Однако поиски не дали никаких результатов и прекратились только после наступления темноты, около десяти вечера. Ночью температура опустилась до нуля градусов. Инспектор Морелль еще днем устроил свой штаб на первом этаже усадьбы, который Хенрик Вангер предоставил в его распоряжение, и уже предпринял некоторые меры. Вместе с Изабеллой Вангер он обследовал комнату Харриет с целью выяснить, все ли осталось на своих местах. Мало ли что: возможно, исчезла какая-нибудь одежда, сумка или что-то в этом роде. Такие сведения могли бы пролить свет на тот факт, что девушка сбежала из дома. Изабелла Вангер помогала ему без особого энтузиазма. Вообще-то она вроде бы даже не слишком хорошо знала гардероб дочери. «Она любила носить джинсы, но ведь они практически все одинаковые», – вот и все, что она смогла сказать. Сумочка Харриет обнаружилась на ее письменном столе. В ней лежали удостоверение личности, бумажник с десятью кронами и пятьюдесятью эре, расческа, зеркало и носовой платок. После осмотра комнату опечатали. Морелль допросил нескольких членов семьи и прислугу и четко запротоколировал их показания. После того как участники первой экспедиции вернулись без результатов, инспектор решил, что поиски нужно проводить более систематично. Вечером и ночью собирали подкрепление – в частности, Морелль попросил помощи у председателя клуба спортивного ориентирования в Хедебю. Он договорился о том, что сможет вызывать по телефону членов клуба для обследования местности. Около полуночи ему сообщили, что в усадьбу Вангеров к семи часам утра прибудут пятьдесят три спортсмена, в основном юниоров. А Хенрик Вангер просто вызвал часть утренней смены – пятьдесят мужчин – с расположенной поблизости целлюлозно-бумажной фабрики своего концерна. Он обеспечил также еду и напитки. Блумквист мог только представить себе сцены, которые разыгрывались в усадьбе Вангеров в те драматические сутки. Конечно, авария на мосту способствовала полному хаосу в первые часы. С одной стороны, авария препятствовала возможности получить подкрепление с материка, а с другой стороны, именно из-за нее многие сочли, что два драматических события, произошедшие в одном месте и в одно время, непременно каким-то образом связаны друг с другом. Когда цистерну подняли, инспектор Морелль даже вышел на мост, дабы убедиться в том, что Харриет Вангер непостижимым образом не очутилась под ней. Это был, с точки зрения Микаэля, единственный иррациональный шаг в действиях комиссара – ведь некоторые свидетели уверяли, что видели исчезнувшую девушку на острове уже после катастрофы. Однако руководитель следственной группы не мог отделаться от мысли, что оба происшествия связаны друг с другом. Но надеждам на скорый и счастливый исход дела не суждено было сбыться. Постепенно после первых суток настроение ожидания сменилось депрессией. Следствие придерживалось двух основных концепций. Конечно, судя по всему, исчезнуть с острова было просто нереально, однако Морелль никак не мог расстаться с версией, согласно которой Харриет Вангер сбежала. Он решил, что ее следует разыскивать, и велел патрулирующим в Хедестаде полицейским быть начеку, чтобы не пропустить пропавшую девушку. Также инспектор поручил одному из коллег в уголовной полиции опросить шоферов автобусов и персонал железнодорожной станции, чтобы узнать, не видел ли ее кто-нибудь из них. По мере поступления негативной информации стало очевидно, что с Харриет Вангер случилась беда. На этой ноте прошли следующие сутки разыскных мероприятий. Через два дня после исчезновения девушки местность прочесывали уже более масштабно, метр за метром. Насколько мог судить Микаэль, поиски были проведены по всем правилам. Их организовывали опытные полицейские и пожарные. Конечно, на острове имелись труднодоступные территории, но сама по себе сфера поисков все-таки была определена его небольшими размерами. В течение дня весь остров прочесали целиком. Один полицейский катер и два катера с добровольцами обыскали акваторию вокруг острова. На следующий день поиски продолжались сокращенным составом участников. На этот раз патрули получили распоряжение еще раз обследовать самые труднопроходимые участки, а также территорию, именуемую Фортом, – заброшенную систему бункеров, возведенную береговой охраной во время Второй мировой войны. В тот день обыскали также самые потайные места, колодцы, земляные погреба и чердаки. На третий день после исчезновения масштабные поиски прекратились, а в служебных записках сквозило некоторое разочарование. Густав Морелль, конечно, еще не подозревал, что на тот момент достиг пика в своем расследовании и продвинуться дальше ему уже не удастся. Он был растерян и затруднялся предложить дальнейший план действий или же обозначить место, где следовало бы продолжить поиски. Харриет Вангер словно испарилась. Так начался почти сорокалетний крестный путь Хенрика Вангера. Глава 9 Понедельник, 6 января – среда, 8 января Микаэль допоздна читал материалы и утром в праздник Богоявления встал очень поздно. Перед домом Хенрика Вангера был припаркован почти новенький темно-синий «Вольво». Не успел Микаэль взяться за ручку двери, как ее распахнул выходивший из дома мужчина лет пятидесяти. Они почти столкнулись – мужчина очень спешил. – Что вам угодно? – Я к Хенрику Вангеру, – ответил Микаэль. Взгляд незнакомца потеплел. Он улыбнулся и протянул руку: – Вы, вероятно, Микаэль Блумквист, который будет помогать Хенрику писать семейную хронику? Микаэль кивнул и пожал его руку. Чтобы объяснить пребывание журналиста в Хедестаде, Хенрик Вангер придумал «легенду» и, как видно, уже начал ее популяризировать. Мужчина казался чрезмерно упитанным – результат многолетнего сидения в офисах и на совещаниях. Микаэль сразу заметил в его чертах сходство с Харриет Вангер. – Меня зовут Мартин Вангер, – представился незнакомец. – Добро пожаловать в Хедестад. – Спасибо. – Не так давно я видел вас по телевизору. – Похоже, весь мир видел меня по телевизору. – Веннерстрём… Он не слишком популярен в нашей семье. – Я слышал об этом от Хенрика. И с нетерпением жду продолжения истории. – Несколько дней назад он сообщил, что нанял вас. – Мартин улыбнулся. – И сказал, что вы согласились на эту работу, скорее всего, из-за Веннерстрёма. Микаэль колебался секунду, затем решился сказать правду: – Это действительно было значимой причиной. Но, по правде говоря, мне надо было уехать из Стокгольма, а тут меня очень вовремя пригласили в Хедестад. Но я не могу притворяться, что результаты суда меня не касаются – ведь мне придется сесть в тюрьму. Мартин Вангер кивнул, уже безо всякой улыбки. – Возможно ли подать апелляцию? – В моем случае это ничего не даст. Мартин посмотрел на часы: – Вечером я должен быть в Стокгольме, поэтому мне нужно спешить. Я вернусь через несколько дней. Приходите как-нибудь ко мне на ужин. Мне очень хотелось бы узнать из первых уст, что на самом деле происходило на суде. Они снова обменялись рукопожатием. Подойдя к «Вольво» и открыв дверцу, Мартин Вангер обернулся и крикнул Микаэлю: – Хенрик на втором этаже. Поднимайтесь. Хенрик Вангер сидел в своем кабинете на диване. Стол перед ним был завален газетами – «Хедестадс-курирен», «Дагенс индустри», «Свенска дагбладет» и обе вечерние газеты. – У входа я встретил Мартина. – Он отправился спасать империю, – произнес Хенрик Вангер и поднял со стола термос. – Хочешь кофе? – Спасибо, с удовольствием, – ответил Микаэль. Он опустился на диван. «Интересно, отчего это Хенрик Вангер так развеселился?» – Похоже, пресса о тебе не забыла. Хенрик протянул ему вечернюю газету, открытую на заголовке «Короткое замыкание массмедиа». Автором текста был колумнист в полосатом пиджаке, который раньше работал в журнале «Финансмагасинет монополь» и прославился как фельетонист, который может высмеять любого, кто принимает в чем-нибудь активное участие или горячо отстаивает свою позицию, так что феминисты, антирасисты и защитники окружающей среды всегда могли рассчитывать на изрядную порцию его иронии. Правда, сам колумнист никогда не высказывал собственные дискуссионные взгляды. Теперь он, судя по всему, переключился на критику массмедиа. Хотя процесс по делу Веннерстрёма закончился уже несколько недель назад, теперь он всю свою энергию сконцентрировал на Микаэле Блумквисте, которого указывал по имени и описывал как безнадежного идиота. А Эрику Бергер изображал как профана в журналистике: Ходят упорные слухи, что журнал «Миллениум» стремительно приближается к краху, несмотря на то, что его главный редактор – феминистка в мини-юбке, которая пафосно позирует на телеэкране. Несколько лет журналу удавалось удержаться на плаву – за счет разрекламированного имиджа: молодые журналисты, занимающиеся расследованиями и разоблачающие аферистов из числа предпринимателей. Подобные рекламные трюки, возможно, и производят впечатление на юных анархистов, которым хочется услышать именно это. Но суд остается к ним равнодушен. В чем недавно пришлось убедиться Калле Блумквисту. Микаэль включил свой мобильник и проверил, не было ли звонков от Эрики. Но никаких звонков и сообщений не было. Тем временем Хенрик Вангер молча ждал. Микаэль вдруг понял, что ему предоставляют право высказаться первым. – Это он идиот, а не я, – сказал Микаэль. Хенрик Вангер засмеялся, но отозвался без особых сантиментов: – Пускай. Но ведь осудили не его. – Верно. Ему это и не грозит. Он никогда не высказывает собственного особого мнения, но не отказывает себе в удовольствии бросить камень в осужденного, не скупясь при этом на самые унизительные и оскорбительные выражения. – За свою жизнь я повстречал немало таких экземпляров. И могу дать тебе совет, если, конечно, захочешь им воспользоваться: сделай вид, что не замечаешь его ругани, однако как только представится удобный случай, дай ему сдачи. Но не сейчас, когда он находится в более выгодном положении. Микаэль вопросительно взглянул на него. – За мою жизнь у меня было много врагов, – продолжал Хенрик. – Я научился не лезть в драку, если знаю, что не смогу одержать победу. В то же время никогда нельзя позволить тому, кто нанес тебе оскорбление, остаться безнаказанным. Надо улучить момент и нанести ответный удар, когда почувствуешь, что преимущества на твоей стороне. Даже если у тебя уже не будет необходимости в этом ударе. – Спасибо за лекцию по философии. А теперь мне хотелось бы услышать рассказ о вашей семье. – Микаэль поставил диктофон на стол между ними и включил его на запись. – Что ты хотел бы узнать? – Я прочитал первую папку с документами. Об исчезновении Харриет и о первых днях поисков. Но там упоминается такое бесконечное количество Вангеров, что я не могу в них разобраться. Перед тем как позвонить, Лисбет Саландер простояла не меньше десяти минут на пустой лестнице, уставясь на латунную табличку с надписью: «Адвокат Н. Э. Бьюрман». Наконец дверной замок щелкнул. Был вторник. Она встречалась с этим человеком всего второй раз, но почему-то предчувствовала неладное. Лисбет не боялась адвоката Бьюрмана – она вообще редко боялась кого-нибудь или чего-нибудь. Но новый опекун вызывал у нее чувство явной неприязни. Предшественник Бьюрмана, адвокат Хольгер Пальмгрен, был слеплен из другого теста: корректный, вежливый и дружелюбный. Их отношения прервались три месяца назад, когда у Пальмгрена случился удар. И Саландер, вследствие каких-то неисповедимых бюрократических процедур, досталась по наследству Нильсу Эрику Бьюрману. За те без малого двенадцать лет, в течение которых Лисбет являлась объектом социальной и психиатрической опеки, включая два года, проведенные в детской клинике, ей никогда – ни разу – не задали самый простой вопрос: «Как ты себя сегодня чувствуешь?» Когда ей исполнилось тринадцать, суд, следуя закону об опеке над несовершеннолетними, постановил, что Лисбет Саландер следует направить для стационарного лечения в детскую психиатрическую клинику Святого Стефана в Уппсале. Суд принял это решение в основном потому, что ее признали подростком, имеющим психические отклонения, выражающиеся в проявлении опасной жестокости по отношению к сверстникам, а возможно, и к себе самой.