«В замкнутом сообществе, живущем в горном уединении, действительно нужна немалая харизма, чтобы достучаться до людских сердец… и заручиться доверием людей», – подумал Фогель. – Но дело в том, что священник сумел вскормить себе верных последователей. Паства у него всегда была достаточно набожная, а потому после того, что случилось, прихожане наверняка решили, что духовный лидер их предал. И недоверчивость, вообще свойственная местным жителям, очень быстро возобладала. Прихожане начали отвергать всех, кого им присылала курия взамен сбежавшего пастыря. Прошло года два, и некоторые из них взяли на себя роль дьяконов, и с тех пор община перешла на самоуправление. – Как религиозная секта? – спросил Фогель, неожиданно заинтересовавшись. – Что-то вроде того. В этих местах хотя и жили за счет туризма, но чужаков всегда недолюбливали. Приезжие очень докучали, и к тому же их привычки, скажем так, не вязались с местной культурой. С открытием месторождения флюорита население наконец-то смогло от них избавиться и обрубить почти все связи с внешним миром. – Мария и Бруно Кастнер, наверное, очень ревностные прихожане, если отдали на религиозные нужды такие деньги. – А вы заметили, что они говорят о своем братстве как о некоем элитарном круге избранных? Получается, если я правильно уловил, что-то вроде «мы и все остальные». – Вы уловили абсолютно правильно. – Первыми за активные поиски Анны Лу взялись именно члены братства. И я знаю, что за эти дни они очень сблизились с семьей Кастнер, а некоторые просто переселились к ним в дом, чтобы не оставлять их одних. Они подъехали к авешотской церкви. Рядом со старым зданием выросло новое, более современной конструкции. – Вот, здесь у них место молитвенных собраний. Они собираются здесь гораздо чаще, чем в старой церкви, чтобы погрузиться в общую молитву. Похоже, братство имеет в долине серьезный авторитет и способно даже влиять на решения горнодобывающей компании, которая действительно с ним считается. Мэр, советники и все муниципальные чиновники – выходцы из братства. В результате им удалось провести несколько запретительных законов. Например, здесь запрещено курение в общественных местах и распитие алкоголя по воскресеньям и праздничным дням ранее шести вечера. Община выступает против абортов, гомосексуализма и косо смотрит на тех, кто живет в гражданском браке. «Фанатики хреновы», – подумал Фогель, который, однако, уже составил себе довольно точное представление о сути дела. Отчасти он был очень доволен. Контекст исчезновения Анны Лу получался великолепным. Загадочное исчезновение девочки; зло, проникшее в братство, жестко следующее Богу и Его наставлениям; городок, который теперь обречен гадать, что же все-таки происходит. Или уже произошло. Фогель договорился о встрече с мэром и лесничим. Борги сразу включился в работу, но просьба спецагента назначить встречу на берегу реки, пересекавшей городок, поставила его в неловкое положение. Прибыв на место, Борги припарковал машину на просторной гравийной площадке, где стоял заброшенный деревянный киоск. Судя по старой вывеске, когда-то здесь можно было купить живую приманку и взять напрокат удочки. Мэр и лесничий были уже на месте. Они приехали на служебном внедорожнике с гербом городка. Мэр оказался здоровяком с выпирающим брюхом, которое еле удерживал брючный ремень. На нем была распахнутая спереди куртка, голубая хлопчатая рубашка и галстук с ужасающими красными ромбами. Галстук был сколот золотой булавкой с маленьким аметистовым крестиком на конце. Фогель не подал виду, насколько нелепыми кажутся ему и костюм мэра, и усики над слишком толстой верхней губой, и смешной паричок, прикрывавший лысину на его голове, похожей на грушу. Он подумал, что мэр относится к той породе людей, которым все время жарко, даже зимой. Доказательством тому были его вечно красные щеки. Мэр направился ему навстречу с самой сердечной улыбкой, и Фогель оценил его энергичное рукопожатие, однако сам ответил на приветствие без энтузиазма. – Спецагент, я знаю Кастнеров всю жизнь и не могу выразить, как меня расстроило все, что происходит сейчас, – сказал мэр, сменив приветливую улыбку на скорбную мину. – Мы счастливы, что заниматься нашей Анной Лу будете вы. Учитывая то, как вы знамениты, наша девочка в надежных руках. Анна Лу вдруг стала всеобщей дочерью, отметил Фогель. Ну, так всегда и бывает, по крайней мере на словах. Однако, когда закрываются двери домов, все вздыхают с облегчением, что такая участь выпала не их ребенку. – Вашей девочке будет оказано особое внимание, – ответил Фогель, но его собеседник не уловил в ответе нотки сарказма. – А теперь давайте осмотрим речку. Фогель обогнул препятствие в виде огромного живота мэра и направился к берегу. Мэр довольно долго находился в некотором замешательстве, потом пошел за ним следом. Лесничий и Борги двинулись за ними. Полицейскому было интересно, докуда дойдет Фогель, спускаясь к воде. К его огромному удивлению, тот зашел за границу галечной отмели и зашлепал по грязи, пачкая пальто и дорогие ботинки. Остальным, хочешь не хочешь, пришлось пойти за ним. Лесничий был единственный, кто надел сапоги, остальные шли по колено в жидкой грязи. Борги понял, что нынче вечером опять придется устроить постирушку, и при таком раскладе ему вряд ли удастся обойтись одним-единственным костюмом. – Русло здесь шириной восемь-десять метров, и скорость течения небольшая. А в этом месте оно максимально замедляется, – сказал лесничий. Фогель уже успел выяснить у него некоторые детали. Лесничий не понимал, почему они его так интересуют. – А какая здесь глубина? – спросил спецагент. – В среднем метра полтора, но местами достигает двух с половиной. Так что воде не всегда удается расчистить дно от мусора, который там скапливается. – И тогда вмешиваетесь вы? – В среднем раз в два-три года. Осенью, перед самыми дождями, мы ставим небольшую плотину, а потом землечерпалки за неделю справляются с работой. Борги обернулся к мосту через речку. Мост был метрах в ста от них, и на нем виднелся черный фургон, тот самый, что он уже заметил вчера возле дома Кастнеров. Вполне возможно, что в нем сидели те же двое, которых он тогда видел. Надо будет сказать Фогелю. – С тех пор как разработки замедлили течение реки, а тем самым и ее дренаж, на дне скапливаются всякие обломки, мусор и останки животных. Одному Богу известно, что там, под водой, – сказал лесничий и заключил: – Река болеет. Последняя фраза заставила мэра встрепенуться, и он поспешил поправить своего подчиненного: – Муниципалитет убедил компанию финансировать программу защиты территории. На благоустройство потрачены значительные суммы. Фогель не обратил никакого внимания на этот комментарий и, отвлекая Борги от наблюдения за фургоном, сказал: – Надо поговорить с сотрудниками компании и попросить у них списки внешних поставщиков и сезонных рабочих. Мэр выглядел заметно озабоченным: – Да ладно, что вы, зачем их беспокоить из-за того, что может оказаться простым ребячеством? Фогель обернулся и пристально и серьезно на него взглянул: – Ребячеством? Тот снова попытался смягчить выражение: – Вы меня неправильно истолковали. Я сам отец и понимаю, каково сейчас родителям девочки… Но вам не кажется, что несколько излишне так уж бить тревогу? Компания дает работу множеству людей в долине, и вряд ли ей понравится такая огласка. Мэр пускает в ход всю свою искренность, чтобы привлечь Фогеля на свою сторону, заметил Борги. Только вряд ли политический прагматизм поможет в общении со спецагентом. – Хочу вам кое-что сказать… – наклонился Фогель к мэру, понизив голос, словно собирался доверить ему что-то важное. – Меня учили, что существуют два отрезка времени, в которые можно что-то сделать: сейчас и потом. Отсрочка может оказаться мудрой, иногда просто необходимо как следует взвесить ситуацию и возможные последствия. Но, к сожалению, в определенных обстоятельствах излишние рассуждения могут обернуться колебаниями, а то и, того хуже, слабостью. Промедление может усугубить ситуацию. И поверьте мне, нет худшей огласки. Закончив эту маленькую лекцию, Фогель обернулся к площадке, откуда они спускались к воде. Его отвлек голос, пытавшийся перекрыть шум течения. Остальные тотчас же повернулись вслед за ним. На берегу, там, где кончалась галька и начинался слой грязи, стояла какая-то блондинка в синем костюме и темном пальто и махала им руками. Когда они к ней подошли, то по ее грязным туфлям Борги догадался, что она пыталась к ним добраться, но ей не позволили каблуки. – Я прокурор Майер, – представилась она. Она была молода, не старше тридцати, и не слишком высока ростом, хотя смотрелась стройной. Макияжа на ней не наблюдалось, и вид у нее был серьезный. Она сразу отвела в сторонку двоих полицейских и, казалось, была чем-то недовольна: – Я узнала, что вчера состоялся брифинг. Почему мне ничего не сказали? – Нам не хотелось отрывать вас от семьи как раз в день Рождества, – мрачно ответил Фогель. – И потом, мне казалось, что прокуроры обычно не принимают участия в предварительном дознании. Но Майер не так-то просто было вышибить из седла. – Вы случайно заговорили вчера о похитителе, спецагент Фогель? – В настоящий момент у нас пока нет ни одной гипотезы. – Понимаю, но, может быть, хотя бы одно доказательство такой версии? Слухи, косвенные улики, свидетельства? – Нет, пока нет. Фогель был раздосадован, но виду не подавал. – Значит, я могу сделать вывод, что речь идет только об интуиции следователя? – с известной долей сарказма заключила Майер. – Если вам будет угодно, – отозвался тот, делая вид, что поддерживает ее. Борги молча наблюдал за этой пикировкой. – Есть много различных версий, и все надо обсудить, – продолжал спецагент. – Я по опыту предпочитаю начинать с худших сценариев, а потому заговорил о возможном похищении. – Я побеспокоилась собрать информацию об Анне Лу Кастнер гораздо раньше, чем вы здесь появились. Жизнь этой спокойной и простой девочки проходила среди браслетиков, котят и церковных собраний. Должна заметить, что на фоне девушек ее возраста Анна Лу смотрелась совсем ребенком. Но это вовсе не делает из нее заведомую жертву. Фогеля позабавила логика ее рассуждений. – И к каким же выводам вы пришли? – В этой семье придерживались строгого воспитания. Анне Лу не разрешали знаться со сверстниками, не принадлежавшими к братству, даже с одноклассниками. Ее не отпускали гулять с друзьями или принимать участие в любых затеях, которые не считались «дозволенными и приличными» с точки зрения жестких религиозных канонов. Иными словами, ей не позволялось ничего решать, она не могла даже ошибаться по собственной воле. А в шестнадцать лет у каждого есть право на ошибку. А потому можно допустить, что в один прекрасный миг она взбунтовалась против этих ограничений. Фогель задумчиво кивнул: «Значит, она предполагает не похищение, а побег». – Как часто это случается? Вы сами знаете, что статистика говорит в пользу именно этой гипотезы. Анна Лу вышла из дому с разноцветным рюкзачком, и никто из близких не знал, что в нем. Пока спецагент делал вид, что обдумывает эти заключения, Борги вспомнил о дневнике, который мать Анны Лу отдала Фогелю накануне, когда они приходили к Кастнерам. В этой тоненькой тетрадке не было даже намека на желание сбежать из дома. – Ваша концепция весьма привлекательна, – согласился Фогель. Но Майер была не из тех, кто покупается на лесть, а потому она снова ринулась в атаку: – Я знакома с вашими методами, Фогель, и знаю, что вас привлекает свет рампы, но здесь, в Авешоте, вряд ли найдется такой монстр, чтобы вы могли устроить шоу.