Делаю вид, что осматриваю участок грязи на ограде, но на самом деле прячу свои покрасневшие щеки. – Я ничего не смыслю в садоводстве, – признаюсь, желая, чтобы здесь оказалась моя мама. Она уж точно бы смогла поддержать этот разговор, а я не чувствовала бы себя такой неумелой. – К концу лета ты будешь знать больше, чем любой любитель, – уверяет меня Мюриэль, подчеркивая свою решимость уверенным кивком, словно это только что стало ее личной миссией. – Тебе нужно будет закупить семена в местном садоводческом магазине. Мы починим твою теплицу для рассады к следующему году, но в этом у меня найдется немного салата, перца, лука и помидоров, которыми поделюсь. О, и капусты, для солений. Ты ведь оставила банки из погреба? – Да, – подтверждаю я. В основном потому, что я не знала, что с ними делать, поэтому просто составила их обратно на полки в погребе после того, как Джона закончил их протирать. Но сейчас, под вечно неодобрительным взглядом Мюриэль наконец-то чувствую облегчение, что сделала что-то правильно. – Умница. Хорошо. Это облегчит жизнь, когда ты займешься заготовками на зиму. Точно. Заготовки. В моей памяти всплывает день, когда я вошла в дом Агнес прошлым летом и она мариновала овощи, принесенные Мейбл от Уиттаморов в качестве платы за ее работу. Кухня Агнес стала зоной боевых действий: повсюду были банки и грязные кастрюли, а ее кожа и рубашка окрасились в фиолетовый цвет от свеклы, несмотря на то, что Агнес была в перчатках. Мой нос кривился от запахов уксуса и гвоздики, витавших в воздухе. Помню, тогда спросила себя, зачем кому-то все это делать, если можно просто пойти в магазин и купить себе банку свеклы. – Клубника Колетт вон там, под соломой. Весь фокус в том, что тебе нужно десять-пятнадцать сантиметров слоя мульчи, чтобы растения перезимовали. Я провожаю взглядом ее корявый палец до дальнего угла. – Похоже, клубники там много. Грядка занимает по меньшей мере четверть всего сада. – Колетт любила свою клубнику. В прошлом году она продала почти десять галлонов на фермерском рынке! – произносит Мюриэль с гордостью. Я понятия не имею, сколько это – десять галлонов, но уверена, это гораздо больше, чем человек вроде меня – который не любит клубнику – может когда-либо захотеть съесть. – Значит, здесь есть фермерский рынок, где я могу купить свежие продукты? А заодно и избежать всего этого рабского труда? – Ага. Он работает каждую пятницу после обеда с конца июня по сентябрь в общественном центре. Там продают все, что могут. Продукты, местный мед, варенье. Колетт делала замечательный джем. Мы подавали его на завтрак в гостинице. Люди его обожают. Если урожай в этом году будет таким же хорошим, думаю, ты будешь по локоть в ягодном пюре не меньше трех недель. – Голова Мюриэль покачивается вверх-вниз. – Но не волнуйся. Я помогу тебе с первым разом, чтобы ты освоилась. – Спасибо, – бормочу я, хотя совсем не чувствую себя благодарной. Мюриэль снова полагает, что я проведу все лето, копаясь в саду и с заготовками. Она и не помышляет о том, что я могу не хотеть этого. А может, догадывается, но отказывается это признавать. – Мы должны удостовериться, что здесь растет все необходимое. Она нахмуривает брови, в очередной раз изучая бесплодную грязь вокруг – сад ее лучшей подруги, который она предала земле вслед за ней. Может быть, в этом и кроется корень упорного стремления Мюриэль сделать из меня непревзойденного огородника – в преданности. – Я лучше пойду. Обещала Тедди приготовить ему омлет на завтрак. – Она делает шаг в сторону, но потом замирает, ее губы кривятся, а морщины вокруг рта становятся еще более выраженными. – Это не мое дело… Я изо всех сил стараюсь сохранить безучастное выражение лица. Предложения, начинающиеся с этих слов, никогда не бывают приятными. – Но мне кажется, что Джона любит держать ситуацию под своим контролем. Услышав, как она использует слово «контроль» для описания Джоны, я начинаю раздражаться. Мужчины, которые все контролируют, не привлекательны. – Ему нравится на все иметь свое мнение. – Это не то же самое, что и контролировать, – поправляю я. Джона уверен в себе и знает, чего хочет. Эти качества меня и привлекают в нем. Мюриэль наклоняет голову, словно говоря «ты глупая наивная девчонка». – Мужчины вроде него не очень хорошо себя чувствуют, когда не имеют права голоса в таких вещах, как финансы. Она – мать Тоби, напоминаю я себе, прикусывая язык и заставляя себя улыбнуться. – Ты ведь видела нашу гостиницу? И участок, на котором она стоит? – Мюриэль показывает большим пальцем в направлении гостиницы Трапперс Кроссинг. – Это все собственность моей семьи. Тедди не имеет к ней никакого отношения. Но в тот день, когда я сказала ему, что мы или женимся, или он перестает тратить мое время, я осознала, что она будет также и же его гостиницей. Однако мне все равно было трудно согласиться с этим, даже понимая, что он имеет такое же право голоса, как и я. Потребовалось несколько лет, чтобы привыкнуть к этой мысли, особенно для такой упрямой бабы, как я. И это были тяжелые годы, скажу я тебе. – Она качает головой. – Но в браке не бывает ярлыков «мое» и «твое». – Мы не женаты. – И никогда не поженитесь, если позволите большой куче денег встать между вами. – Она указывает на дом. – Кажется, вы уже взяли на себя немаленькие обязательства друг перед другом, купив это место и проделав весь этот путь сюда. Кольца и церемония… это все показуха. Именно повседневные вещи делают брак настоящим, а здесь, где зимы длинные и холодные, ты не захочешь враждовать со своей второй половинкой, уж поверь мне. Он тебе нужен. – Она улыбается. – Я всегда добиваюсь того, чего хочу, когда речь идет о гостинице. Тедди думает, что всем заправляет он, а я позволяю этому дураку так думать. Так что все в выигрыше. – Она похлопывает меня по плечу – твердо и в то же время как-то успокаивающе. – Сделай одолжение, послушай старую своенравную козу, которой пришлось учиться всему на собственном опыте. Я ловлю себя на том, что тупо киваю. * * * – Вы должны прийти в «Пивной домик» в конце месяца! – кричит Мюриэль, перекидывая ногу через сиденье своего вездехода. Позади нее виднеется металлическая перекладина, на которой лежит длинный тонкий обрез. И его вид меня нервирует. – Будет ежегодный конкурс чили. Это хорошая возможность познакомиться с местными. Дачники тоже начинают приезжать. Проверяют свои домики. – Я люблю чили, – объявляет Джона со своего места на крытом крыльце, прислонившись спиной к столбу, его мощные руки складываются на груди еще более выразительно, чем прежде. – Я попрошу Тоби прислать список всего, что нам потребуется для подготовки почвы. А вы с Каллой съездите все это закупить. Этим летом ей предстоит много работы. Джона усмехается, получая от этой ситуации слишком уж большое удовольствие. – Буду рад помочь Калле с садом, чем смогу. Она тычет в меня пальцем. – И не забудь, завтра в восемь у «Бургер Шэк». Они… – Ее дальнейшие слова заглушает низкий гул квадроцикла, и Мюриэль уезжает, разгоняясь на нашей подъездной дорожке. – Держу пари, эта женщина может подстрелить бегущего за километр оленя при штормовом ветре, – говорит Джона, и в его голосе в равной степени звучат как веселье, так и восхищение. – Если она просто не прикажет ему упасть замертво, – вздыхаю я с поражением, устремляя взгляд на гладь озера. Снег на нем растаял уже несколько недель назад, оставив после себя замерзшую голубую поверхность, блестящую в лучах солнца, однако местные больше уже не осмелились испытывать ее своими игрушками для отдыха. Казалось, будто весенняя оттепель наступила всего за одну ночь. Сначала появились участки тусклого черного льда и слякоти, а затем раздался звук, похожий на треск кнута, и на его поверхности поползли трещины. Потом куски льда начали откалываться, сталкиваясь друг с другом, словно медленно движущиеся бамперы автомобилей, плывущие к берегам. Там они и растворились в холодном голубом озере, раскинувшемся передо мной. В начале дня поверхность озера точно стекло, идеально отражающее небо и облака над головой. Но сейчас легкое дуновение ветерка создает на его глади рябь. В последнее время я нахожу в себе особое желание присесть на крыльцо со своим утренним кофе и любоваться простором воды, земли и гор. Никогда не считала себя человеком, которого тянет к воде, однако в этой бескрайней дикой местности и уединении есть какое-то ни с чем не сравнимое спокойствие, которое приходит, когда я начинаю свой день здесь. Однако этим утром спокойствия не предвидится, мой покой уже был нарушен. У меня нет сил выяснять отношения с Джоной после того, как я имела дело с Мюриэль. Поднимаюсь по ступенькам крыльца и вхожу в переднюю дверь, снимая резиновые сапоги по пути на кухню и направляясь в прачечную, где у нас стоит ведро со шваброй. – Эй. Джона догоняет меня и протягивает руку, чтобы обхватить мою талию. – Я не в настроении… – Я знаю, что это твои деньги. Я просто пытаюсь… – Он разворачивает меня лицом к себе. – Черт, я не знаю, что я пытаюсь сделать. Как только у меня появляются лишние деньги, они тут же отправляются в банк. – Не думай, что я не инвестировала большую часть этих денег. Финансовый консультант Саймона – думаю, мне стоит начать считать его и своим тоже – вложил большую часть моего наследства в дюжину различных направлений от краткосрочных до долгосрочных, от низкорисковых до высокодоходных. – Я знаю. – Джона прижимается лбом к моему лбу на несколько мгновений, а затем отстраняется, чтобы заглянуть мне в глаза с серьезным выражением лица. – Прости, что был таким козлом. – Большим козлом, – поправляю я, чувствуя, как распадаются мои гнев и обида, затянувшиеся, как мне кажется теперь, когда я думаю об этом. – Ладно. Заслужил. Наверное, у меня просто другие приоритеты. Понятия не имею, как мы будем жить через пять лет, и мне нравится иметь подушку безопасности. Я не привык тратить деньги вот так. Обнимаю его за талию в ответ. – К несчастью для тебя, я привыкла. Он качает головой, однако улыбается. – Саймон не похож на расточительного парня. – Его машина старше меня. И она в отличном состоянии, потому что он ухаживает за ней и следит за пробегом, но все же. Он обзаводится новой одеждой, только когда ее для него покупает моя мама, потому что ей надоело видеть его в одних и тех же пяти нарядах каждую неделю. Она пытается убедить Саймона переделать его кабинет уже последние десять лет, но он все сопротивляется. Думаю, это единственное противостояние с ней, которое он когда-либо выигрывал. – Саймон очень… ответственно относится к своим финансам. Как и Джона, начинаю понимать я. – Так как же у него получается уживаться со Сьюзан? – Они условились о ежемесячном бюджете на ее «безрассудные расходы». – Я отстраняюсь от Джоны, чтобы процитировать их договоренность. – Она остается в рамках своего бюджета, а Саймон ничего не говорит по поводу ее покупок. Ни единого слова. Джона закусывает нижнюю губу, раздумывая.