В начале седьмого вечера Микаэль помчался в магазин, пока тот не закрылся, и закупил основные продукты. Вернувшись домой, он включил мобильный телефон и набрал Эрику, но от автоответчика узнал, что в данный момент абонент недоступен. Микаэль оставил сообщение – он предлагал созвониться на следующий день. Потом он прогулялся до дома Хенрика Вангера, которого встретил на первом этаже. При виде Микаэля старик удивленно вздыбил брови. – Ты сбежал? – первым делом спросил он. – Все законно. Выпущен досрочно. – Вот так сюрприз! – Да, я тоже очень рад. Мне сообщили об этом только вчера вечером. Они смотрели друг на друга несколько секунд, а потом Хенрик, удивив Микаэля, обнял его и заключил в дружеские объятия. – Я как раз собирался поесть. Присоединяйся. Анна подала запеканку со шкварками и брусникой. Они просидели в столовой и проговорили почти два часа. Микаэль отчитался, как далеко он продвинулся с семейной хроникой и где у него остались лакуны. О Харриет Вангер речи не заходило, зато они обстоятельно обсудили дела «Миллениума». – У нас уже состоялись три заседания правления. Фрёкен Бергер и ваш партнер Кристер Мальм были столь любезны, что перенесли две встречи сюда, а на третьей, в Стокгольме, меня представлял Дирк. Будь я на несколько лет помоложе, все было бы хорошо, а сейчас, честно говоря, ездить в такую даль для меня тяжеловато. Но летом я все же попробую выбраться в Стокгольм. – Думаю, они могут проводить заседания и здесь, – ответил Микаэль. – Ну, и как вы себя чувствуете в роли совладельца журнала? Хенрик Вангер усмехнулся: – Это оказалось самое приятное из моих занятий за много лет. Я проверил финансовые документы, и все выглядит вполне прилично. Мне даже не придется вкладывать столько денег, сколько я предполагал вначале, – разрыв между доходами и расходами сокращается. – Мы с Эрикой разговаривали пару раз в неделю. Насколько я понимаю, положение с рекламой улучшается… Хенрик кивнул: – Да. И все же потребуется время. Для начала предприятия концерна «Вангер» закупили рекламные полосы. Но главное то, что уже вернулись обратно двое прежних рекламодателей – фирма мобильных телефонов и турбюро. Он широко улыбнулся. – Мы работаем также со старыми врагами Веннерстрёма, с каждым отдельно. И поверь мне, их список обширен. – А от самого Веннерстрёма что-нибудь слышно? – Напрямую – нет. Но мы обвинили Веннерстрёма в том, что это он устроил бойкот «Миллениума». И теперь в глазах общественности он выглядит мелочным и мстительным типом. Говорят, журналист из «Дагенс нюхетер» задавал ему какие-то вопросы, а тот огрызался. – Вам это доставляет удовольствие? – Удовольствие – немного не то слово. Надо было заняться этим много лет назад. – Что же все-таки произошло между вами и Веннерстрёмом? – И не заикайся об этом. Ты узнаешь все ближе к Новому году. В воздухе чувствовался опьяняющий запах весны. Когда Микаэль вышел от Хенрика около девяти часов, уже начинало темнеть. Немного посомневавшись, он постучался к Сесилии Вангер. Блумквист и сам не знал, чего ожидать. Сесилия уставилась на него, не выказав особого энтузиазма, но впустила Микаэля в прихожую. Там они и остались стоять; обоим было как-то не по себе. Она тоже спросила, не сбежал ли он, и Микаэль объяснил, как обстояло дело. – Просто хотел поздороваться. Я не вовремя? Сесилия старательно отводила глаза, и Микаэль сразу понял, что она не слишком рада встрече. – Нет, что ты… заходи. Хочешь кофе? – С удовольствием. Он последовал за ней на кухню, а она повернулась спиной и стала наливать в кофеварку воду. Микаэль подошел к ней и положил руку ей на плечо. Она застыла. – Сесилия, похоже, что тебе совсем не хочется угощать меня кофе. – Я ждала тебя только через месяц, – сказала она. – Ты застал меня врасплох. В ее голосе слышалось недовольство, и Микаэль развернул ее так, чтобы увидеть лицо. Они немного постояли молча. Женщина по-прежнему отводила глаза в сторону. – Сесилия, черт с ним, с кофе. Скажи, что случилось? Она покачала головой, глубоко вдохнула и сказала: – Микаэль, я хочу, чтобы ты ушел. Ничего не спрашивай. Просто уходи. Блумквист отправился к себе домой. Но у калитки он остановился в нерешительности. Наконец, вместо того чтобы войти в дом, спустился к воде недалеко от моста и присел на камень. Закурил, пытаясь разобраться во всем, что случилось, и понять, почему отношение Сесилии Вангер к нему так резко изменилось. Вдруг он услышал звук мотора. Под мостом, направляясь в пролив, проплыло большое белое судно. Когда оно поравнялось с Микаэлем, тот разглядел у штурвала Мартина Вангера. Тот внимательно следил, чтобы не наскочить на мель. Ничего себе – двенадцатиметровая крейсерская яхта… Микаэль поднялся и пошел по дорожке вдоль берега. Он увидел, что возле причалов уже качается довольно много разных катеров и парусников. Среди них было несколько спортивных катеров конструкции «Петерссон», а возле одного причала покачивалась на волне яхта IF. Все остальные суда были побольше и подороже. Блумквист обратил внимание на круизную парусную яхту фирмы «Халлберг Рэсси». С приближением лета обнажились социальные различия в морской жизни обитателей Хедебю. Судя по всему, самая пафосная яхта в округе принадлежала Мартину Вангеру. Микаэль дошел до дома Сесилии Вангер и поглядел на светящееся окно на втором этаже. Потом все-таки вернулся домой, поставил кофе и зашел в свой кабинет. Перед отъездом в тюрьму бо́льшую часть документов, связанных с Харриет, он отнес обратно к Хенрику. Ему не хотелось на время своего отсутствия оставлять архивы в пустом доме, и теперь полки пустовали. Из всех материалов у Блумквиста остались только пять блокнотов, исписанных Хенриком Вангером; он брал их с собой в тюрьму и к этому моменту уже почти выучил наизусть. А еще один фотоальбом, как выяснилось, лежал забытый на верхней полке. Микаэль достал его и взял с собой на кухню. Налив себе кофе, сел и стал его перелистывать. Он разглядывал фотографии, сделанные в день исчезновения Харриет. Начинался альбом с последнего снимка девушки, где она была запечатлена во время праздника в честь Дня детей в Хедестаде. За ним следовало более ста восьмидесяти качественных фотографий, зафиксировавших аварию на мосту. Микаэль уже многократно разглядывал этот альбом с лупой, снимок за снимком. Теперь же он просматривал его рассеянно, будучи в полной уверенности, что не обнаружит здесь уже ничего нового. Внезапно Блумквист почувствовал, что загадка Харриет Вангер его утомила, и с шумом захлопнул альбом. В беспокойстве он подошел к кухонному окну и уставился в темноту. Потом снова взглянул на альбом. Микаэль не мог объяснить, что произошло, но ощущение, словно он только что увидел что-то важное, не покидало его. Какая-то смутная догадка промелькнула – и испарилась. На секунду ему даже показалось, что какое-то невидимое существо легонько дунуло ему в ухо. Журналист сел и снова раскрыл альбом. Он внимательно просматривал его, страницу за страницей, задерживаясь на каждом снимке моста. Взглянул на Хенрика Вангера, забрызганного мазутом и почти на сорок лет моложе нынешнего. Потом – на такого же Харальда Вангера, человека, который пока был знаком ему лишь по тени за занавеской. На снимках мелькали сломанные перила моста, дома, окна и машины. В толпе зрителей Микаэль сразу различил двадцатилетнюю Сесилию Вангер. Она была в светлом платье под темным жакетом. И ее можно было обнаружить еще как минимум на двадцати фотографиях. Почему-то Микаэль разнервничался. С годами он научился доверять своей интуиции и теперь чувствовал: в этом альбоме было что-то настораживающее, но что именно, он не мог сказать. Блумквист по-прежнему сидел за кухонным столом и разглядывал фотографии. Около одиннадцати часов он вдруг услышал, как открывается входная дверь. – Я могу войти? – спросила Сесилия Вангер. Не дожидаясь ответа, она уселась напротив него, по другую сторону стола. У Микаэля возникло ощущение дежавю. Женщина была одета в широкое тонкое светлое платье и серо-синий жакет – почти так же, как на фотографиях 1966 года. – Я не знаю, что мне делать, – сказала она. Микаэль поднял брови. – Извини, но ты застал меня врасплох, когда появился сегодня вечером. Теперь я совсем потеряла покой и даже не могу спать. Я так несчастна… – Но почему ты несчастна? – Неужели ты не понимаешь? Блумквист покачал головой. – А ты не будешь смеяться? – Обещаю. – Соблазнив тебя зимой, я поддалась минутной слабости. Мне хотелось развлечься. И больше ничего. В тот первый вечер я воспринимала это как забавное происшествие и вовсе не собиралась завязывать с тобою серьезные отношения. Но все сложилось иначе. Те недели, когда ты был моим occasional lover, стали самыми счастливыми в моей жизни. Я хочу, чтобы ты это знал. – Мне тоже было с тобой очень хорошо. – Микаэль, я все время лгала – и тебе, и самой себе. Я никогда не отличалась сексуальной раскрепощенностью. За всю жизнь у меня было пять партнеров. Я начала в двадцать один год. Затем, когда мне было двадцать пять, я познакомились со своим будущим мужем, но он оказался подонком. А потом я несколько раз встречалась еще с тремя мужчинами, с перерывом в несколько лет. Но ты разбудил меня по-настоящему, я постоянно хотела быть рядом с тобой. Ты не требовал от меня ничего, чего я не могла бы тебе дать… – Сесилия, не надо… – Пожалуйста, не перебивай меня. Иначе я не сумею все рассказать. Микаэль решил помолчать. – В тот день, когда ты отправился в тюрьму, я почувствовала себя несчастной. Ты вдруг исчез, словно тебя и не бывало никогда. В моей постели стало холодно и пусто, и я вновь превратилась в пятидесятишестилетнюю кошелку. Она сделала короткую паузу и посмотрела Микаэлю в глаза. – Зимой я влюбилась в тебя. Никак не думала, что так выйдет, но это факт, и от него никуда не денешься. И тут до меня вдруг дошло, что ты пробудешь здесь недолго и в один прекрасный день уедешь навсегда, а я останусь тут до конца своих дней. Мне стало так страшно и так больно, что я решила не подпускать тебя к себе, когда ты вернешься из тюрьмы.