– Берти водит нормально, и твоя мама прекрасно проведет время в Лондоне: на прослушивании она немедленно всех очарует, сразу же получит роль, и ее поведут праздновать. Или ты сомневаешься? – произнося это, он встал и обнял маму, которая сразу же залилась румянцем. Возмущенная Корд слегка толкнула отца локтем: – Папа, тебе не должно нравиться, что другие мужчины водят маму праздновать. – О, еще как должно, милая, – беспечно сказал Тони. – Они просто сразу влюбляются в твою маму, ведь она очень, очень красивая. – Ну, довольно чепухи, – прервала их Алтея с внезапно проскользнувшим в голосе шотландским акцентом. – Я… Тони, с тобой же все будет в порядке? – Конечно, любимая, – сказал он и поцеловал ее руку, но выглядело это формальностью; они смотрели друг на друга еще несколько мгновений, пока мама не отвернулась. – Алтея, – размахивая сигаретой, в одном из французских окон возник Берти. – Дорогуша, времени в обрез, пора ехать. – Буду готова через секунду. – Мама взяла свой шелковый пиджак и еще раз поцеловала погрустневшего Бена. – Я тебя люблю, мой хороший. Корд, присматривай за Беном. В пляжном домике вас ждет подарок. Не забывайте вести себя с папой как следует. Вы меня слушаете? – Что за подарок? – спросил Бен, остервенело ковыряя ложкой с налипшим на нее сиропом свои хлопья. – Подарок?… – задумчиво протянула мама, но тут же, увидев кого-то, воскликнула неожиданно тонким голосом: – Да вот же он! А говорила, что стесняется подняться сюда – я думала, она будет ждать вас обоих в пляжном домике. Заходи, заходи, дорогая! Тони, смотри, кто пришел! В дверях показалась Мадлен. Она неподвижно застыла на пороге и принялась пристально рассматривать всех со странным выражением лица: Корд не могла понять, страх это был или возбуждение. Щеки ее алели. Часть волос она расчесала, тогда как остальные торчали грязными лохмами в разные стороны. Вся она была одного цвета с серым пляжным песком, поскольку, как позже узнала Корд, летом никто не говорил ей, что надо мыться. На ней были маленькие зеленые льняные шорты, предназначенные для ребенка раза в два меньше ее. Ширинка расстегнулась, и через щель в форме буквы «О» торчали синие трусики. Сверху она надела огромную джинсовую рубашку, а на ноги-сандалии с носками странного горчичного цвета. Ее серые глаза были большими и круглыми, а маленькое лицо-бледным. Корд всегда будет помнить, как впервые увидела Мадлен вблизи-когда между ними не было препятствий в виде оконных рам, дверей или ограды, когда та стояла на месте и никуда не убегала. Странное чувство падения будет всю жизнь сопровождать Корд в попытках вспомнить подробности этого дня. Свесившись с края стула, она грубо сказала: – Это не сюрприз. Это Мадлен. – А, – вздохнул Бен. – Она. Тон мамы сразу стал жестким. – Хватит, Корд. Теперь слушайте оба. – Она перевела взгляд на их отца, и тот кивнул. – Папа встретил Мадлен вчера в пляжной лавке. Ее папа… э-э-э… отлучился, так что она одна. – Сама по себе! Вот повезло, – сказал Бен. Мадлен посмотрела на него без всякого выражения. Алтея приобняла ее за худые плечи. – Я попросила Мадди с вами поиграть, потому что ей не помешало бы завести друзей. – Нам не нужны друзья, – сказала Корд, скрестив руки на груди. – Да, не нужны, – вставил осмелевший Бен. Алтея утомленно вздохнула. – Тони. Тони, – зашипела она в ухо мужу. – Разберись с этим. Ее нужно помыть и накормить, она была почти что одичавшей, когда я ее нашла. Она просто шла по дороге одна и не ночевала дома, говорит, что ей слишком страшно. Мне пора ехать, действительно пора. Тебе надо будет, черт возьми, поговорить с ее отцом. – Дорогая, – мягко сказал папа, обращаясь к Мадлен. – Заходи и садись за стол, мы покормим тебя завтраком. – Он протянул ей руку, и она смущенно улыбнулась в ответ. Он стиснул ее пальцы. – Все в порядке, мы не кусаемся, честно. Я твой друг, не так ли? – Да, – ответила она тихо. – Даже если вы пытались меня переехать. – Тони закрыл рот руками и рассмеялся, от чего его глаза превратились в два полумесяца. – Что? – спросила Корд, но Мадлен сложила руки на груди и молчала. – Гэри, не затруднит ли вас присмотреть за ней… – обратилась Алтея к миссис Гейдж, назвав ее именем, которое та ненавидела. – Поищите какую-нибудь старую одежду Корд. О, бедный ягненочек… – О, конечно, – ответила миссис Гейдж с изрядной долей сарказма. – Потому что двоих мне мало, и… Алтея проигнорировала ее ответ. – Бен! Не стой на коленях на стуле. И застегни рубашку. – Я всего лишь делал то, что мне показала Корд. «Бэй Сити Роллерс»[49] не носили рубашек, а надевали куртки на голое тело. Я видел их в «Вершине популярности»[50] на прошлой неделе, у них были куртки с блестками и… – Не сваливай это на меня, – злостно прорычала Корд. – Звучит так, словно я заставляю тебя плохо вести себя за столом, Флэш… – Я завожу машину, Алтея, дорогая. – Дядя Берти снова появился в дверях. – Дядя Берти, а сделай снова тот трюк, когда у тебя глаз вылезает из глазницы. – Бен снова встал на колени на стуле. – Бен… Внезапно раздался звонкий голос, и все удивленно замолкли. – Прошу прощения! Прошу прощения! – Все уставились на маленькую фигуру Мадлен. Она показывала на Бена и Корд. – Я не хочу играть ни с кем из вас. Я привыкла играть одна. Я не пришла бы сюда, если бы ваши мама и папа не были так добры ко мне, и если бы у меня на кухне было что-то, кроме засохшего риса, и если бы мне не было так страшно одной. Я думаю, вы оба просто ужасные. Вы избалованные и вдобавок самовлюбленные. Корд смотрела на нее, и ее глаза медленно сужались. – Что ж… – протянула она, пытаясь придумать достойный ответ. – Мы и правда самовлюбленные, вот! – выпалила она спустя некоторое время, но тут же скривилась от раздражения, потому что Мадлен ухмыльнулась с явным чувством превосходства. – Корд! – резко осадила дочь Алтея. С улицы раздался автомобильный гудок. – О, Мадди, дорогая, прости, что приходится покидать тебя. Корд и Бен очень рады тебе, малышка… Я очень надеюсь, что вы подружитесь. Прощай! Она сбежала по лестнице, хлопнула входной дверью и уехала. – Ну что ж, теперь вас трое, – сердечно сказал папа в повисшей тишине. – Правда, здорово? Давайте я отведу вас на пляж? Или, может, поиграем в «Счастливые семьи»[51]? – Последовала неловкая пауза. – Или в любую другую старую игру? – Вам не нужно за мной присматривать, мистер Уайлд, – сказала Мадлен. – Я тоже ухожу. О, смотрите, вы оставили дверь пляжного домика открытой, – добавила она своим звонким тонким голосом. – Все эти консервные банки и прочая еда, которую вы там храните, может пропасть. Можно я возьму что-нибудь из этого себе на обед? – Еда? – спросил папа озадаченно. – Дорогая, там нет никакой еды. – Еще как есть. И еще куча театральных программок, и письмо, подписанное Беном и Корд о том, что они сбегают. Это что, все часть игры? – Она деликатно улыбнулась Корд, два ярко-розовых пятна горели на ее чумазых щеках. Она подтянула свою не по размеру большую рубашку. – Я не очень хорошо разбираюсь в играх, ведь я привыкла играть сама. Папа встал и, не произнеся ни слова, спустился с крыльца и зашагал в сторону пляжного дома-они видели, как он петляет среди высокой травы. Корд зарычала на брата: – Ты сказал, что закрыл дверь, Бен! Никогда больше тебе не поверю. Глупый ребенок. Она толкнула его сильнее, чем рассчитывала, брат упал, ударился головой о буфет и заплакал, а потом встал и попытался сам толкнуть Корд, но промахнулся и только снова ударился сам. Миссис Гейдж разняла их, назвав маленькими неблагодарными свиньями, и вдобавок очень болезненно сжала Корд ухо. Все это время Мадлен Флэтчер стояла со скрещенными руками и наблюдала за ними, стояла со своими колтунами в волосах, с расстегнутой молнией на тесных шортах, с торчащими синими трусами, и, казалось, ей было абсолютно все равно. Папа вернулся мрачнее тучи, держа в руках пакет с едой, письмо, написанное почерком Корд, и запасным плюшевым мишкой, которого Бен оставил в пляжном домике. Он увидел ушиб на лбу Бена и отправил Корд в свою комнату до конца дня. Он спустился к ней позднее, перед обедом, сел на краю кровати, теребя бледно-розовое покрывало точно так же, как и она. Она все еще притворялась плачущей. – Ты должна быть добрее, Корд. Такое поведение разбивает мне сердце, – сказал он ей. – Бен не хочет ходить в эту школу, папа. Папино лицо было грустным. Корд заметила, что он начинает лысеть. – Я уже не один раз говорил, что школа начнется только в следующем году. У него будет полно времени пообвыкнуться. Ох, Корд, я сержусь не из-за вранья и не из-за планирования побега за нашими спинами. Милая, ты хоть представляешь, как расстроились бы мы с мамой, если бы вы сбежали? – Маме было бы все равно. Она говорила тебе, что никогда не хотела детей и что ты забрал ее лучшие годы. Я все слышала, – сказала Корд напряженно. Папа был ошеломлен. – Когда? – На Пасху, когда мама хотела поехать в Венецию с тобой, Гаем, Оливией и Саймоном, а ты отказался. – Она… она не это имела в виду. Она сказала так в запале. – Что это значит? Внезапно папа потерял терпение. – Не важно. Не переводи тему, мартышка. Ты должна быть доброй, Корди. Я очень печалюсь, когда ты так жестока. У Корд в горле словно ком застрял. – Я не жестока. Но мы хотим, чтобы вы были только нашими родителями. Не заставляйте меня играть с Мадлен Как-ее-там, вот и все. – Ее отец с ней очень плохо обходился, – сказал он, сжимая челюсти и продолжая теребить покрывало. Слова с трудом вырывались из него. – Он оставил ее в доме одну, без еды. Она даже не может достать до водопроводных кранов, не встав на стул. – Почему? – спросила Корд. Она была мала, жила в любви и в безопасности и не могла понять, насколько жестоко могут обращаться с детьми их родители. – Он печальный человек. Как и его отец. Его мама умерла, – папа глубоко вздохнул. – А еще война изменила очень много людей.