Гест отхлебнул из пиалы. – Теперь вы вернетесь в ближайший порт. Я распрощаюсь с вами всеми и начну ловить способ подняться к поверхности и заработать на билет в другую систему. Здесь мне искать больше нечего. Патту думала, будто готова к любому ответу. Она ошибалась. Перед ней сидел человек, посвятивший свою жизнь поискам семян возвышения. Представить себе, что он оставит выбранный путь, было так же невероятно, как вообразить сухую воду. – Но почему? – Потому что я глупец, – ответил Гест тихо. – Следовало догадаться уже давно… но панэнтеизм залил мне глаза. Мы знаем, что высокие нуждаются в людях – или равных людям, в разумных существах. Даже те, кто проводит свое бытие вне нашего общества, тем или иным образом с ним взаимодействуют. Как танифа. А те, кто пытаются обойтись без нас, рано или поздно сходят с ума. Он помолчал. Вспоминать остров-черепаху не хотелось. – Над высокими стоят высшие, – продолжил савант в конце концов. – Герои. Титаны. А над ними – следующий этап возвышения, дальше – больше, пока над миром не встают великие боги, чьи тела превосходят размерами планеты, а могущество – не поддается описанию. Возможно, создатель ДаниЭдер не из высших богов – но он все равно бог. Его разум, вероятно, вмещается в процессорное ядро в центре мира. А вот где та теокология, которая его поддерживает? – Высокие нуждаются в людях. Высшие нуждаются в высоких. Полубоги существуют в обществе высших. Мы видим только таула, сивилл. Где обитают следующие этажи? Он опустил взгляд. – Под нами шестьсот метров воды, – Патту дотронулась до сердца. – А дальше – морское дно. Толща диамантоида, которая отделяет нас от внутренней полости. Алмазная оболочка жила своей, не всегда понятной обитателям моря и воздуха жизнью. Она сглаживала перепады давления, передавала наружу тепло разогретой массы водорода – или, по необходимости, изолировала от термальных потоков отдельные участки океана, создавая в нем градиенты плотности. Она рождала комья пензы, из которых слагались плавающие и летающие острова. Очевидно было, что программные духи-хранители следят за ходом всех процессов в природе – иначе хрупкое равновесие в обитаемой зоне ДаниЭдер было бы нарушено в считаные триллионы секунд. Но Патту никогда не приходило в голову задуматься, насколько могущественны эти духи. Ее мир и так кишел сверхъестественными существами. – Я только не понимал, как они общаются с миром людей. Высокие связаны с массивом процессорного субстрата через рифы яркости. Но люди не поклоняются духам природы и не приносят им даров. Савант поднял голову к темному небу, в котором показалась далеко впереди по курсу первая божилампа. – Скажи, куда попадают души в конечном итоге? И тогда Патту поняла. – На этой сфере ты не найдешь выделенных точек. – Поэтому я отправляюсь в горние. Здесь я возвышения не достигну. Я… – Он запнулся. – Я живу очень долго. И всю свою жизнь стремился стать чем-то большим, чем я. Не знаю, чем мне еще заняться. – Он… Ясконтий тоже хотел возвыситься. За чужой счет. – Капитан поднялась на ноги, глядя в тихое темное море. – Но, знаешь, савант – возьми меня с собой. Гест изумленно уставился на нее. – Ты всю жизнь ищешь преображения. А я всю жизнь хожу по морям. Кем только я не была! Я служила на боевых галерах маката и в воздушном флоте купцов файронги. Я проплыла и пролетела столько, что хватило бы обогнуть ДаниЭдер по большому кругу. Тебе тесно внутри себя. А мне становится тесно в здешнем море. Я не могу больше ползать по тонкой пленке мира. Я хочу воли. Возьми меня с собой в космос, савант, и Галактика узнает имя Паттукеттары Аккукейкаи, капитана «Арематы». Савант промедлил несколько мгновений и решительно кивнул: – По рукам. – Отдыхай, савант. Завтра начнем планировать, как перестроить «Аремату» в летучий корабль. Водородные мешки на аутригерах… – Но знай: прежде чем подняться на борт звездного корабля, я найду хирурга, – проговорил Гест уверенно. – Я заплачу ему любые деньги. Извлеку душу и брошу ее в море. – Понимаю зачем, – кивнула Патту. – Но я… я – не стану. На том месте, где мертвое тело заратана легло на дно морское, из перевернутого ларца высыпались жемчужины душ. Одна за одной уходили они в тонкий слой ила, пока не касались пеноалмазной корки. И там, где стеклянистые шарики касались просвечивающего насквозь диамантоида, медленно-медленно начинал нарастать бриллиантовый коралл. Души погружались в камень так медленно, что жизни человеческой не хватило бы, чтобы заметить этот процесс. Но рано или поздно каждую из них окружал оптронный кокон для передачи данных, включая все новые души в неизмеримо огромный мир-разум, превосходивший емкостью конструкцию ДаниЭдер на столько порядков, на сколько тот был просторней естественной планеты. Рано или поздно каждая душа, неразрушимая и загадочная, оказывалась на океанском дне, в рундуках морского царя, на лоне Создателя. А тот дремлет в сердце мира, вдыхая память умерших, и в мыслях своих, воплощенных в алмазном вычислительном субстрате, приводит их к водам тихим. Когда-нибудь, когда звезды угаснут и загорятся вновь, когда старые боги возвысятся так, что сама Галактика станет тесна и постыла для них, когда запасы резервной материи в ядре ДаниЭдер истощатся и поддерживать равновесие обитаемых сфер его оболочки станет невозможно – тогда спящий проснется. Он выйдет, разломив скорлупу своего космического яйца, на звездный простор, и что случится затем с иерархией теней, что поддерживают его существование до той поры, – не знает никто, кроме него. Но до той поры тех, чьи души укроет ил на дне морском, ждет маленькая, почти настоящая вечность. Анджей Сапковский Дорога без возврата (Перевод Сергея Легезы) Предисловие автора «Дорога без возврата» – второй из написанных мной рассказов – появился в год 1988-й, в августовском номере журнала «Fantastyka», – а значит, через год и девять месяцев после моего дебюта, «Ведьмака», опубликованного в той же «Фантастике» в декабре 1986. А нужно же Товариществу – то есть уважаемому г-ну Читателю – знать, что в ту пору несколько лет подряд я пытался породить роман фэнтези, что трудолюбиво складывал я разнообразные фрагменты оного, конструировал ситуации, героев, сцены и т. п. И так случилось, что совпали тогда два важных обстоятельства. Во-первых, читателями и фэнами оказался неожиданно хорошо принят «Ведьмак». Во-вторых, я понял, что, может, и удастся опубликовать рассказы в «Фантастике», но дебютный роман польского автора в этом жанре не примет ни один издатель. А посему следует думать трезво и реалистично. И когда «Фантастика» оказала на молодого и многообещающего дебютанта легкий нажим, усиленно прося молодого и многообещающего о втором рассказе, молодой и многообещающий подумал трезво и реалистично, после чего, долго не размышляя, без тени сожаления перекроил фрагменты приготовляемого романа до размеров рассказа. Так и возникла «Дорога…». Рассказ сначала не был – и быть не намеревался – ни в коей мере связан с циклом о ведьмаке Геральте: по той простой причине, что тогда я еще совершенно не планировал такой цикл. Даже в самых смелых мечтах! Позже, когда цикл начал возникать, я не избежал ономастических и топонимических совпадений, намекающих, что это тот же самый Never Never Land. Но я по-прежнему избегал связей совершенно однозначных – лучшее тому доказательство, что боболаки и враны, гуманоиды, которые появляются в «Дороге…», в ведьмачьем цикле не действуют вообще, нет о них – без малого – даже упоминаний. К идее же, что друидесса Висенна из «Дороги…» – это мать ведьмака Геральта, я пришел довольно поздно. Это должна была оказаться деталь, «закольцовывающая» сюжет и действие рассказа «Нечто большее», заканчивающего fixup «Меча предназначения» – и сводящего воедино уже существующие двенадцать рассказов, ведьмаку посвященных. Сюжет требовал этого факта, объясняющего определенные подробности в биографии ведьмака, мне же – признаюсь в том искренне и без самоуничижения – было жалко красивого имени Висенна. Имя это, скажу правду, я раскопал, как и множество других, в «Старопольской энциклопедии» Жигмунта Глогера. Поэтому Висенна вернулась в цикл, сделавшись мамой Геральта, мамой несколько непутевой, но симпатичной, появляющейся в жизни ведьмака как раз тогда, когда нужно. И дарующей ему – в прямом и переносном смысле – жизнь во второй раз. Второй протагонист «Дороги…», Корин, счастья возвращения не имел. Имя у него оказалось довольно обычное – которое, клянусь, придумал я сам, вовсе не имея в виду К. Л. Льюиса; о Корине из цикла «Нарния» («Конь и его мальчик») я вспомнил уже постфактум, «Нарния» для меня, признаюсь, была слишком детской, чтобы возвращаться к ней часто, и я не слишком-то помнил ее героев. А для сюжета, который настойчиво требовал матери ведьмака, отец был, как гласит пословица, пятым колесом в телеге. Генеалогия ведьмака по мечу ничего не давала и никуда не вела. Поэтому к идее, что именно Корин из «Дороги…» был отцом ведьмака, пришел не я, а Мацей Паровский из «Фантастики», которому эта идея прекрасно подходила для открытия многотомной серии комиксов о ведьмаке. Мацей Паровский, автор концепции и сценария тех комиксов, «Дорогу…» любил, говорил об этом много раз и даже ввел рассказ в антологию «Тем больше мухи» в году 1992-м. Так-то Корин, герой «Дороги…», оказался в комиксе отцом ведьмака. Сценарист Мацей Паровский, впрочем, не позволил Корину радоваться потомству. Несколько превосходя в коварстве адаптируемого автора, Паровский прикончил Корина на следующий день после упоительной и страстной ночи любви с Висенной. Впрочем, кому интересно, что, кто, почему и как там в комиксе было, пусть посмотрит сам, взяв архивные уже тома у кого-нибудь из коллекционеров. Тем же, кто и правда так сделает, я должен пояснить еще одну вещь. Идею насчет вранов, гуманоидов с большими красными глазами, подала мне обложка, увиденная в берлинском книжном магазине фантастики, на каковой обложке такой вот больше- и красноглазый инопланетянин фигурировал. Названия книги я не помню, но почти наверняка была она издана «Heyne Verlag», которое славилось артистизмом и элегантностью графики своей известной фантастической серии. В комиксе же художник, Богуслав Польх, к моим красным глазам добавил вранам рептилоидную фигуру, физиономию и даже зеленую чешую. Однако это его собственная художественная licentia poetica. В конце – еще одно: когда «Дорога…» выходила в «Фантастике», многократно уже упомянутый здесь Мацей Паровский позволил себе определенную редакторскую корректуру, не став консультироваться с автором – да кто бы, в конце концов, стал цацкаться с дебютантом. Жертвой редакторских ножниц прежде всего пали все обороты, которых в фэнтези нельзя употреблять, потому что «тогда так не говорили». Оттого в опубликованном в «Фантастике» рассказе я с некоторым недоумением увидел, что «гордыня» заменила «наглость», что «интеллект» стал «мудростью» и т. п. Поскольку же я твердо отстаиваю теорию, что фэнтези не происходит ни в каком таком «тогда» и что совершенно бессмысленна тут как архаизация языка, так и любые языковые стилизации, в версии, которую вы ниже прочтете, правки Паровского я убрал, вернувшись к своей девственной машинописи. Поэтому вы имеете дело с версией, которую англосаксы называют unabridged. И я оставляю на ваше усмотрение: выиграл ли от этого текст или проиграл. Дорога без возврата I Птица с пестрыми перышками, сидевшая у Висенны на плече, защебетала, забила крылышками, с шумом взлетела и понеслась меж зарослями. Висенна придержала коня, прислушалась на миг-другой, потом осторожно двинулась вдоль лесной тропинки. Казалось, мужчина спит. Сидел он, опираясь о столп посреди перекрестка. Вблизи Висенна увидела, что глаза его открыты. То, что он ранен, заметила раньше. Небрежная повязка на левом плече и бицепсе была пропитана кровью, еще не успевшей почернеть. – Привет, парень, – отозвался раненый, выплевывая длинный стебель травы. – Куда направляешься, если можно спросить? Висенне не понравилось это «парень». Она откинула с головы капюшон. – Спросить можно, – ответила. – Но интерес стоило бы обосновать. – Простите, госпожа, – сказал мужчина, щурясь. – На вас мужская одежда. А что до интереса, то он обоснован, ага. Это необычный перекресток. Был тут со мной прелюбопытный случай… – Вижу, – сказала Висенна, глядя на неподвижную, неестественно скорченную фигуру, наполовину скрытую в подлеске не далее как в десяти шагах от столпа. Мужчина проследил за ее взглядом. Потом глаза их встретились. Висенна, сделав вид, что отводит со лба волосы, притронулась к диадеме, укрытой под повязкой змеиной кожи. – Верно, – сказал раненый. – Там лежит мертвец. Быстрый у вас глаз. Наверное, считаете меня разбойником? Я прав? – Не прав, – сказала Висенна, не убирая руки от диадемы. – А… – запнулся мужчина. – Ага. Ну… – Твоя рана кровоточит. – У большинства ран есть такая странная особенность, – улыбнулся раненый. Зубы у него были красивые. – Под повязкой, сделанной одной рукой, она будет кровоточить долго. – Неужто вы желаете оказать мне честь своей помощью? Висенна соскочила с коня, воткнувшись каблуками в мягкую землю. – Мое имя Висенна, – сказала она. – И я не привыкла никому оказывать честь. А еще я не люблю, когда ко мне обращаются во множественном числе. Я займусь твоей раной. Можешь встать?