– Я Софи Розенблюм, Софи Синович-Розенблюм. В университете я дружила с Жасмин Гулати. Я только что вернулась из отпуска и узнала из новостей, что нашли ее останки и идентифицировали. Моя соседка, которая присматривала за домом в наше отсутствие, передала, что вы приезжали задать несколько вопросов, а она направила вас к Мие. – О, спасибо за звонок, Софи. – На светофоре загорелся зеленый, и Энджи тронула машину с места. – Миа мне помогла, спасибо. – Я ей звонила. Она призналась, что рассказала вам об аборте Жасмин… – Да. – Так ведь Жасмин не стала делать аборт! У Энджи перехватило дыхание. Она ударила по тормозам и с визгом свернула к обочине. – Что вы сказали?! – Я поехала с ней в женскую клинику на материке, но в последний момент Жасмин струсила. Не решилась. Она не делала аборт! Глава 41 – Мне нужна твоя голова, – начала Энджи, усаживаясь за столик напротив Барб О’Хейган, и выложила предварительный отчет коронера о смерти Жасмин Гулати. – Спасибо, что выкроила время, хотя я свалилась как снег на голову, – Паллорино подняла руку, подзывая официантку. Энджи позвонила старой патологоанатомше из машины сразу после того, как Софи Синович оглушила ее своей новостью. Барб О’Хейган была ей не просто коллегой, но давней подругой и конфиденткой и только обрадовалась возможности встретиться с Энджи за ужином в «Коновале Джоне», пабе в стиле тюдор. – А я-то надеялась, тебе хватит и моего прелестного личика! Энджи засмеялась. Подошла официантка. – Барб, что ты будешь? Как обычно? – А почему нет? Чтобы старый желудок хорошо работал. – Вот погоди, вскроют еще твой труп на столе в морге! – Это уж как пить дать. Энджи повернулась к официантке: – Значит, «Лагавулин» шестнадцатилетний, двойную порцию, и… а, ладно, несите два. В мой положите кубик льда. И два гиннесс-пая с картошкой и горошком, – она вопросительно поглядела на Барб, и «королева морга» кивнула. Официантка ушла выполнять заказ. Энджи скроила гримаску: – Мама в детстве заставляла меня есть горошек, а теперь я заказала его без принуждения. – Главное, чтоб помягче был, помягче! – Не пожалеть бы потом… – Поверь, это будет лучшая еда, какую ты ела за долгое время. Как дела, Энджи? Я слышала, ты с блеском провела расследование дела Гулати для старой Джилли «Музыкальный автомат»? Кто бы мог подумать – четырнадцатилетняя убийца! Интересная патология, наверняка в учебники войдет. Хотя я уже так давно в этом бизнесе, что меня ничем не удивить. – Откуда ты узнала? От Лео? О’Хейган гоготнула, показав отсутствие переднего зуба. – Нет, на этот раз от Хольгерсена. Он, представь, заходил поболтать кое о каких старых висяках, на которые Мэддокс зарядил его и Лео. Они работают в каком-то новом подразделении в рамках отдела особо тяжких. Подняли в том числе дело Аннелизы Йенсен. Такой чудила это Хольгерсен… Говорит, весь отдел взбудоражен, что ты вместе с наамишским скелетом выкопала возможную серию и что режиссерша Рейчел Харт полностью призналась, сдав родную дочку с потрохами. Отличная работа! – Мне кажется, дело еще не закончено, Барб. Улыбка О’Хейган медленно растаяла. Принесли виски, и Паллорино и О’Хейган замолчали, пока официантка выставляла бокалы на стол. – Еда скоро будет, – пообещала она. Энджи взяла свой бокал. – Ну, за нас. – Она сделала глоток, и жгучее тепло распространилось в груди, сразу принеся облегчение. Паллорино глубоко вздохнула, наслаждаясь ощущением момента. С горячим душем и визитом к Мэддоксу придется подождать, удовольствовавшись виски и сытным ужином. Поставив бокал, Энджи открыла папку. – Я только что получила неожиданную информацию от университетской подруги Гулати, и тут что-то не складывается. Мне нужно твое мнение – неофициально, просто давай обдумаем варианты. – Она открыла страницу со снимками характерных следов на лобковой кости Жасмин и пододвинула папку О’Хейган: – Как по-твоему, насколько надежны такие углубления в качестве доказательства беременности? – О, какое красивое кольцо! – похвалила О’Хейган солитер на руке Энджи. – Значит, вы с Мэддоксом решили официально оформиться? Энджи поглядела на Барб, и внутри у нее все замерло от волнения и предвкушения. Она не сняла кольцо, колеблясь, снять или оставить перед встречей с Мэддоксом. Увидит ли он в этом знак согласия и ее желания пойти к алтарю, если приехать вот так к нему на яхту? В Энджи боролись противоречивые чувства. Поистине, должен существовать учебник по таким вопросам, потому что это настолько за пределами ее опыта и знаний… – Кгхм, да, наверное. Я к этому еще вернусь. Барб приподняла брови, сдерживая улыбку. – Поздравляю. Очень за вас рада. – Пододвинув к себе папку, патологоанатом отпила виски и отставила бокал. Выудив из нагрудного кармана маленькие очки для чтения, Барб водрузила их на переносицу и замолчала, внимательно читая отчет и разглядывая фотографии. – Да, в районе лобкового симфиза определенно есть неровности, – сказала она, наклонившись еще ближе. – Исторически такого рода деформации действительно приписывали расхождению тазовых костей во время родов, особенно при наличии акушерского анамнеза. – Она подняла глаза. – Но без достоверных сведений… – О’Хейган покачала головой. – Пока еще ведутся споры, можно ли это считать стопроцентным указанием на перенесенные роды. – Но ведь эти следы свидетельствуют о беременности? – Не о беременности как таковой, а о том, что ребенок был доношен и появился на свет через естественные родовые пути! Сама-то беременность не оставляет следов на костях женщины, а вот во время родов кости таза расходятся, чтобы младенец прошел через родовой канал. Связки при этом растягиваются, иногда рвутся и могут вызвать кровотечение в месте прикрепления к кости. И потом в таких местах остаются вот эти маленькие круглые углубления или вот эти бороздки. – О’Хейган постучала пальцем по фотографии. – Здесь следы указывают, что эта женщина, возможно, рожала. Но в недавних исследованиях пишут, что так называемые «родовые шрамы» обнаруживают и на мужских тазовых костях, и у бездетных женщин, – Барб О’Хейган сделала еще глоток виски. – Короче, сейчас эти изменения костной ткани уже не считаются абсолютным показателем перенесенных родов, что и указал здесь в отчете патологоанатом. Энджи смотрела на старую докторшу, вспоминая взволнованный голос Софи Синович-Розенблюм: «В последний момент она струсила, не решилась! Жасмин не делала аборт!» – Может, поискать ее акушерский анамнез? – предложила О’Хейган. – Бесполезно. Медицинские карты хранятся не более шестнадцати лет, а тут четверть века прошло. Но подруги покойной и единственная оставшаяся в живых родственница в один голос утверждают – ребенка у Жасмин Гулати не было. – Энджи взяла свой бокал и сделала глоток, напряженно думая. – Черт его знает, в каждой семье свои шкафы со скелетами. Может, Жасмин просто удалось в свое время скрыть беременность. Но если ее подруга права, – Паллорино отставила бокал, – и Жасмин Гулати была в интересном положении, то почему среди ее костей нет останков плода? Если бы он был в матке, мы бы что-то обнаружили, правильно? В глазах старой патологоанатомши появился интерес – Барб О’Хейган тоже любила хорошие загадки. – Спустя почти четверть века, да еще если тело столько времени пробыло под водой, а потом попало в кислую лесную почву? – Она покачала головой. – Срок немалый, и тут действует масса факторов. Кости могли быть растащены по не поверишь какой большой площади и в реке, и на суше. Недостающее могли сожрать хищники – мягкие ткани живота они в первую очередь… – Смотри, – Энджи перевернула станицу, показав Барб О’Хейган находку in situ – скелет в рыбацком полукомбинезоне после тщательного удаления слоя почвы. – Она была совершенно целой, все кости найдены. На ней был погрудный непромокаемый полукомбинезон с бахилами, знаешь, такой неопреновый, в котором она упала в реку. На суставе пальца вон кольцо осталось, на запястье – серебряный браслет… Патологоанатомша присвистнула. – А вот это очень интересно. Да, тогда непонятно, куда делись останки плода, раз она была беременна… – Она поглядела на Энджи. – А ты в этом уверена? – Подруга клянется, что была. Она записалась на аборт, но в последнюю минуту струсила и так беременная и попе… поехала на Наамиш. Жасмин и в личном дневнике записала, что носит ребенка профессора Харта. Но это все косвенные доказательства, прямых не существует. Зато есть свидетельства, что у покойной, по всей вероятности, имелись психические патологии – теоретически она могла придумать историю с беременностью. С другой стороны, кольцо-то у нее было, и Даг Харт признался, что купил его в подарок Жа… – Энджи не договорила, увидев на пороге две знакомые фигуры. – Ух ты, – прошептала она. – Ты глянь, кто пожаловал! Хольгерсен и молодая сотрудница, которую недавно нанял Мэддокс. Барб О’Хейган обернулась и ухмыльнулась: – Чего тут удивительного, управление через квартал. Не вести же ему свою даму в «Свинью»! Сегодня суббота, понятно, что парень решил чего-нибудь выпить. – Ты шутишь? Хольгерсен же сторонится связей! – Энджи проводила вошедших глазами до самого бара. – Он блюдет целибат уже не знаю сколько! – Это он так говорит, – засмеялась Барб. – Каждый нет-нет да и согрешит. – Кстати, – заговорщически зашептала Энджи, – мне всегда было любопытно, почему Хольгерсен считает секс чем-то порочным. Некоторое время О’Хейган смотрела на Энджи, барабаня пальцами по папке. – Паллорино, не томи! Выкладывай, что там еще интересного по твоему расследованию. – А, да, – очнулась Энджи, с усилием отведя взгляд от головы долговязого Хольгерсена, на мгновение вынырнувшей из толпы, осаждавшей бар. – Я перечитала дневник покойной. Гулати записала дату аборта, но после этой строчки нет ни слова о том, что беременность прервана. Некоторое время она вообще ничего не писала в дневнике, но снова взялась за перо, когда их группа отправились по реке. О беременности больше нигде не упоминается. Возможно, ей было слишком больно об этом писать – требовалось время, чтобы эмоции улеглись. Кроме того, Жасмин всю поездку много пила и активно искала случайных связей. По-моему, такое поведение не служит маркером наличия реального жениха и реальной помолвки, равно как и беременности от будущего мужа, поэтому я предположила, что ребенка на тот момент уже не было. – Энджи отпила еще скотча и невесело улыбнулась: – Вот поди догадайся. Сейчас позвонила подруга Жасмин, Софи Синович-Розенблюм, и сообщила, что ездила с Жасмин в женскую клинику, но Гулати в последний момент от аборта отказалась. Так куда делся ребенок, то есть плод? О’Хейган внимательно читала отчет патологоанатома и рассматривала фотографии. – При наличии беременности, да еще с такими следами на лобковой кости… – Ты тоже гадаешь, когда она успела родить? – Энджи подалась вперед. Кровь энергичными толчками шла по жилам. – Гулати в своем непромокаемом комбинезоне сорвалась в водопад, больше ее не видели, затем нашли в том же виде, как она утонула, в неглубокой могиле на берегу реки, который дважды за это время заливало сильнейшим паводком. Принесли еду. О’Хейган проворно захлопнула папку, и они с Энджи замолчали. Официантка, выставив на стол дымящиеся тарелки, отошла. Патологоанатомша снова открыла файл и сосредоточенно на что-то уставилась. Она постучала пальцем по одной из фотографий: – Слушай, вот эти следы на левом плече, такое бывает при хроническом вывихе плеча. Следы означают, что заживление началось, однако плечо не было толком вправлено. – А можешь сказать, за сколько времени перед смертью это произошло? Барб О’Хейган поджала губы и покачала головой: – Мне бы увидеть оригинальную радиографию, а еще лучше сам скелет. И привлечь к этому делу опытного судебного антрополога. – Но это могло произойти незадолго до гибели, а не в детстве, например? Докторша кивнула, взяла вилку и проломила корку пастушьего пирога. Из дыры поднялся ароматный пар, напомнивший Энджи, как она голодна. Паллорино тоже взяла вилку и указала ею на папку: