– А вот еще один рисунок, – прервала его классная. Этот рисунок изображал контрастные обои у кровати в комнате Матильды, а в нижней части – точно как в жизни – на подушках в ряд сидели ее мягкие игрушки. Фабиан не мог не восхититься тем, как хорошо дочь рисует, но одновременно изо всех сил старался разобрать, что написано в словесных пузырях, которые иллюстрировали ссору, происходящую за стеной. В этот раз речь шла о сексе, и, насколько он мог видеть, некоторые реплики были до боли правдоподобны. Больше всего он хотел провалиться сквозь землю и исчезнуть отсюда. – Конечно, отчасти это фантазии и преувеличения, я тоже это понимаю. Но эта тема проходит через все, что Матильда сейчас делает, и я решила, что вам не помешало бы об этом знать. Во всяком случае, мне бы этого хотелось, если бы речь шла о моем ребенке. – Разумеется, – отозвался Фабиан и попытался скрыть вибрацию мобильного в своей руке. Выходя из школы, Фабиан позвонил Эдельману, но у того было занято. – Видишь, Матильда, сколько снега намело, – он посмотрел на школьный двор, засыпанный толстым слоем свежевыпавшего снега. – Здорово, правда? Завтра будете лепить снеговиков. – Это просто слякоть, – сказала Матильда, спускаясь по лестнице. – Матильда, подожди, – Фабиан догнал ее. – Ты что, боишься, что мы с мамой разведемся? – Так вот вы о чем говорили. – Что? Так ты волнуешься? Ничего не ответив, Матильда побежала к машине, стоявшей на другой стороне улицы. Фабиан поднял вверх ключ от машины и разомкнул центральный замок, чтобы дочь могла запрыгнуть в машину и усесться. На самом деле ему хотелось поскорее к ней присоединиться, но он не знал, что сказать. Она ведь права. Если так будет продолжаться, рано или поздно явное фиаско станет фактом. Хотя он обещал не столько Соне, сколько самому себе никогда не идти по стопам своих родителей. Что бы ни случилось. Как бы трудно им ни пришлось. Ничто и никогда не заставит его перестать бороться и сдаться. А сейчас он не был так уверен. Хотя шины сдулись, он продолжал ездить на ободах так долго, что теперь сомневался, можно ли отремонтировать рваные колеса. Вздохнув, он встал посреди школьного двора, достал мобильный и набрал номер Малин Ренберг. – Фабиан, что ты там делаешь? Тебя спасет только то, что между нами шестьсот километров. Сейчас лучше всего промолчать и дать ей возможность выговориться. – Ты не понимаешь, что Херман вцепился в меня, как пиявка, только потому, что ты не соизволил взять трубку? Как будто я его секретарша. Да, я знаю, что никому и дела нет, но я сейчас в Копенгагене на действительно очень интересном семинаре. – Хорошо, а ты знаешь, почему… – Но кровати тут жуткие. Вдобавок меня всю раздуло, и я постоянно потею. – Я понимаю, но… – И мне плевать, что осталось два месяца. Если эти ребята не выйдут из меня в ближайшее время, я за себя не ручаюсь. Алле? Фабиан? Ты меня слышишь? – Он сказал, в чем дело? – Нет, или я не знаю. Явно что-то очень важное. Но у меня есть предложение. – Выкладывай. – В следующий раз, когда он позвонит, попробуй ответить. В трубке щелкнуло, и Фабиан не смог не согласиться. Он также надеялся, что беременность коллеги скоро закончится. Через пятнадцать секунд пришло СМС, где Малин просила прощения за свой грубый тон и обещала снова стать самой собой, как только «эта проклятая беременность» закончится. Фабиан сел за руль и посмотрел на Матильду в зеркале заднего обзора. – А не заехать ли нам в «Ciao Ciao» за пиццей? Матильда пожала плечами, но он увидел, как она просияла, хотя делала все, чтобы скрыть это. Он повернул зажигание и выехал на улицу Мария Престгордсгатан, одновременно вновь пытаясь дозвониться Эдельману. – Привет, Херман, я видел, что ты звонил. – Полагаю, мне надо благодарить Малин. – Я был в школе на беседе с родителями, и только сейчас… – Да-да, все в порядке. Я звонил потому, что меня вызвали в Полицию безопасности сегодня в восемь вечера, и я бы хотел, чтобы ты пошел со мной. – Сегодня вечером? Прости, но я один с детьми. Почему так важно, чтобы именно я… – Кто стоит у руля: ты или я? – Я не хотел сказать… – А теперь послушай. Перссон и Пяивинен только что вышли на след в деле Адама Фишера, а Хеглунд и Карлен по уши заняты разработкой Диего Аркаса. Только у тебя с Ренберг сейчас нет ничего конкретного. И насколько я знаю, Ренберг находится в Копенгагене. – Хорошо, но ты можешь рассказать, что случилось? – Полагаю, что именно это мы и узнаем. Встречаемся у входа без пяти восемь. А теперь пока. Фабиан вытащил из уха наушники и свернул на улицу Нюторгсгатан. Его пути пересекались с Полицией безопасности отнюдь не в первый раз. Но его никогда не приглашали на встречу после окончания рабочего дня, поскольку, наверное, он занимает одну из самых нижних ступеней иерархической лестницы. Зато Херман Эдельман бывал там постоянно и не упускал случая подчеркнуть, что если хочешь пережить заседание в Полиции безопасности, надо сидеть спиной к стене. А теперь он хочет взять с собой Фабиана. – Нет, не получится, Фабиан. К сожалению. Тебе придется выходить из положения как-нибудь по-другому. – Что значит «как-нибудь по-другому»? Что ты хочешь этим сказать? – спросил Фабиан, глядя на покрытые снегом коньки крыш и слыша, как Соня делает очередную глубокую затяжку и выпускает дым на одном дыхании – верный признак ее дурного настроения. – Не знаю. Придумай что-нибудь. У меня больше нет времени говорить. – Подожди, – сказал Фабиан и увидел в отражении в окне, что Матильда сидит на кухне и слушает их. Он взял пульт, включил телевизор и увеличил громкость. «Через восемь дней после бесследного исчезновения молодого олигарха Адама Фишера полиция заявила, что речь идет о похищении…» – Соня, это не мое решение. У меня нет выбора. – Ты хочешь сказать, что у меня он есть? «В нашей студии профессор по уголовному праву Герхард Ринге…» – Я что, должна бросить кисти и сказать Эве: извини, выставки не будет? – Нет. Но… – Вот именно. – Пожалуйста, успокойся. «Что заставило полицию сообщить эту информацию и почему мы все еще ничего не слышали о сумме выкупа?» – Я спокойна, – сказала Соня, совершенно не скрывая, что снова затянулась. – Я только не понимаю, почему возникла такая проблема только из-за того, что раз в жизни мне надо поработать. – Ладно, как-нибудь выйду из положения. Ты хоть примерно представляешь, когда придешь домой? – Да. Когда закончу. И, пожалуйста, не спрашивай меня когда, поскольку я понятия не имею. Я только знаю, что с каждой секундой все больше и больше ненавижу эти картины. – Новый вздох и новая затяжка. – Прости… Я просто очень расстроена, и мне так и хочется плюнуть на все это. – Любимая. Все образуется. Так бывает перед каждой твоей выставкой, а потом ты вдруг точно знаешь, как должно быть, и все идет как по маслу. – Посмотрим, как будет на этот раз. – Я что-нибудь устрою. Не думай об этом. – Хорошо. – Я люблю тебя. – До встречи. Фабиан сел на кухне рядом с Матильдой и взял свою пиццу. – Как тебе банановая пицца? – Нормально. Послушай. – Что?