«Жемчужная гавань, в которую мы так стремимся попасть». Глинн открыл глаза. Он сидел, привалившись к губчатой стене, из которой сочилась жидкость с резким неприятным запахом. Тюремная каюта на борту «Стервы» – имя рыбокорабля без труда всплыло из глубин памяти, а имя Капитана где-то затерялось – была все той же, но вот сам узник изменился. Он как будто проснулся, опять стал самим собой… хоть на какое-то время. И почти все вспомнил. В Диннате случайный прохожий, увидев его отчаяние, завел разговор, пригласил в таверну, угостил выпивкой, в которую что-то подмешали. Воспоминание, снулая рыбина: однажды Ройс произнес слова «петля корабела» и как-то вдруг помрачнел. Видимо, это была ловушка, в которую он, сухопутный шебаршила, нырнул головой вперед. И вот теперь он до конца своих дней прикован к фрегату, который воюет… с кем-то. Вновь поплыли рыбы-воспоминания, мутные, бессвязные, чужие, и он прогнал их. Вспомнилось другое: «Они были уважаемыми людьми, и не зря: в мире, где почти везде вода, тот, кто может видеть в ней недоступное остальным, способен многого добиться». Вот зачем он был нужен Капитану – чтобы видеть в воде тех, с кем нужно было сражаться, предугадывать их действия и побеждать. Глинн с трудом поднялся и оглядел себя. Одежда, в которой он был в Диннате, висела на его исхудавшем теле, словно на вешалке. Он чувствовал себя грязным и мокрым, словно только что выбрался из лужи. Весь этот кошмар длился, должно быть, не меньше месяца. Даже хорошо, что он до такой степени потерял себя и почти ничего не помнил о случившемся. Он вдруг зашатался от внезапной слабости и уперся рукой в стену, чтобы не упасть. Это было ошибкой – «Стерва», до сих пор старательно избегавшая прикасаться к своему пленнику, окружившая его непроницаемым коконом тишины, как это уже делала до нее «Роза ветров», обрушилась на него потоком ослепительного света, оглушительных звуков и ощущений, о существовании которых он даже не догадывался. Вслед за ней появился и Капитан – точнее, его эфемерный двойник, который уже не раз являлся к Глинну за образами, увиденными в воде. Капитан был мрачен, словно туча, и Глинн не удивился, когда услышал: «Покажи мне ее». Не нужно было уточнять, о ком шла речь. Черный фрегат. Стоило Глинну подумать об этом рыбокорабле, как он сразу же увидел черные паруса над волнами, и на этот раз на горизонте виднелись очертания какого-то острова. Капитан ворвался в его разум, точно шторм, но каким-то чудом Глинн сумел остановить его, не позволил забрать видение. В каюте сделалось темно, стены сдвинулись, как будто он попал в желудок огромной твари. Вода стала прибывать и поднялась до колен быстрее, чем он понял, что всерьез разозлил Капитана. А потом он осознал, что для злости и впрямь был повод. Черный корабль был в его памяти, в его голове, от которой у Капитана еще совсем недавно был ключ, но теперь он проснулся и все изменилось – ключ сделался бесполезен. Глинн был теперь не лужей, не озером и даже не морем, он был рекой и мог унести то, что хотел спрятать, очень далеко от того, кто… Кто владел им и мог причинить ему боль. «Ты не знаешь, на что я способен, глупый мальчишка». Стены сдвинулись еще сильнее и продолжили сдвигаться. Но черный корабль был уже совсем… – Это еще что такое, Бага? – Э-э, капитан, как ни странно, но это человек… или, может быть, магус, я не знаю. Мы вытащили его из трюма «Стервы» перед тем, как вы расправились с Шамоли и отпустили ее в свободное плавание. Пепел решил, что раз уж бедолага так сильно разозлил изумрудных орлов, что они сделали с ним… такое, он может оказаться нашим другом. Пепел ошибся? Вы только прикажите, капитан, и я обо всем позабочусь. – Нет, он не ошибся… просто кое-что упустил, как и ты, а я был слишком занят в тот момент. Ладно, несите его вниз. Передай Пеплу – раз уж он решил быть добрым, пусть теперь позаботится о том, чтобы наш гость побыстрее пришел в себя. – Воля ваша, капитан. Пепел, дружище, иди-ка сюда!.. Сначала он шел по берегу; справа от него море длинными пальцами волн перебирало разноцветную гальку, слева вздымались синие горы, чьи вершины прятались в густом тумане. Он был один. Потом впереди показалась фигура в белом, и чем ближе он подходил, тем лучше мог рассмотреть ее – стройную молодую женщину в длинном платье, с распущенными темно-русыми волосами. Она стояла лицом к морю и как будто пыталась что-то разглядеть посреди бескрайних владений Великого шторма. У нее было красивое, но грустное лицо с тонкими чертами… «Сейчас она отвернется от меня и уйдет». Эльга-Заступница вздохнула, небрежным жестом смахнула слезы, выступившие на глазах от соленого морского ветра, а потом посмотрела ему прямо в глаза и улыбнулась. Он успел увидеть, как ее губы шевельнулись, но не расслышал, что она сказала. Он проснулся. Через миг после пробуждения нахлынула боль. Болело все, как будто его сначала избили так, что в теле не осталось ни одной целой кости, а потом протащили через подводные заросли хмарь-травы, от которой на коже неудачливых пловцов оставались подолгу незаживающие язвы. Он попытался открыть глаза – и не смог. – Тише, тише, не дергайся! Я не за тем возился с повязками, чтобы ты их сейчас срывал! – Я ничего не вижу… – прохрипел Глинн. – Я ничего… Он почувствовал прикосновение к лицу. – Подожди, я вытру мазь, – сказал тот же голос. – Вот так, хорошо. Глинн разомкнул веки и поначалу увидел пляшущие разноцветные пятна с размытыми краями. Он моргнул несколько раз, зажмурился, глубоко вздохнул и попробовал опять, медленнее и осторожнее. Когда мельтешение пятен угомонилось, он увидел просторный кубрик, погруженный в уютный полумрак, который разгоняли несколько краффтеровских ламп. Одна из них стояла неподалеку от койки, на которой лежал Глинн, и превращала склонившегося над ним человека в черную фигуру без лица. – Кто вы? – спросил Глинн. – Это хороший вопрос, – сказал незнакомец. – Но первым на него ответишь ты. Глинн чуть помедлил, облизнул пересохшие губы. – Меня зовут Глинн Тамро. Я был сыном торговца из Лейстеса. Я был студентом в Ниэмаре. Я был… кажется, я был водочтецом на фрегате под названием «Стерва». Кто я теперь… – Он закрыл глаза и вздохнул. – Наверное, вы это знаете лучше меня. Незнакомец тихонько рассмеялся. – Сейчас ты гость. – Его голос звучал спокойно, однако Глинн явственно расслышал интонации, которыми обладали только люди, умевшие командовать. – Этот фрегат называется «Черная звезда», он принадлежит капитану Коршуну. Мы обнаружили тебя в трюме «Стервы» пять дней назад и думали, что ты не выживешь. Но страшное позади, теперь твоей жизни ничего не угрожает. С капитаном ты познакомишься позже… а меня здесь все называют Пеплом. Глинн попробовал приподняться на локтях и взвыл от боли; Пепел даже не шелохнулся, чтобы помочь, но наблюдал за каждым его движением очень внимательно – Глинн кожей чувствовал его пристальный взгляд. Со второй попытки удалось сесть, и голова тотчас же пошла кругом. Он вспомнил: камера с живыми стенами, черный корабль, голос Капитана. «Ты не знаешь, на что я способен». Кажется, его хлестали выросшие из стен плети, его швыряли из стороны в сторону, его душили и топили… а потом все прекратилось. – Капитан «Стервы»… – Его звали Шамоли, – подсказал Пепел. Звали. Глинн ощутил внезапный прилив сил. – Капитан Шамоли пытался выследить некий совершенно черный фрегат, и я… помешал ему это сделать. Сам не знаю почему. Как, вы сказали, называется этот корабль? – «Черная звезда». – Пепел наклонился, подобрал с пола лампу и поднял ее так, что свет упал ему на лицо – худое, очень загорелое, изборожденное морщинами и шрамами, с повязкой через левый глаз. Он был просто одет, он выглядел старым и в то же время опасным, словно нож с потертой рукоятью, чье лезвие потускнело от времени, но не утратило остроты. – Шамоли давно за нами охотился, но иногда случается так, что рыбка ловит рыбака на крючок. Можешь забыть о нем и о «Стерве». – Он говорил, что идет война, – сказал Глинн. – Вы – другая сторона? Пепел оскалился: – Третья сторона. Точнее, сами себе сторона. Мы пираты, юный Глинн, если ты еще не… – Он догадался, – раздалось позади. Глинн попытался обернуться, и ребра тотчас же отозвались жуткой болью, от которой потемнело в глазах. Когда он вновь обрел способность видеть, рядом с Пеплом стоял еще один моряк – моложе, стройнее, с ног до головы одетый в черное. У него были светло-русые волосы, выгоревшие почти добела, и что-то в лице с тонкими, красивыми чертами выдавало в нем магуса. – Он чуткий, как и положено настоящему чтецу воды. – Я уже понял, что эта чуткость в большой цене у моряков, – проговорил Глинн, и какая-то его часть удивилась смелости произнесенных слов. Пепел скосил единственный глаз на капитана и ничего не сказал; Коршун слегка нахмурился, но тоже промолчал. – Вы собираетесь засунуть меня куда-нибудь в темное место прямо сейчас или подождете, пока я поправлюсь? – Такого места на «Черной звезде» нет, – сказал Коршун. – Но, должен признать, ты правильно оцениваешь то, насколько важен водочтец на корабле, особенно… – он не договорил, но Глинн и так все понял. Особенно на пиратском корабле. Особенно во время войны. – Я разберусь с тобой потом. А пока что отдыхай, набирайся сил. Это был очень своевременный совет: Глинн лишь теперь начал понимать, что еще не очень далеко ушел от Последнего берега, где поджидает Великий шторм. Он закрыл глаза. Спать. Сейчас ему хотелось только спать. А что будет потом – пусть решает Эльга-Заступница. Одна из воюющих стран называлась Симмер, другая – Каттарион, однако чаще о ней говорили как об Изумрудных островах. Управляли этими странами братья, Короли-Орлы, и о том, насколько непримиримой была вражда между этими братьями, уже начали сочинять легенды, хотя в первый раз они повздорили всего-то лет пятнадцать назад. – Уже никто точно не может сказать, с чего все началось, – сообщил Глинну второй помощник капитана Коршуна, словоохотливый Бага. – Как я слышал, они были оба приглашены на пир к леди Марлин Краффтер, и там хорохорились, демонстрируя свою особую силу, которой завидуют даже прочие магусы. Кто-то из них предложил устроить показательный бой с одним из механических големов, ну, ты ведь знаешь лучше меня про все эти краффтеровские штучки, раз прожил три года в Ниэмаре. – Я ни разу не видел големов. – Да? Ну, неважно. В общем, голем уделал братьев, обоих разом. Опозорились они славно, перед всей небесной братией, и начали валить вину за случившееся друг на друга. А поскольку нрав у орлов крутой, словами дело не ограничилось, и в конце концов получилось то, что получилось… впрочем, не могу сказать, что меня это расстраивает. Никого на «Черной звезде» случившееся не расстраивало – если капитан Коршун и пребывал в мрачном настроении бо`льшую часть времени, то у него могли найтись особые причины, – и многие, как Бага, успели обеспечить себе безбедную жизнь по меньшей мере на год. «Черная звезда» сновала из Симмера в Каттарион, грозная и неуловимая, и хотя Короли-Орлы, действуя чаще врозь, чем сообща, бросили все силы на то, чтобы расправиться с облюбовавшим их воды хищником, схватить пиратский фрегат было так же трудно, как отыскать рыбу-иглу в зарослях хмарь-травы. Капитан Шамоли подобрался к Коршуну ближе прочих, но… с водочтецом ему, в конечном итоге, не повезло. Глинн боялся, что пираты будут относиться к нему, как к врагу, однако опасения оказались напрасными – моряки с «Черной звезды» вели себя так, будто он был одним из них. Его опекали, как могли, помогали передвигаться, пока раны на ногах и на спине не зажили до конца, и охотно беседовали, делясь собственными и чужими историями. А «Черная звезда» наблюдала, держась все время за его левым плечом. Он чувствовал ее почти что кожей и с трудом сдерживался, чтобы не оборачиваться – ведь позади никого не было. Этот фрегат вел себя совсем не так, как все те, с которыми ему доводилось встречаться раньше, и хотя привыкнуть к ее молчаливой вездесущности было совсем непросто, в какой-то момент он все-таки понял, что привык. – Я обязан жизнью вашему капитану, Бага. – Нет, не ему. Пеплу. Это Пепел вытащил тебя оттуда, если бы не он – был бы ты сейчас у Шторма в гостях. – Как мне его отблагодарить? – Тут я тебе не советчик, парень. Придумай что-нибудь сам, только учти – угодить старине Пеплу совсем не просто, он у нас… со странностями. И действительно, Пепел неуловимо отличался от остальных моряков. Он ничего о себе не рассказывал, и, как заметил Глинн, никто его об этом не просил даже в шутку. С капитаном Коршуном Пепел вел себя не как помощник или друг, а скорее как старший брат или отец. У Глинна было четверо старших братьев, и он даже с завязанными глазами безошибочно чуял эту непринужденную готовность в любой момент вытащить незадачливого малыша из любой ямы, в которую того угораздит свалиться… только вот Коршун не был малышом. Он был магусом, причем, как теперь начал догадываться Глинн, довольно-таки старым. Клан не имел особого значения – может, он вообще был из бескрылых, – потому что лет этак в сто пятьдесят все небесные дети превращались в шаркатов, пугавших рыбок-людей одним своим видом. И, что бы там ни твердил Бага, благодарить за спасение своей шкуры Глинну следовало не только загадочного Пепла, но и жуткого капитана Коршуна… Он размышлял над этим несколько дней, ковыляя по кубрику от койки до койки, заново овладевая собственным телом. Оказалось, что в трюме «Стервы» он провел не месяц, а всего лишь две недели; вероятно, еще через две недели капитан Шамоли отправил бы его к Великому шторму. «Раны заживут, шрамы со временем разгладятся, – задумчиво сказал как-то раз Пепел, наблюдая за его передвижениями. – Но ты уже никогда не станешь прежним». И ушел. Глинн в тот момент впервые понял, что изменился: дело было вовсе не в том, что его кожа была теперь исполосована шрамами – даже на правой щеке и на лбу остались отметины, – а в том, что он стал тем, кем боялся стать всю свою жизнь. «…в мире, где почти везде вода, тот, кто может видеть в ней недоступное остальным, способен многого добиться…» В тот день, когда он наконец-то решил, что готов поговорить с Коршуном и Пеплом, «Черная звезда» повстречала торговый фрегат. После схватки с Шамоли прошло двенадцать дней, и пираты успели заскучать. Когда «Черная звезда» догнала бедолагу-торговца и вцепилась ему в борт абордажными крючьями, они яростно бросились в атаку, и вскоре палубы обоих кораблей оказались залиты кровью. Когда Глинн выбрался из трюма, все уже закончилось… Правда, на захваченном фрегате оказался пассажир, привлекший внимание Коршуна. Глинн впервые увидел капитана «Черной звезды» таким взволнованным. Куда только подевалось его ледяное спокойствие? Коршун, выглядевший лишь самую малость растрепанным, словно не ему только что пришлось как следует помахать саблей, ходил вокруг пленника, не сводя с него яростного взгляда. А тот стоял, горделиво расправив плечи, и улыбался, презирая опасность; он был магусом, как и Коршун, и их явно что-то связывало. Но Глинн даже не успел как следует приглядеться, потому что Коршун, остановившись напротив незнакомца, что-то ему сказал – и тот вдруг побледнел, схватился за горло и рухнул на палубу, как подкошенный. Глинн побрел обратно в кубрик, разом утратив былую решимость. Он хотел побыть в одиночестве, но увидел Пепла, который лежал на его койке, закинув руки за голову, и задумчиво глядел куда-то вверх. – Мне показалось, или ты хотел о чем-то поговорить? – будничным тоном поинтересовался моряк, продолжая лежать. Глинн пожал плечами и присел на соседнюю койку. – Вчера вечером мы с капитаном, Багой и еще кое-кем обсудили твою судьбу, – сказал Пепел, не дождавшись ответа. – Он хотел тебя оставить. Не в качестве трюмного раба, нет… Коршун умеет влиять на людей по-другому, он отдает приказы, которым нельзя не подчиниться. – И что же? – хрипло спросил Глинн. – Его отговорили. Бага сказал, что мы отлично справлялись и без водочтеца – незачем, дескать, держать на борту того, чьими глазами смотрит Великий шторм. – Пепел ухмыльнулся. – Как видишь, даже пираты становятся поэтами, когда вспоминают о смерти. В общем, мы приняли другое решение. Твоему отцу и братьям принадлежит торговая компания, верно?