— Ты такая красивая, — дышит он. — Такая чертовски красивая. Я не могу снять с него одежду достаточно быстро. Позже будет время для прелюдий, мы проведем часы в постели, исследуя друг друга, и он даст себе свободу, против которой так долго боролся. Сейчас же мне нужен он внутри меня. Я не осознаю, что пробормотала это вслух, прижимаясь к его губам, пока Левин не смеется. — Моя грязная девочка, — бормочет он, проводя пальцами по моим влажным волосам. — Такая невинная, когда я встретил тебя. А теперь…, — он усмехается мне в губы. — Умоляешь о моем члене. Он стягивает штаны до конца, его член упирается в живот, и он тянется вниз, наклоняя его так, что набухшая головка касается моего клитора. — Кончи для меня, как хорошая девочка, и я трахну тебя. Кончи на мой член, Елена. Сделай его мокрым, чтобы я мог трахнуть тебя так сильно, как ты того заслуживаешь. Я беспомощно стону, бьюсь бедрами, трусь клитором о головку его члена. Я беспомощна в потоке своего желания к нему, и когда он говорит со мной вот так, его акцент становится все гуще, его слова низкие, темные и грязные, нет ничего, чего бы я не сделала для него. Это не занимает много времени. Я чувствую влажный жар его спермы на своем клиторе, скользкий, когда он трется об меня, дразня меня, пока я не выгибаюсь, пыхчу и умоляю, а потом он плотно прижимается к моему клитору, трахая его головкой своего члена, и я кричу его имя, когда мои ногти впиваются в его плечи, и я сильно кончаю. — Вот и все моя хорошая девочка. Возьми мой гребаный член, — стонет он. На полпути к оргазму я чувствую, как он проникает в меня, его пальцы сменяются кончиком члена, он теребит мой клитор, сильно вдавливая себя в мои сжимающиеся глубины. Давление, наполненность, неослабевающее трение о мой клитор… это все отправляет меня за грань второго оргазма, который наступает сразу же после первого. Я выгибаюсь дугой вверх, насаживаясь на него, сильно насаживаясь на его длину, чтобы он вошел так глубоко, как только может в одно мгновение, и Левин стонет, его бедра прижимаются к моим, когда он вдыхает. — Черт, ты так чертовски хороша… — Он прижимается лбом к моему лбу, его бедра двигаются в ровном ритме, вонзаясь в меня длинными, жесткими толчками, от которых я задыхаюсь и стону с каждым разом. Даже когда оргазм отступает, я чувствую себя восхитительно, как будто каждый мой нерв натерт, а его член сводит меня с ума. Его пальцы неустанно теребят мой клитор, его язык переплетается с моим, и он стонет, трахая меня все сильнее, его член пульсирует внутри меня. — Я долго не протяну. Черт… — стонет он, снова входя в меня и задерживаясь там на мгновение. — Я не выпущу тебя из постели целую неделю. Я наполню тебя своей спермой, боже, блядь, блядь… Я чувствую, как он дергается, чувствую, как его рот надвигается на мой, как свод его спины выгибается, когда он все быстрее теребит мой клитор, отчаянно желая подтолкнуть меня к краю в последний раз, прежде чем он потеряет контроль. — Кончи для меня, — стону я ему в рот. — Я кончу, когда ты это сделаешь. Наполни меня, Левин, пожалуйста… — Боже, как мне нравится, когда ты, блядь, умоляешь меня кончить. — Он откидывается назад, вгоняя в меня свой член с силой, которую, я знаю, он давно хотел. Я почти выкрикиваю его имя, чувствуя, как он набухает и твердеет. Горячий поток его спермы наполняет меня, когда я в третий раз разворачиваюсь вокруг него, сжимая и пульсируя по его члену, пока я вытягиваю из него каждую каплю спермы, которая у него есть для меня. Левин прижимается ко мне, вздрагивая, а потом замирает. — Что такое? — Я поворачиваю голову, пытаясь взглянуть на него. — Что случилось? Он смеется, низким, хриплым голосом. — Такого никогда не бывало. Медленно откинувшись назад, он выходит из меня. Я понимаю, что он имеет в виду, когда чувствую его, все еще толстого и твердого, такого же каменного и прямого, как если бы он не кончил. Но он кончил, я чувствую его на своих бедрах, он вытекает из меня, когда он выскальзывает. Я вижу это на его длине, мое возбуждение и его сперму, растекающуюся по его напряженной плоти, когда он обхватывает член рукой, на его лице смешиваются удивление и похоть. — Что мне с этим делать, Малыш? — Бормочет он, медленно поглаживая себя, и внезапный темный прилив возбуждения проникает в меня. — Трахни меня в задницу. — Что? — Левин замирает, глядя на меня сверху вниз. — Елена… — Я просила тебя об этом в Рио. Разве ты не помнишь? — Я приглашающе раздвинула ноги, позволяя ему увидеть меня, хорошо оттраханную и обнаженную, из которой вытекает его сперма. — А ты сказал, что не можешь. Но теперь можешь. Ты сказал, что любишь меня. Ты хочешь меня. Так что больше нет причин защищать эту последнюю частичку моей невинности. — Мой голос немного понижается, становится низким и хриплым. — И я хочу быть полностью твоей. Я хочу принадлежать тебе, Левин. Вся я. Я никогда не видела на чьем-либо лице такой грубой похоти. — О боже, Малыш…, — простонал он, и я увидела, что его член заметно пульсирует в кулаке. — Ты сводишь меня с ума. Умоляешь меня о моем члене везде, даже… — Я хочу его везде, — шепчу я. — Пожалуйста. Я знаю, что для него это всегда волшебное слово. Он наклоняется вперед, накрывая мой рот своим. Он целует меня долго и медленно, его рука скользит по члену, между нами, дразня мой клитор, пока все, что я чувствую, это удовольствие, которое снова сжигает меня, приближая к очередной кульминации, подготавливая меня к тому, о чем я его попросила. А потом, когда его язык переплетается с моим, я чувствую, как головка его члена погружается внутрь меня, выскальзывая наружу, когда он использует свою и мою сперму, чтобы облегчить путь вниз, делая меня скользкой от нее, когда он прижимает свой член к моей заднице. — Если ты скажешь "стоп", — мягко говорит он, — я остановлюсь. Мне все равно, как хорошо мне будет и как близко я буду. Ты скажешь мне, и я остановлюсь. Я киваю, тяжело сглатывая. Мне немного страшно, его член огромен, но я хочу этого. Я хочу его, всего его. И как бы грязно это ни звучало, я чувствую, что это делает меня его, полностью. Как будто нет ни одной части меня, которая бы не досталась ему. Я вскрикиваю, когда чувствую, как он толкается вперед. Сначала он встречает сопротивление, туго и жгуче проталкивая свою набухшую головку в мою задницу, а потом я чувствую, как сопротивление ослабевает, и первый дюйм оказывается внутри. Это как потерять девственность заново, и нет никого, кого бы я хотела иметь больше, чем его. — Еще, — шепчу я, и Левин закрывает глаза, втягивая воздух. Его пальцы находят мой клитор и перекатываются по нему, пока он снова целует меня. — Я долго не протяну, — предупреждает он. — Твоя попка такая тугая, и только тот факт, что ты позволяешь мне это делать…, — простонал он, проталкиваясь глубже, еще на дюйм. — Боже, Елена. Моя хорошая девочка. Моя хорошая, блядь, девочка… Я стону, выгибаясь, пока он проталкивается все глубже и глубже, пока весь его член не оказывается в моей заднице, и мне кажется, что я вот-вот разойдусь по швам. Мой клитор пульсирует под его пальцами, и я хватаюсь за его плечи, извиваясь на его члене. — Я кончу, когда ты это сделаешь, — задыхаюсь я. — Трахни мою задницу, Левин. Пожалуйста. Трахни меня и позволь мне кончить вместе с тобой… Он стонет, почти животный звук похоти, и начинает медленно, неглубоко входить в меня, его тело содрогается от удовольствия. Его пальцы плотно прилегают к моему клитору, потирая его именно так, как он знает, что мне нравится, и я цепляюсь за края оргазма, ожидая его, ожидая… — О боже… — Бедра Левина подаются вперед, погружаясь в мою задницу. — Боже, я сейчас кончу в твою задницу, кончи для меня, Елена… Ему не нужно повторять дважды. Мои ногти прочерчивают борозды на его коже, и я сильно кончаю, сжимаясь вокруг него, когда его пальцы доводят меня до предела, его член зарывается в мою задницу, и я чувствую горячий поток его спермы во второй раз, когда он наполняет меня ею, его член пульсирует. Он издает такой звук абсолютного удовольствия, что мой оргазм становится еще сильнее, пока мы оба не прижимаемся друг к другу, содрогаясь от силы наших совместных кульминаций. Левин замирает на долгий миг и наконец скатывается с меня, его член окончательно увядает в бедре. — Никогда бы не подумал, что ты окажешься такой маленькой извращенкой, — говорит он, глядя на меня, его голос хриплый. — Ты не перестаешь меня удивлять. — Я постараюсь не останавливаться. — Я обнимаю его, прижимаясь головой к его груди. — Скажи мне, снова, что ты любишь меня, Левин. Его руки обхватывают меня, уверенно, без малейших колебаний, когда он прижимает меня к себе. — Я люблю тебя, — говорит он, и, когда его пальцы пробегают по моим волосам, я понимаю, что он говорит серьезно. Я слышу это в его голосе и, кроме того, я никогда не знала Левина Волкова, который бы взял на себя обязательства, которые не собирался довести до конца. Что он говорит, то и подразумевает. — Навсегда, — тихо шепчет он, прижимаясь поцелуем к моему лбу. — Я буду любить тебя вечно, Елена Волкова. Это должно было начаться раньше, но начинается сейчас. Я чуть приподнимаюсь, прижимая руку к его щеке, и приникаю к его рту, шепча, что я целую своего мужа, мужчину, которого я люблю, мужчину, который, наконец, после всего этого времени, любит и меня. — Это все, о чем я могу просить. ЭПИЛОГ ЕЛЕНА — Не понимаю, как кто-то может захотеть больше одного ребенка! Я прокричала эти слова никому конкретно в родильном зале, искренне недоумевая, каков ответ, пока цеплялась за руку Левина, чувствуя, что умираю. Я думала, что знаю, что такое боль, но ничто не подготовило меня к этому. Еще вчера я жаловалась на то, что срок уже истек, что я готова взять на руки своего ребенка, а не на то, что мне казалось бесконечным ожиданием. Был период в несколько месяцев, когда я действительно наслаждалась беременностью, тошнота отступила, и я не чувствовала себя ходячим домиком, но к восьми месяцам я была готова покончить с этим. Пока не начались схватки, и я была абсолютно уверена, что лучше вернусь к ранним месяцам, когда меня тошнило каждое утро, чем сейчас делать это часами. Мне говорили, что у меня еще много времени, что я могу сделать эпидуральную анестезию, но наша дочь явно хочет увидеть мир как можно скорее. — Такая же авантюристка, как и ее мать, — попытался пошутить Левин, когда мы только поняли это, но его заставил замолчать мой яростный взгляд. Я извинюсь позже, а пока все, о чем я могу думать, это о том, как чертовски больно. Кажется, что это длится вечно, хотя позже мне сказали, что роды были довольно быстрыми. Я тысячу раз повторяю себе и Левину, что мы больше никогда этого не сделаем. Но когда я держу на руках нашу дочь, я забываю обо всем этом. Когда Левин наклоняется ко мне и шепчет ее имя, целуя мой лоб, я забываю обо всем, кроме абсолютной, сияющей радости, которую я испытываю. — Она прекрасна, — шепчет он. — Маленькая Мила. — Это имя мы выбрали, пока клеили обои и украшали детскую, пока я переживала моменты, о которых раньше могла только мечтать. Левин с головой ушел в подготовку к рождению ребенка, делая все возможное, чтобы я не чувствовала, что он отгораживается от будущего, которое мы планировали для нашей семьи. Бывали моменты, когда он ничего не мог с этим поделать, когда я видела, что в него закрадывается старое горе, когда ему требовалось пространство и терпение. Но было легче, зная, что он хочет попробовать. Зная, что эти моменты пройдут, и он снова будет со мной, надеясь на то, что будет дальше, и больше не боясь теней, которые были развеяны. Наша девочка плачет, и мне кажется, что мое сердце раскрывается самым лучшим образом. Как будто в нем есть место для всей любви в мире, и в то же время ее недостаточно. — Давай сделаем еще одну, — говорю я, глядя на Левина со слезами на глазах, а он смеется, улыбаясь мне, нежно поглаживая Милу по голове большим пальцем. — Давай дадим тебе немного времени, — говорит он, усмехаясь. — Но я тоже хочу большего. Столько детей, сколько ты захочешь. Мы заполним ими весь дом. Построим еще одно крыло. По моим щекам текут слезы, потому что я слишком хорошо помню, как сомневалась, смогу ли я дать нашему малышу хотя бы одного брата или сестру. Теперь он обещает мне все, что угодно, как и всегда, но теперь это то, чего мы оба хотим. Теперь это значит все. — Я люблю тебя, — шепчет Левин, снова целуя мой лоб, а затем и ее, его рука обвивает мою. — Я люблю вас обоих больше всего на свете. *** Мне кажется, что прошло несколько дней, прежде чем я смогла выйти из своей комнаты. Роды наложили отпечаток на мое тело, и я почти на неделю прикована к кровати с Милой, прежде чем мне разрешат передвигаться после повторного осмотра. Изабелла присматривает за ней некоторое время, чтобы я могла подышать воздухом, а я выхожу на заднюю площадку нашего дома, в маленький сад, который я начала разбивать. Он еще не похож на сад Изабеллы, не такой пышный и не такой красивый, но начало положено. По стене дома карабкаются розы, я посадила семена пионов, анютиных глазок, фиалок и других цветов, которые со временем расцветут. Я так занята этим, наслаждаясь свежим воздухом, что не слышу шагов позади себя, пока Левин не прочищает горло. Обернувшись, я в шоке смотрю на него. Он стоит передо мной на одном колене в траве, в его руке бархатная коробочка. Он раскрывает ее, и я вижу кольцо, которым он сделал мне предложение в ту ночь, когда мы решили пожениться. Сейчас кажется, что это было целую вечность назад, как и многое другое, но я все еще помню это. — Левин… Он поднимает на меня глаза, его лицо такое мягкое, каким я его никогда не видела. — Ты сказала мне, что не можешь принять предложение, которое я не имел в виду, — говорит он, его голос полон тоски и надежды. — Теперь я серьезно, Елена. Ты все для меня изменила. Я люблю тебя больше, чем когда-либо смогут сказать словами, и ты дала мне будущее, в которое я не верил, что оно у меня может быть. Я хочу быть с тобой вечно. Скажи мне, что ты тоже этого хочешь.