— Неудобно же так. Я бы отрезал, сколько нужно. — Тебе не оставила, — неожиданно сконфузившись, ответила она. — Забыла. — У меня еще есть. Но если ты и дальше будешь так жрать, скоро все закончится. — Охота? — спросила она, заметно оживившись. — Из меня охотник, как из тебя певчая птичка. — Ты ужасно поешь, — заявила вдруг она. — Спасибо, я знаю. Я нарочно это делал. — Я поняла. Иначе бы… Я не стал уточнять, что именно она бы сделала, но догадывался — меня не ждало ничего хорошего. Даже надежно скованный дракон вполне может учинить пакость человеку, оказавшемуся у него под боком. Так вот повернется немного — и поминай, как звали. Повесив котелок над огнем и засыпав в него крупу, я сел напротив девчонки и попытался придумать, с чего начать разговор. Пока он как-то не клеился. — Как тебя зовут? — Как хочешь, — был ответ. — Не понял, — нахмурился я. — У тебя нет имени или ты просто не желаешь называть его невесть кому? — Имя есть, — подумав, сказала девчонка. — Только я его не скажу. Даже если захочу. И ты не повторишь. — А, ты имеешь в виду, что человек его просто не выговорит? Она покивала и добавила: — Поэтому зови, как хочешь. До этого люди звали меня Буркой. Иногда Бурушкой. — Как?! — оторопел я. — Я понимаю, что по масти назвали, но… Это же для коровы имя… или для лошади. Для скотины, одним словом! Кто тебя так обласкал? — Там… — она неопределенно махнула рукой. — Старые люди. — Ладно, — сказал я. — Обо всем по порядку. Для начала… Мне нужно как-то к тебе обращаться. Ты не будешь возражать, если я стану называть тебя… скажем, Кьяррой? — Нет, — подумав, ответила она. — А это что-то означает? — На одном малоизвестном наречии — «огонь-девка», — усмехнулся я. — Как раз для тебя. «Хотя бы в одном смысле слова», — добавил про себя. — Пускай, — после паузы сказала девчонка. — Мне нравится. Звонко. Я уже заметил: она всегда подолгу думает, прежде чем заговорить. Может быть, не очень хорошо понимает обращенную к ней речь, а может, подбирает нужные слова. Я склонялся ко второму варианту. — А тебя называли Санди, — произнесла она. — Я слышала. — Это сокращение. Я — Рок Сандеррин. — Большое имя, — задумчиво сказала Кьярра. — Ты имеешь в виду, длинное? — Нет. Большое, — она изобразила руками в воздухе какую-то фигуру. — И громкое. — Я бы так не сказал… Известное в определенных кругах — это да. — Ты не понимаешь, — покачала она головой. — Большое и громкое — это не то, что ты сказал. — Звучное? — предпринял я еще одну попытку, но Кьярра только вздохнула, и я отступился. Какая мне разница, кажется ей мое имя таким или этаким? — Не важно. Называй меня Санди. — Мне нравится — Рок. — Хорошо, называй меня Роком, — согласился я, хотя так ко мне не обращались со времен далекого детства. Я уже и забыл, как это звучит. — Зачем? — спросила Кьярра, указав на котелок. Я как раз в нем помешивал: вода закипела быстро, и я добавил к крупе приправы и ломтики вяленого мяса. — Есть будем. — Так вкуснее, — кивнула она на обглоданную кость, которую я пока не выбросил. Подумала и добавила: — Сырое мясо лучше. Это очень соленое. — Сырого нет, — ответил я. — И я сказал уже, что не умею охотиться. — Я умею. — В лесу? На этот раз последнее слово осталось за мной, и я добавил: — Люди не едят мясо сырым. Ну, за редким исключением. Как же, знал я одного любителя побаловаться рубленой говядиной с луком и перцем. Говорят, вкусно, но я воздержался от дегустации. Наверно, правильно сделал: пару лет назад тот гурман умер. Оказалось — подцепил через эту свою сырую говядину червя, который и быков-то убивает, не то что человека. Думал, просто недомогает, а потом стало поздно. Говорили, его бы и чародеи не спасли — черви ему все внутренности источили. Конечно, такое может случиться с каждым: не всегда есть возможность приготовить что-то как следует, а оголодаешь — и вовсе тухлятине рад будешь. Но зачем нарочно-то такое употреблять? Не в древности живем, огонь давно научились разводить… — Что ж, — сказал я. — Вот и познакомились. Кьярра кивнула, разглядывая огонь в очаге и принюхиваясь: пахло аппетитно. — О каких старых людях ты говорила? — Старых людях? — удивилась она. — Ты сказала, что какие-то старые люди называли тебя Бурушкой, — скрипнув зубами, произнес я. Никогда не отличался терпением, но сейчас деваться было некуда: если я хочу хоть что-то ра-зузнать, придется разговаривать с девчонкой, как с дурочкой — повторяя одно и то же по дюжине раз, пока до нее не дойдет. Хотя нет, неправильное сравнение. Не как с дурочкой — как с иностранкой, которая толком не знает нашего языка, а тем более обычаев. Вот это будет верно. — А… — протянула Кьярра. — Они жили рядом со мной. — В горах? Она кивнула. — И как же вы… хм… познакомились? Я думал, люди боятся драконов, тем более диких. — Боятся, — согласилась Кьярра. — Они тоже сперва боялись. А потом я стала не дикая. — Они тебя… м-м-м… приручили? То есть думали, что приручили? Она кивнула. — И как это вышло? — Просто. Они пришли и стали жить в горах. Недалеко от моего дома, только ниже. — Кьярра протянула руку и пальцем подтолкнула уголек, готовый выпасть на пол, обратно в очаг. — У них были козы. Много. — И ты, надо полагать, не отказывалась ими полакомиться? Она замотала головой и сердито взглянула на меня. — Мама запретила мне брать что-то у людей! Сказала, от этого может быть большая беда! — Вот даже как… — протянул я. — А где твоя матушка? Или ты уже жила одна? Как положено по вашим обычаям? — Мы жили вместе, — сказала Кьярра после паузы. — Но однажды мама улетела. Она часто улетала надолго, я привыкла. И я уже умела охотиться в одиночку. Наверно, по-вашему, это значит — стала взрослая? — Пожалуй, — согласился я. — Если можешь выжить в одиночку, то ты взрослый. Даже если лет тебе еще совсем мало. — Вот так и было. Но я еще не отселилась. Поблизости не было хороших мест. Кругом люди. Мама искала, куда улететь вдвоем. Чтобы совсем дикие горы. И дичи хватало. Я отметил это, чтобы вернуться позже. Искала? Что именно искала и каким образом? Просто высматривала сверху подходящие места, узнавала, кто обитает поблизости? Может, и так, но что-то мне подсказывало: не все здесь настолько просто… — Ее все не было и не было, — тоскливо произнесла Кьярра, глядя в огонь. — На третью зиму я поняла… она не прилетит.