– Я серьезно. Умру прямо здесь, в доме Джорджа. И этот суеверный ублюдок никогда больше не ступит сюда и ногой. – Нам бы этого не хотелось, – отвечаю я с издевательской серьезностью и беру Джону за угловатую челюсть. Его лицо поразительно красиво, черты сильные и мужественные, и все же почти прекрасным его делают эти высокие скулы, пухлые полные губы и длинные ресницы. Ухмылка Джоны вспыхивает злым умыслом. – Нет. Не после того, как они были так щедры, одалживая нам это помещение. – Точно. Самое меньшее, что мы можем сделать, это позаботиться о том, чтобы он смог сюда вернуться. Я с игривой улыбкой прижимаюсь к Джоне бедрами, наклоняюсь к нему и дарю мягкий дразнящий поцелуй, обводя его нижнюю губу кончиком языка и проскальзывая им внутрь, чтобы насладиться ртом Джоны. Его пальцы впиваются в мои бедра сильнее. – Я не шутил насчет трех минут. Визжу, когда он переворачивает меня на спину, растягивая на футоне. Его торопливые пальцы цепляются за резинку легинсов и трусиков, и он стягивает их, хищно рассматривая горячим взглядом каждый сантиметр моего тела, обнажаемый им в процессе. В считаные секунды с меня слетает оставшаяся одежда. С жадным предвкушением наблюдаю, как Джона приподнимается и в рекордное время стягивает с себя все вещи. Его тело идеально – могучее и пропорциональное, а кожа золотисто-оливкового цвета, даже в непрекращающуюся зиму. Я все еще не решила, какая часть тела Джоны мне нравится больше всего: его широкие плечи, колоннообразная шея, место, где ключицы проступают у грудных мышц, или впечатляющий вырез таза, ведущий вниз к одной толстой и бархатистой на ощупь части тела, которая в данный момент тверда и настойчиво требует моего внимания. Джона ныряет ко мне и накрывает мое маленькое тельце своим массивным, вжимаясь всем весом между моими бедрами. – Я думал об этом моменте каждую минуту каждого дня весь последний месяц. – Его пальцы вплетаются в мои, когда он вытягивает мои руки над головой, прижимая их к матрасу. Наши рты жадно находят друг друга, зубы стискивают и покусывают, языки мечутся, а губы покрываются синяками; мы пробуем друг друга и целуемся с отчаянным безрассудством. – Три минуты уже прошло, – шепчу я, и все внутри меня напрягается от ожидания. Я подаюсь бедрами ему навстречу, ища его твердый член и прижимаясь к нему вплотную, страстно желая снова ощутить его внутри себя. Джона глубоко вонзается в меня одним-единственным толчком и испускает стон. И мрачноватая тишина хижины наполняется пьянящими звуками нашего долгожданного воссоединения. * * * – Калла… Калла, вставай. Я издаю стон, когда в плечо меня толкает рука. – Серьезно, Калла, тебе нужно на это посмотреть. – Сколько сейчас времени? – бурчу я, не желая открывать глаза. – Почти час ночи. Я издаю второй – более громкий и раздраженный – стон и натягиваю одеяло на голову. Когда мы задремали на футоне, было уже больше одиннадцати. Наши обнаженные тела, переплетенные друг с другом, не захотели подниматься на чердак по лестнице и остались здесь, у огня. – По времени Торонто это пять утра. Если я встану, то уже не усну. – Тебе и так это не грозит. Вставай. Нотки возбуждения, звучащие в голосе Джоны, заставляют меня выглянуть из-под одеяла. Джона, должно быть, подкинул в огонь еще дров, потому как яркого света от печи достаточно, чтобы разглядеть его в темноте. Он возвышается надо мной в одних трениках, низко висящих на бедрах и демонстрирующих пьянящую V-образную борозду его таза. Мои гормоны инстинктивно взвинчиваются, и я тянусь к нему, кончиками пальцев дотрагиваясь до его пупка, темной дорожки волос, ниже… пока не нащупываю ладонью вялый, но все еще впечатляющий член. – Вернись в постель, а? Джона усмехается, но уворачивается от моей руки. А потом бросает мне мои легинсы, клетчатую рубашку и берется за свою одежду. – Позже. Мы идем на улицу. – Ты меня разыгрываешь, да? Я одеваюсь и плетусь за ним к двери, задерживаясь, чтобы сунуть ноги в ботинки и натянуть теплую куртку с перчатками. Стараюсь подчеркнуто заметно дрожать, пока следую за Джоной в этот пронизывающий холод, и шок от прикосновения его ледяных пальцев для моей щеки подобен пощечине. Все мои жалобы вмиг рассеиваются, стоит мне увидеть мерцающие зелено-голубые огни, которые колышутся, скачут и танцуют в ясном ночном небе, освещая звездный купол над нами и замерзшее, покрытое снегом озеро внизу. – Северное сияние! – восклицаю я, завороженная. Выглядит так, словно небеса внезапно ожили. Джона встает позади меня, обхватывая руками и окутывая мое тело своим теплом. – Это одна из лучших обзорных точек в мире, чтобы увидеть его. – Он прижимается губами к моей щеке. – Вот почему я хотел привезти тебя сюда. Ошеломленно наблюдаю за захватывающим световым шоу в небе. – Оно видно круглый год? Дома я не могла разглядеть даже звезд, поскольку городские огни слишком яркие. – В ясную темную ночь – да. Есть большая вероятность увидеть его, особенно зимой. Но его нужно еще дождаться. – Боже, это… невероятно! Я должна взять свой фотоаппарат… – Нет. – Хватка Джоны усиливается, удерживая меня на месте. – Я привезу тебя сюда еще раз, и ты сможешь просидеть здесь хоть всю ночь, отмораживая задницу и делая миллион снимков. Обещаю. Но сегодня это только для нас с тобой. Это наш момент. – Он кладет свой подбородок мне на голову. – Первая ночь нашей совместной жизни. Расслабляюсь в его объятиях. – Все в курсе, что ты такой романтик? – Заткнись. – Мое ухо щекочет его глубокий смех. – Я думал, тебе понравится. – Я в восторге. – Обхватываю его руку своей. – Спасибо тебе. Так вот что такое жизнь с Джоной? Он увезет меня в далекие дали и покажет мне кучу невообразимых чудес? То, о чем я даже понятия не имела, и то, о чем я, возможно, слышала когда-то, но никогда не знала, как отнесусь к этому сама? Потому что если это так, то я никогда не смогу пресытиться этой новой жизнью с ним. Руки Джоны крепко обнимают меня. – Счастливого Рождества, Барби. Я откидываю голову назад, чтобы поймать его губы своими. – Счастливого Рождества, большой злой йети. Глава 5 Январь – Саймон так сильно обжег ступни, что его кожа покрылась волдырями. Ему пришлось лететь домой в гостиничных тапочках. Я держу руку в перчатке перед собой, изучая сложный кристаллический узор снежинки, пока она не растаяла от моего тепла. Если это вообще возможно, учитывая, что сейчас настолько холодно, что у меня волосы в носу слипаются. По крайней мере, будет солнечно, пообещал мне Джона за утренним кофе. – Мама заставила его воспользоваться инвалидной коляской в аэропорту. Сначала он с ней спорил, а потом устроил грандиозную сцену. Ну, насколько ее может устроить Саймон. А потом он вспомнил свою «острую и непреодолимую боль участи быть женатым на этой женщине» и поспешно сдался. – Имитирую британский акцент Саймона и смеюсь. Я не жду никакого ответа, и все же ответная тишина оглушает меня. – Саймон бы тебе понравился. Мне удается проглотить вставший в горле ком и побороть угрожающий прилив эмоций. Давненько я не переживала потерю отца с такой силой, когда всего одна мысль или воспоминание – шутка, момент, улыбка – грозили перерасти в неконтролируемые слезы. Однако здесь, в Бангоре, рядом с его могилой, так близко к тому, что физически осталось от него в этом мире, его потеря ощущается все так же остро. Я прижимаю подкашивающиеся ноги к груди, изучая строгий деревянный крест, на котором аккуратными черными буквами выведено «Рен Флетчер». На этом старом кладбище полно таких простых белых крестов, разбросанных без какой-либо определенной схемы: какие-то из них стоят прямо, свежеокрашенные и с разборчивыми именами, другие же покосились, краска облупилась, а их владельцы уже не поддаются никакой идентификации. Дерево обвивают потрепанные и поблекшие шелковые цветы, проглядывающие из-под тяжелого снежного покрывала, где они пробудут до весенней уборки, пока их не заменят свежими. Здесь нет помпезных памятников и дорогих склепов, чтобы похвастать достатком или выделить могилу среди остальных. На новом кладбище на другом конце города множество надгробий самых разных размеров, стилей и стоимости, но на этом – где покоятся первые поселенцы Бангора, похоронены мои бабушка, дедушка и спит вечным сном мой отец – могилы обрамлены лишь простыми белыми деревянными крестами, вне зависимости от того, мог ли себе позволить большее владелец участка. Это странно утешительная концепция, демонстрирующая солидарность с теми, кто так придерживается простоты существования на Аляске. И все же, когда я вижу это море заброшенных крестов, по спине каждый раз пробегает дрожь. Делая медленные успокаивающие вдохи, закрываю глаза и представляю, что свернулась калачиком в старом плетеном кресле моей матери на крыльце отцовского дома, а папа тихо слушает меня, сидя в шатком кресле на лужайке рядом. – Джона подарил мне на Рождество камуфлированную куртку. Можешь в это поверить? Я имею в виду, не милую стильную армейскую курточку, которую я купила бы себе сама. А большую, громоздкую, зелено-коричневую штуку с наклепками для охотников. – Морщусь. – А изнутри она флуоресцентного оранжевого цвета, и я могу выворачивать ее наизнанку. Чтобы никто не принял меня за животное и не подстрелил в лесу. – Качаю головой. – И я не могу понять, это очередная его шутка или он действительно думает, что она может мне понравиться. Мы прилетели сюда, к голубым небесам и пронизывающему холодному ветру, двадцать восьмого числа. Насладились запоздалым рождественским ужином с Агнес и Мейбл, с последней свежевыловленной Мейбл курицей из курятника Уиттаморов и метровой елкой в горшке, приобретенной на субботнем рынке. Агнес сказала, что весной планирует высадить ее у себя на заднем дворе. А когда открыла громоздкую коробку и поняла, что в ней, каменное лицо Джоны никак не выдало его чувств, а я изо всех сил старалась выглядеть любезной, натягивая куртку. Уж не знаю, купился ли он, но с тех пор прошло уже четыре дня, а он так ни разу и не упомянул об этом. – Не пойми меня неправильно, я ценю этот подарок, особенно от парня, который покупает себе одежду в местном продуктовом. Именно поэтому моим подарком ему стали темные дизайнерские джинсы-трубы, которые не провисают на его заднице, и несколько ультрамягких футболок без какого-либо намека на клетку. Я потратила несколько дней в поисках идеальных подарков для Джоны, предварительно поручив Мейбл выяснить размеры его шеи и талии. И это, безусловно, самые красивые вещи в его шкафу.