – Ты вправе сам решать, как тебе будет удобно. – Вы, думаю, знаете, что мне придется провести в тюрьме три месяца. Не могу сказать точно, когда именно, но обжаловать приговор я не намерен. Следовательно, это случится в течение года. Хенрик Вангер нахмурился: – Вот незадача. Но попробуем к тому времени что-нибудь придумать. Ты ведь можешь попросить отсрочку? – Если к тому времени я уже наберу достаточно материала, то смогу работать над книгой о вашей семье и в тюрьме. Мы решим этот вопрос позже. Есть еще одно обстоятельство, о котором я хотел бы вас предупредить: я по-прежнему являюсь совладельцем «Миллениума», а журнал сейчас находится в критической ситуации. Если случится что-нибудь, что потребует моего присутствия в Стокгольме, мне придется все приостановить и поехать туда. – Я не намерен устраивать тут рабский режим. Просто мне надо, чтобы ты как следует вник в то дело, которое я тебе доверил. А распорядок работы, естественно, ты определяешь сам, по собственному разумению. Если тебе понадобится свободное время – пожалуйста. Но если я замечу, что ты манкируешь своими рабочими обязанностями, то сочту это нарушением нашего договора. Микаэль согласно кивнул. Хенрик смотрел в сторону моста. Он был худощав, и Блумквисту вдруг пришло в голову сравнение Вангера с грустным огородным пугалом. – Относительно кризиса «Миллениума» мы еще с тобой поговорим… Возможно, я смогу как-то помочь. – Конечно! Если вы на самом деле хотите мне помочь, то выдайте мне голову Веннерстрёма на блюде прямо сейчас. – Ну нет, я не собираюсь этого делать. – Хенрик с осуждением уставился на Микаэля. – Ты взялся за эту работу лишь потому, что я пообещал тебе разоблачить Веннерстрёма. Но если я сделаю это сейчас, ты в любой момент можешь бросить работу. Так что получишь от меня информацию не раньше чем через год. – Хенрик, извините за прямоту… Но у меня нет полной уверенности в том, что через год вы еще будете живы. Хенрик Вангер вздохнул и задумчиво посмотрел в сторону рыбачьей гавани. – Это понятно… Что ж, я поговорю с Дирком Фруде, и мы наверняка что-нибудь придумаем. Не исключено, что я все же смогу помочь с «Миллениумом». Насколько я знаю, рекламодатели покидают журнал… Микаэль кивнул. – Да, рекламодатели – это проблема, но вполне решаемая. К сожалению, кризис гораздо глубже. Все дело в доверии публики. Если она перестанет покупать журнал, то какая разница, сколько у нас будет рекламодателей… – Понимаю. Однако я, хотя и не слишком активен ныне, по-прежнему являюсь членом правления довольно солидного концерна. И нам тоже приходится где-то размещать рекламу… Давай побеседуем об этом позже. Если ты проголодался… – Нет. Для начала обустроюсь и прогуляюсь до магазина, заодно и осмотрюсь. А завтра сгоняю в Хедестад и закуплюсь зимней одеждой. – Неплохая идея. – И мне хотелось бы, чтобы архив с материалами о Харриет переехал ко мне. – Но имей в виду… – Я понимаю, не волнуйтесь. Я буду беречь его как зеницу ока. Микаэль вернулся к себе в домик, стуча зубами от холода. Закрыв за собою дверь, взглянул на уличный термометр за окном. Тот показывал пятнадцать градусов мороза… Не бог весть какой холод, но Микаэль не мог припомнить, чтобы когда-нибудь так промерзал, как после этой двадцатиминутной прогулки. Ближайшие пару часов он обустраивался в комнатах, которым на следующий год предстояло стать его жильем. Одежду из чемодана развесил и разложил в шкафу спальни, а туалетные принадлежности разложил в ванной. Из второго чемодана на колесиках Блумквист вытащил книги, компакт-диски и CD-проигрыватель, блокноты, маленький диктофон «Саньо», портативный сканер «Микротек» и такой же черно-белый принтер, цифровой фотоаппарат «Минолта» и все прочее, что было ему необходимо в этой добровольной ссылке сроком на год. Книги и компакт-диски Микаэль разложил на книжной полке в кабинете, рядом с двумя папками, содержавшими досье на Ханса Эрика Веннерстрёма. Никакой особой ценности эти материалы не представляли, но он не мог с ними расстаться. Эти две папки могли бы сыграть значительную роль в его дальнейшей карьере. В конце он открыл сумку на ремне и выложил на письменный стол лэптоп. Затем осекся и огляделся вокруг с растерянным выражением лица. Вот он, «идиотизм сельской жизни» в действии. До него вдруг дошло, что ему не к чему подключить сетевую плату своего компьютера. Тут не было даже телефонной розетки, чтобы подсоединить старый модем. Микаэль вернулся на кухню и со своего мобильника позвонил в компанию «Телия». После некоторых препирательств он узнал, что Хенрик Вангер заказал подключение гостевого домика к Интернету. Блумквист спросил, позволяют ли технические данные провести асимметричную цифровую абонентскую линию, и получил ответ, что это можно сделать через реле в Хедебю; процедура займет несколько дней. Часы показывали уже начало пятого, когда Микаэль наконец привел все в порядок. Затем он снова надел толстые шерстяные носки, натянул сапоги и влез в еще один свитер. У дверей остановился – ключи от дома ему не дали, а его столичные привычки не позволяли ему оставить входную дверь открытой. Блумквист вернулся на кухню и стал шарить по ящикам. Наконец ему удалось найти ключ в шкафу на гвоздике. Столбик термометра показывал минус семнадцать градусов. Микаэль быстро миновал мост, оставил позади церковь и поднялся в гору. Отсюда дорога до магазина «Консум» составляла всего метров триста. Микаэль доверху наполнил разнообразным съестным два больших бумажных пакета и, оттащив их домой, снова перешел через мост. На этот раз он остановился возле «Кафе Сусанны». За стойкой стояла женщина лет пятидесяти. Поинтересовавшись, не ее ли зовут Сусанной, Микаэль представился и сообщил, что в дальнейшем намерен стать ее постоянным клиентом. Он оказался единственным посетителем в кафе. Когда журналист заказал бутерброд и купил хлеб и плетенку, Сусанна выставила ему кофе за счет заведения. Прихватив с газетной стойки «Хедестадс-курирен», Блумквист сел за столик, откуда открывался вид на мост и освещенный фасад церкви. В темноте эта картина напоминала рождественскую открытку. Газету Микаэль пробежал за четыре минуты. Из всего потока новостей лишь одна показалась ему мало-мальски интересной: местный политик по имени Биргер Вангер из Народной партии хочет создать в Хедестаде «Ай-Ти Техцентр» – центр развития информационных технологий. Микаэль просидел в кафе еще полчаса, до шести часов, когда заведение закрывалось. В половине восьмого Микаэль позвонил Эрике, но ему сообщили, что абонент «находится вне зоны действия сети». Он сел на диван в кухне и попробовал читать роман, который, судя по аннотации на обратной стороне обложки, был сенсационным дебютом некоей юной феминистки. Автор романа пыталась разобраться в своей сексуальной жизни во время поездки в Париж. Микаэль задумался: интересно, причислили бы его к феминистам, если бы он в духе школьных баек написал роман о собственных сексуальных похождениях. Вряд ли. Микаэль купил этот роман, поскольку издательство позиционировало дебютантку как «новую Карину Рюдберг»[55], но был разочарован, потому что восторженные характеристики не соответствовали действительности. Ни по содержанию, ни по стилю автор явно не дотягивал до заявленного уровня. Через некоторое время он отложил произведение новоявленной звезды и стал читать вестерн о Хопалонге Кэссиди[56], напечатанный в журнале «Рекорд» в 1950‑е годы. Каждые полчаса Блумквист слышал короткий глухой удар церковного колокола. Окна дворника Гуннара Нильссона по другую сторону дороги были освещены, но Микаэлю не удалось разглядеть кого-нибудь в доме. В доме Харальда Вангера было темно. Около девяти часов через мост проследовала машина и уехала куда-то в сторону мыса. В полночь освещение церкви отключили. На этом и закончилась вся ночная жизнь Хедебю в пятницу в начале января. Воцарилась невероятная тишина. Микаэль предпринял еще одну попытку дозвониться до Эрики, но на этот раз услышал автоответчик, который предлагал оставить сообщение, что Микаэль и сделал. Затем он погасил свет и лег спать. Перед тем как заснуть, он подумал, что при такой жизни в Хедебю, пожалуй, станет абсолютным дикарем. Такое непривычное ощущение – проснуться в полнейшей тишине. Пробуждение после глубокого сна заняло у Микаэля буквально секунду, а потом он просто лежал и прислушивался. В комнате стоял холод. Блумквист повернул голову и посмотрел на часы, которые положил на табуретку возле кровати. Восемь минут восьмого… Он никогда не считал себя «жаворонком» и просыпался обычно с большим трудом, с помощью как минимум двух будильников. Сейчас же он проснулся самостоятельно и чувствовал себя свежим и отдохнувшим. Микаэль поставил воду для кофе, а затем отправился в душ. Интересно было бы представить, как он сейчас выглядит со стороны. Ни дать ни взять, Калле Блумквист – ученый-путешественник вдали от цивилизации. Смеситель постоянно переключался с ледяной воды на кипяток. На кухонном столе отсутствовала утренняя газета. Масло замерзло до состояния льда. В ящике с ножами и вилками не было сырорезки. На улице по-прежнему была кромешная тьма. На термометре застыло минус двадцать один. Ничего себе суббота… Автобус в Хедестад отходил от остановки прямо напротив «Консума», и Микаэль решил начать свою жизнь в изгнании с похода по магазинам, который был запланирован еще вчера. Он сошел на остановке напротив вокзала, а затем прогулялся по центру города. Там Блумквист разжился теплыми зимними ботинками, двумя парами зимних кальсон, несколькими теплыми фланелевыми рубашками, удлиненной зимней курткой, теплой шапкой и меховыми перчатками. В магазине техники он взял компактный переносной телевизор с телескопической антенной. Продавец заверил, что уж по крайней мере центральные шведские каналы ему в Хедебю поймать удастся. Микаэль заявил, что потребует деньги обратно, если выяснится, что продавец его надул. Затем он зашел в библиотеку и после того, как ему выписали читательский билет, взял себе два детектива Элизабет Джордж[57]. В канцелярском магазине были приобретены ручки и блокноты. А еще – спортивная сумка, чтобы уложить покупки. Под конец Микаэль взял пачку сигарет. Вообще-то он бросил курить десять лет назад, но иногда в нем просыпалась тяга к никотину, и он не мог устоять. Не открывая пачку, он засунул ее в карман куртки. Напоследок посетил оптику, где заказал новые контактные линзы и купил раствор для их хранения. Около двух часов Блумквист вернулся в Хедебю. Срывая ценники с новой одежды, он услышал, как открывается входная дверь. Блондинка лет пятидесяти постучала о дверной косяк кухни и тут же переступила через порог. В руках она держала поднос с бисквитным кексом. – Здравствуйте! Я только хотела поприветствовать вас. Меня зовут Хелен Нильссон, я живу через дорогу. Значит, мы с вами соседи… Микаэль протянул ей руку и представился. – Я видела вас по телевизору. И очень рада, что в гостевом домике теперь вечерами будет гореть свет… Микаэль поставил кофе. Хелен запротестовала, но тем не менее подсела к кухонному столу. Затем глянула в окно: – Сюда идут Хенрик с моим мужем, тащат какие-то коробки… В этот момент у дома остановились Хенрик Вангер и Гуннар Нильссон с тележкой, и Микаэль поспешил на улицу, чтобы поздороваться и помочь занести в дом четыре картонные коробки. Их поставили на полу возле железной печки, а Микаэль достал еще кофейные чашки и разрезал принесенный Хелен кекс.