«Тоже мне морской волк, хотя бы научился запускать мотор», – отметил про себя Микаэль. Он услышал скрип якорной цепи, и через несколько секунд грот-парус опустился, а капитан забегал как угорелый, чтобы направить яхту прямо в люфт и одновременно выбросить швартовный трос. Микаэль поднялся на планширь и протянул руку, показывая, что готов помочь со швартовкой. Капитан М‑30 почти полностью сбросил скорость и протиснулся между двумя судами к корме «Скампи». Он бросил Микаэлю трос. Теперь они узнали друг друга и расплылись в улыбках. – Привет, Роббан, – сказал Микаэль. – Если бы ты догадался включить мотор, то не поцарапал бы все лодки в гавани. – Привет, Микке. А я смотрю, вроде бы знакомый силуэт… Я бы с удовольствием завел мотор, если бы он вообще заводился. Отказал пару дней назад, когда я уже отплыл. Через рейлинг они горячо пожали друг другу руки. Давным-давно, в семидесятые годы, в гимназии Кунгсхольмена, Микаэль Блумквист и Роберт Линдберг очень дружили. Но, как это часто происходит с близкими школьными приятелями, после выпускных экзаменов пути их разошлись. И за последние двадцать лет они встречались от силы пять-шесть раз. К тому времени, когда старые друзья нечаянно-негаданно встретились на пристани Архольма, они не виделись по меньшей мере лет семь или восемь. Мужчины с любопытством уставились друг на друга. Роберт здорово загорел, волосы торчали в разные стороны, и он отрастил бороду двухнедельной давности. Микаэль неожиданно повеселел. Когда пиарщик и его гоп-компания отправились к торговому центру на другой стороне острова, чтобы повеселиться и потанцевать на празднике летнего солнцестояния, он остался на яхте М‑30 поболтать за стопочкой со школьным приятелем. Через некоторое время они, утомленные схваткой со знаменитыми островными местными комарами, перешли в каюту. После изрядного количества опрокинутых стопок друзья плавно перешли к обсуждению неисчерпаемой темы морали и этики в мире бизнеса. Они оба выбрали стезю, в той или иной степени связанную с государственными финансами. Роберт Линдберг после гимназии окончил Стокгольмский институт торговли, а затем выбрал карьеру банковского служащего. Микаэль Блумквист попал в Высшую школу журналистики и значительную часть времени и профессиональных усилий посвятил разоблачению сомнительных сделок в сфере бизнеса и банков. Речь зашла о моральной стороне некоторых «золотых парашютов»[16] – контрактов, заключенных в 1990‑х годах. Линдберг вначале горячо защищал некоторых самых знаменитых «парашютистов», а потом отодвинул бокал и вынужден был признать, что в мире бизнеса все же встречаются отдельные типы и ублюдки, замешанные в коррупции и прочих неблаговидных деяниях. Теперь его взгляд стал вполне серьезным. – Ты ведь занимаешься журналистскими расследованиями и пишешь об экономических преступлениях! Так почему же ничего не напишешь о Хансе Эрике Веннерстрёме? – А я и не знал, что о нем есть что писать. – А ты покопайся, черт возьми… Что тебе известно о программе ППП? – Ну, в девяностые годы вроде бы запустили программу поддержки промышленности стран бывшего Восточного блока. Пару лет назад ее упразднили. Но я о ней, кажется, ничего не писал. – «Программа поддержки промышленности» – проект, который финансировало правительство, а возглавляли его представители самых крупных шведских предприятий. ППП получила государственные гарантии на ряд проектов, согласованных с правительствами Польши и стран Балтии. Центральное объединение профсоюзов тоже частично принимало в нем участие. Оно выступало в качестве гаранта того, что шведская модель станет способствовать развитию рабочих движений этих стран. С формальной точки зрения проект поддержки был основан на принципе «научись помогать себе сам» и был призван предоставить возможность странам бывшего социалистического лагеря реформировать свою экономику. Но на практике получилось так, что шведские предприятия, получив государственные субсидии, использовали их для того, чтобы стать совладельцами предприятий. К тому же ППП горячо поддерживал наш хренов министр от христианских демократов. Например, было запланировано построить целлюлозно-бумажный комбинат в Кракове, переоборудовать отрасль металлургии в Риге, цементные предприятия в Таллинне и так далее. Средства выделяли в правлении ППП, которое состояло из магнатов – промышленников и банкиров. – То есть это были деньги налогоплательщиков? – Приблизительно половину брали из казны, а остальное вложили банкиры и промышленники. Но поверь мне, они отнюдь не альтруисты. Банкиры и промышленники намеревались прилично нажиться. Иначе они бы даже не связывались. – Но какие суммы там фигурировали? – Ты погоди, сначала послушай. В основном ППП заинтересовались солидные шведские компании, которые стремились попасть на восточный рынок. Мощные корпорации, такие как АВВ[17], «Сканска»[18] и тому подобные. То есть флагманы промышленности, а не какие-нибудь авантюристы. – Ты утверждаешь, что «Сканска» не занимается авантюрами? А не у них ли вышвырнули исполнительного директора – за то, что позволил кому-то из своих ребят пустить полмиллиарда на сомнительные сделки? А как насчет их истеричных инвестиций огромных сумм в недвижимость в Лондоне и Осло? – Согласен, придурков хватает везде, по всему миру, но ведь ты понимаешь, что я имею в виду. В любом случае эти компании хоть что-то производят. Они – становой хребет шведской индустрии и все такое прочее. – А Веннерстрём тут при чем? – А Веннерстрём при том, что он как джокер. Он вроде бы и взялся из ниоткуда, у него не было никаких связей в индустрии, и, казалось бы, что ему тут делать? И все-таки он сколотил колоссальное состояние на бирже и вложил деньги в стабильные предприятия. Так что он занял свое место в бизнес-элите с черного хода. Микаэль налил себе еще водки, откинулся назад и стал вспоминать, что ему известно о Веннерстрёме. Оказалось, что знал он не так уж и много. Веннерстрём родился и вырос в Норрланде[19] и в 1970‑е годы учредил там инвестиционную компанию. Заработал капитал и перебрался в Стокгольм, где в благословенные 1980‑е годы сделал головокружительную карьеру. Он создал компанию «Веннерстрёмгруппен», открыл филиалы в Лондоне и Нью-Йорке. Затем предприятие сменило название на английское «Веннерстрём груп» и начало упоминаться рядом с компанией «Бейер»[20]. Он прокручивал головокружительные спекуляции с акциями и опционами – и стал героем гламурных журналов в качестве одного из многочисленных новых миллиардеров. Прикупил себе пентхаус на Страндвэген, фешенебельную летнюю виллу на острове Вермдё и двадцатитрехметровую крейсерскую яхту, которая раньше принадлежала разорившейся звезде тенниса. Словом, у него был нюх на деньги, и те так и липли к нему. Но 1980‑е годы стали десятилетием денежных мешков и спекулянтов недвижимостью, а Веннерстрём ничем не выделялся среди остальных. Скорее напротив, он оставался в тени солидных воротил. Ему не хватало шарма Стенбека[21], и он не кокетничал с журналистами, как Барневик[22]. Он отверг сделки с недвижимостью и сосредоточился на солидных инвестициях в странах бывшего Восточного блока. Когда в 1990‑е годы эпоха беспечности закончилась и директора один за другим были вынуждены раскрывать свои «золотые парашюты», предприятия Веннерстрёма справились с ситуацией – как ни странно – очень легко и артистично. Все обошлось без скандалов. «История успеха по-шведски» – писала «Файнэншл таймс». – Шел девяносто второй год, – рассказывал Роберт. – Вдруг ни с того ни с сего Веннерстрём обратился в ППП и попросил выделить ему деньги. Он представил план, наверняка заручившись поддержкой местных бизнесменов в Польше. Вроде бы он намеревался учредить предприятия по производству тары для пищевой промышленности. – То есть консервных банок. – Что-то в этом духе. Понятия не имею, кто ему покровительствовал в ППП, но Веннерстрёму запросто выделили шестьдесят миллионов крон. – Что ж, это уже сюжет. Что-то мне подсказывает, что больше этих денег никто не видел. – А вот и ошибаешься, – сказал Роберт Линдберг. Загадочно улыбнувшись, он хватанул несколько глотков водки. – После этой классической финансовой схемы Веннерстрём действительно основал в Польше, в Лодзи, фабрику по производству тары и назвал ее «Минос». На протяжении девяносто третьего года ППП получала оптимистические отчеты, потом наступила тишина. А в девяносто четвертом «Минос» вдруг взял да и лопнул. Роберт Линдберг громко долбанул по столу пустой стопкой, словно желая продемонстрировать, как именно лопнуло предприятие. – Проблема ППП заключалась в том, что какая-либо система отчетности по проектам не была налажена. Ты помнишь те времена… Падение Берлинской стены вызвало прилив неслыханного оптимизма. Все надеялись на повсеместную и окончательную победу демократии, угроза ядерной войны осталась в прошлом, а большевикам предстояло за одну ночь превратиться в матерых капиталистов. Правительство хотело внедрить демократию на востоке. Все капиталисты кинулись строить новую Европу. – А я и не подозревал, что капиталисты так склонны к филантропии. – Уж поверь мне, любой из них грезил благотворительностью. Россия и страны Восточного блока являются, пожалуй, крупнейшим в мире развивающимся рынком после Китая. Бизнес помогал власти и делал это очень охотно, тем более что компании отвечали лишь за малый процент расходов. ППП растранжирил в общей сложности порядка тридцати миллиардов казенных крон. Деньги должны были вернуться в качестве будущих прибылей. Формально создание ППП инициировало правительство, но, конечно, влияние промышленников было очень велико, и на практике руководство программы было наделено неограниченными полномочиями. – Понимаю. Но в чем, собственно, фишка? – Не торопись. В самом начале никаких проблем с финансированием проектов не возникало. На финансовом рынке Швеции царила стабильность. Правительству нравилось то, что благодаря ППП можно было говорить о весомом вкладе Швеции в демократические процессы в странах Восточного блока. – Значит, все это происходило тогда, когда у власти находилось правительство консерваторов? – Политика тут ни при чем. Когда на кону большие деньги, то какое имеет значение, кто назначает министров – социал-демократы или модераты[23]. Так что дали команду «полный вперед!». А потом возникли валютные проблемы… К тому же некоторые придурки из стана новых демократов – помнишь «Новую демократию»? – начали ворчать, мол, почему это нет никакой публичной информации о деятельности ППП. А один из их бонз перепутал ППП с Управлением в области международного сотрудничества и решил, что речь идет о каком-то проекте поддержки реформ, вроде танзанийского. Для проверки деятельности ППП весной девяносто четвертого года назначили комиссию. К тому времени набралось уже немало претензий к разным проектам, но первым проверили «Минос». – И Веннерстрём, конечно, не смог отчитаться, на что потратил деньги… – Как раз наоборот. Веннерстрём представил безупречный отчет, согласно которому в «Минос» инвестировали около пятидесяти четырех миллионов крон. Но по всему выходило, что Польша оказалась чересчур отсталой страной, для того чтобы развернуть работу современного предприятия по производству упаковок, – делу препятствовали серьезные проблемы структурного характера. И его предприятие не выдержало конкуренции с аналогичным немецким проектом. А немцы как раз стремились скупить весь Восточный блок с потрохами… – Но ты сказал, что он получил шестьдесят миллионов крон… – Вот именно. Деньги ППП использовались как беспроцентный заем. По идее, предприятия на протяжении нескольких лет должны были вернуть часть денег. «Минос» обанкротился, и проект провалился, но обвинить в этом Веннерстрёма никому не пришло в голову. Ведь деньги выдавались под государственные гарантии, и Веннерстрёму компенсировали убытки. От него просто не потребовали возврата денег, которые сгорели при банкротстве «Миноса». К тому же этот прохиндей умудрился доказать, что потерял соответствующие суммы из собственного кармана. – Может, я чего-то не понимаю? Неужели правительство получило миллиарды из казны и передало их дипломатам, а те уже пустили их на дело?.. Деньги попали к промышленникам, и те использовали их для инвестиций в совместные предприятия, которые затем принесли баснословные барыши. Словом, все как всегда. Ничего нового. Кто-то греет руки, а кто-то оказывается внакладе, и нам известно, что все роли заранее расписаны. – Ну ты и циник. Ведь займы следовало вернуть государству. – Ты ведь сказал, что они были беспроцентными. Следовательно, налогоплательщики, за счет которых кое-кто нажился, не участвуют в распределении выигрыша. Веннерстрём получил шестьдесят миллионов, пятьдесят четыре из которых он вложил в дело. А куда же делись остальные шесть миллионов? – В ту же минуту, когда стало известно, что аудиторы будут проверять проекты ППП, Веннерстрём выписал для ППП чек на шесть миллионов и погасил разницу. Так что с формальной юридической точки зрения не подкопаешься. Роберт Линдберг умолк и метнул в Микаэля взгляд победителя. – Как послушаешь, так подумаешь, что Веннерстрём позволил себе лишь небольшую растрату ППП. Но если сравнивать, например, с компанией «Сканска», которая растратила полмиллиарда, или вспомнить историю с «золотыми парашютами» директоров АВВ, которая обошлась бюджету примерно в миллиард… Вот эти аферы действительно возмутили публику. А тут, похоже, и темы-то нет, и не разгуляешься от души, – сказал Микаэль. – Читателя уже не заманишь статьями о некомпетентных дельцах, даже если они прокручивают казенные деньги. А что еще можно выжать из этой истории? – Дальше – больше. – А откуда ты разузнал о махинациях Веннерстрёма в Польше? – В девяностые годы я работал в «Хандельсбанке». Догадайся, кто проводил аудит в ППП? – А вот это уже кое-что… Ну-ка, рассказывай. – Значит, так. Если все суммировать, то ППП получает от Веннерстрёма отчеты. Затем составляются соответствующие бумаги. Оставшиеся деньги возвращаются. Вернуть шесть миллионов – это была гениальная уловка. Ведь если у тебя на пороге появится кто-то, кто захочет отдать тебе мешок денег, разве ты сможешь усомниться в его честности? – Давай покороче. – Но, дорогой Блумквист, я как раз и стараюсь покороче. Отчет Веннерстрёма вполне удовлетворил ППП. Получается, что огромные деньги просто выкинули коту под хвост – но никаких претензий к тому, как и куда их вкладывали. Мы проверяли счета и трансферы и все остальные бумаги. Отчетность просто тютелька в тютельку. Меня все устраивало. Моего шефа – тоже. А главное, в ППП остались довольны. Так что правительству даже и нечего было возразить. – Так в чем же суть аферы? – А вот дальше все гораздо интереснее, – сообщил Линдберг, который выглядел теперь протрезвевшим. – Но имей в виду: хоть ты и журналист, для печати это не предназначено. – Да брось ты. Не можешь же ты слить мне информацию, а потом вдруг заявить, что я не могу ею воспользоваться. – Почему же, могу. То, что я тебе уже рассказал, отнюдь не является тайной. При желании ты всегда можешь ознакомиться с отчетом. Об остальном – о чем я пока умалчиваю – ты тоже можешь написать. Но при условии, что я буду фигурировать в качестве анонимного источника. – Ах, вот как? Но, согласно общепринятым понятиям, «не для печати» означает, что мне доверили секретную информацию, и разглашать ее я не имею права. – Плевать мне на терминологию. Пиши что хочешь, но помни: я – твой анонимный источник. Идет? – Конечно, – ответил Микаэль. Потом, конечно, стало ясно, что зря он так ответил. – Ну, слушай. Вся эта история с «Миносом» случилась лет десять назад, сразу после падения Берлинской стены, когда большевики пытались стать респектабельными капиталистами. Я попал в число тех, кто проверял Веннерстрёма, и не мог избавиться от ощущения, что концы с концами не сходятся. – Но во время проверки ты промолчал?