Не отводя взгляда от лихорадочных глаз Шейлы, Энджи медленно протянула руку и взяла толстую тетрадь. – Как он у вас оказался? – Когда она сорвалась в водопад, ее вещи и снаряжение привезли сюда и сложили вместе в одной из комнат. Потом все ушли на поиски, а я… через открытую дверь я увидела фиолетовую книжечку, лежавшую сверху. Я сразу подумала – это и есть дневник, о котором судачили туристки, когда я привозила им в лагерь припасы. Я вошла в комнату, прикрыла дверь и взяла в руки дневник. Я хотела полистать. Я видела ее с Гаррисоном в «Крюке и промахе» и… Мне нужно было увидеть, написала она что-нибудь о том, как была с моим мужем. Гаррисон все отрицал, но у меня… Меня не отпускало… – она прижала тонкую руку к груди, – вот здесь. – Жасмин действительно что-то написала? Взгляд Шейлы стал твердым и недобрым, губы сжались. Схватившись за края широкого свитера, она поплотнее запахнула его на своем тщедушном теле. Лицо казалось почти прозрачным в свете лампы на крыльце, отчего веснушки стали заметнее. Снежные хлопья залетали под навес и садились на вязаные рукава. – Она описала абсолютно все, до мельчайших подробностей. – Шейла с усилием сглотнула, покачиваясь в своих угги. – Меня чуть не стошнило. Она была дурной женщиной. Все, кто ее знал, это подтвердят. Энджи открыла дневник и на первой странице прочла: «Моей любимой любительнице литературы. Рассказывай от первого лица, девочка моя. Сердечно твой Даг». Глаза Энджи полезли из орбит, а сердце сорвалось в бешеный галоп. – А что там еще? – А вы почитайте, сами увидите. Даг?! Доктор Дуглас Дж. Харт, профессор университета, муж Рейчел, был любовником Жасмин? Все стремительно становилось на свои места. «Большой секрет» бриллиантового кольца. Тайный любовник. Прерывание беременности. Огласка связи со студенткой могла поставить крест на карьере Дага, метившего в деканы, да и на браке с Рейчел. – Значит, вы знали? – спросила Энджи. – Все эти годы знали, что ваш муж переспал с Жасмин? Почему же вы с ним не поговорили? – Проще было сделать вид, что ничего не было. Я не жду, что вы поймете. Не говорить об этом, оставить дневник себе, чтобы как и не было ничего… Чтобы исчезло без следа, как Жасмин… Новая мысль поразила Энджи, отчего у нее даже пересохло во рту. Глядя Шейле в глаза, она спросила: – Но если здесь есть записи, изобличающие вашего мужа, не разумнее ли было уничтожить дневник, сжечь или как-то еще избавиться? – Наверное. Но мне хотелось чуточку контроля. Какого-нибудь рычага в разговоре с Гаррисоном, если однажды понадобится. – Козырь на случай, если он снова вас оскорбит? Ее глаза наполнились слезами. – Он не хотел, чтобы Клэр узнала. Я… если бы я пригрозила, что покажу это Клэр… – И вы бы решились? Нанесли бы дочери такую травму, только чтобы досадить мужу? – Господи, нет! Я бы только пригрозила. Я никогда бы этого не сделала. Энджи смотрела на Шейлу. Такая хрупкая и бледная – и такая жесткая внутри. Такая испуганная… Как можно осторожнее Паллорино спросила: – Вы приезжали в лагерь к туристкам раз или два, по вечерам? Шейла кивнула. – В последний вечер тоже приехали и незаметно пошли за Жасмин к реке? Неожиданно Шейла шагнула к Энджи. Бледные, в красных веках глаза яростно уставились на нее, но изо рта женщины вырвался только сиплый шепот: – Вы такая же стерва, как она! Ищете в людях самое худшее, роетесь в старом дерьме! По-вашему, мы способны на такую гнусность, как столкнуть женщину в реку, на верную смерть? Я знаю, о чем вы думаете. Я по вашим глазам вижу. Вы сидите тут и ломаете голову, могла ли тщедушная безответная Шейла Толлет решиться убить течную суку, которая трахалась с ее мужем. У женщины вырвался короткий хриплый смешок. – А ведь никогда не узнаете! Потому что я вырвала те страницы. Забирайте дневник, но без них. Можете не ходить и не искать, потому что они догорают в камине! – Шейла широкими шагами направилась к двери и рванула ее на себя. С лицом в красных пятнах, с дикими, остекленевшими глазами она обернулась: – А теперь убирайтесь отсюда к не той матери! Она грохнула дверью, и Энджи услышала, как тяжело проехался в своих скобках железный засов. Еще не вполне придя в себя от изумления, она поглядела на фиолетовую тетрадь, открыла наугад и прочла: «Месть сладка, особенно для женщины. Это чувство, которое переживет все остальные». * * * Ночью, сидя на кровати при включенном свете, выжигавшем промозглый мрак, слыша, как дождь барабанит по стеклам номера мотеля – это в горах снег, а в Порт-Феррисе холодный дождь, – Энджи читала дневник Жасмин Гулати. Мягкая на ощупь фиолетовая тетрадь была подарком на ее двадцатипятилетие, то есть Гулати получила ее в июле девяносто четвертого – в год своей смерти. День рождения она провела, утопая в гедоническом блаженстве с профессором Дугласом Дж. Хартом, своим преподавателем и научным руководителем. На тот момент связь Дага Харта и Жасмин Гулати длилась уже восемь месяцев. «Сперва Даг был шокирован, когда я сказала, что у нас будет ребенок. Не думаю, что тогда, да и позже, я собиралась оставить ребенка, но мне хотелось увидеть лицо Дага и насладиться своей властью над ним. Над его женой. Над его дочерью. Над всей его семьей, карьерой, жизнью. Это было упоительно – смотреть, как на его лице появился страх, прежде чем Даг овладел собой и напустил на себя бесстрастный вид. Я едва не кончила от восхитительного возбуждения. Даг позвонил через два дня и отвез меня в маленький бревенчатый домик в тихом уединенном месте на берегу моря. Он готовил для меня креветок с чесноком, которые я обожаю, и подарил бриллиантовое кольцо. «Выходи за меня, Жасси», – сказал он. Энджи перевернула страницу. «Я победила! Наверное, мне хотелось проверить, насколько серьезны его чувства ко мне, и я победила. Мы трахались – и так, и этак. Даг был груб. Ему было все равно, что я беременна, или ему так даже больше нравилось – это его заводило. У него был твердый, как железный, такого твердого я не припомню. Взял меня сзади, как обезумевший пес. Кончая, я кричала. Ощущения обострились, достигли своего предела. Мы лежали рядом, обнаженные, задыхающиеся, блестящие от пота, в луже лунного света, а потом Даг перекатился на бок и сказал: – Жас, почему бы нам не погодить немного? – Со свадьбой? – уточнила я. – Нет, с детьми. И объяснил, что я должна избавиться от ребенка». Новая страница. «Я обещала подумать. И вот тогда-то я увидела, что он действительно боится. Отныне я буду диктовать условия. Теперь контроль над его браком, над его отношениями с дочерью, над его работой, над обещанной должностью декана – у меня. Даг проговорился, что повышение у него в кармане, и я поняла, что у меня появилась возможность стереть в порошок доктора Дугласа Дж. Харта – или позволить ему стать деканом моего факультета. Выбор за мной. А еще его страх открыл мне, что Даг и не собирался уходить от своей жены. Он перепугался, что я и какой-то там ребенок разрушим тщательно выстроенный карточный домик его брака. Его страх раздул во мне огонь сомнения. Но ведь Даг подарил мне кольцо! Я поделилась с ним своими мыслями. Он уверял, что я ошибаюсь, просто момент сейчас неподходящий. Если мы подождем, пока я доучусь, а он станет деканом, тот факт, что я его студентка, перестанет быть препятствием. Поэтому, добавил он, лучше всего прервать вот эту конкретную беременность, будут и еще, сказал он, если я захочу». Энджи листала быстрее, проглядывая страницу за страницей, где подробно описывались сексуальные похождения Жасмин с Дагом и другими, более молодыми мужчинами. Мысли о женщинах и сексе, о ее подругах, о Рейчел Харт. О матери и отце Жасмин. О бабке-судье. Энджи помедлила, долиставшись до страницы, где было всего две строчки: «Запись в женскую клинику на аборт. Софи едет со мной. Миа в бешенстве от моего решения. Вся наша дружба пошла к чертям». Больше записей не было, кроме описания сборов и подготовки к поездке на Наамиш. Жасмин писала, что будет продолжать носить кольцо как символ своей тайной власти над Рейчел Харт, которая собирается снимать фильм в том числе и о ней, любовнице ее мужа. Надменная сучка, с которой Даг разведется. Дальше из переплета торчали неровные обрывки. Эти страницы вырвала Шейла. Энджи привалилась спиной к подушкам, вспомнив слова Джесси Кармана: «В последний раз я этот дневник видел в руках у девчонки Харт, которая читала его в кустах… Я вообще удивляюсь, как она не увела дневник раньше, несмотря на все подходцы Жасмин». Бедная Иден Харт. Если она действительно сунула нос в дневник, значит, ей довелось прочесть самые скабрезные подробности о своем обожаемом отце, закрутившем со студенткой. Каковая студентка преспокойно удила рыбу рядом с Иден и ее матерью, которую предала. Однако Иден Харт отрицала, что заглядывала в дневник. Судя по фотографиям на стене ее кабинета, отец для нее до сих пор на первом месте. Может, Джесси Кармана солгал или ошибся или же у Иден было всего несколько минут и она не поняла смысл написанного? Энджи сбросила одеяло и принялась спешно собираться. Она решила уехать на рассвете. Теперь уже не обойтись без очной ставки с Рейчел и Дугласом Хартами. Глава 39 Пятница, 23 ноября – Читается как эротический роман, – хмыкнула Энджи, выложив фиолетовую тетрадь на середину стола. Она сидела напротив Рейчел и Дага в их гостиной. На часах было начало второго. Рано утром, вернув взятую напрокат «Субару» и заполнив необходимые бумаги по страховке, она забрала отремонтированный «Мини-Купер» и поехала в Метчосин. В сумке, висевшей на стуле, работал диктофон. Ни Рейчел, ни Даг и глазом не моргнули при виде дневника и не изменились в лице. От их неестественного спокойствия в Паллорино шевельнулась непонятная подспудная тревога. В тишине отчетливо тикали ходики с кукушкой – маленький маятник качался туда-сюда под резным домиком, – словно напоминая о неумолимом времени. Энджи сидела перед супружеской четой, разменявшей восьмой десяток, перед браком длиною в жизнь, связавшим их вместе. У них взрослая дочь, внуки, покойный сын, прекрасный дом у моря. У каждого за плечами удачная карьера. У них есть здоровье и пенсионные трасты. Они не потеряли друг друга. У Рейчел и Дага было все, о чем многие могут только мечтать, но фиолетовая книжица на столе угрожала стереть их благополучие в порошок. В этой тетради крылась тайна, за которую стоило убить. – Вы в курсе, что там? – спросила Энджи.