— Это с непривычки. Из темного коридора… — Говоришь так, словно была там. — Нет, никогда, — возразила Нина. — Я просто представила… Только отец Жени как-то наведывался в институт… Нас он с собой не брал. — Ясно. — Да и кто бы нас туда впустил? Охрана там хорошо поставлена! Просто так не проскользнешь. Там из одного кабинета в другой-то не попадешь, если нет допуска, а не то чтобы внутрь пробраться незаметно или выбраться из него! Домов внимательно на нее посмотрел. — Николай Иванович собирал информацию… — неуверенно оправдалась девушка. Пристальный взгляд черных глаз смутил ее. — Ясно, — повторился Тоша, и беспристрастно отвернулся. Нина отправилась к окну и, сама не зная зачем, уставилась в него еще более внимательно, чем до этого в журнал. Домов, выключив свет, сел обратно на кровать. Он смотрел на ее силуэт, очерченный неясным синеватым цветом, и никак не мог решить, чего же хотел. С одной стороны, он знал, что желал бы остаться совсем один, развалиться на своем диване и, как обычно, растворяться в темноте, отдаваясь тяжелой дреме, пророчившей ему кошмары. Но с другой, это пышное тело все еще влекло его, а воспоминания распаляли вожделение. Наконец он решил и тихо, так, что она даже не заметила, подошел к девушке. Она вздрогнула, когда его теплые руки коснулись ее плеч, и затрепетала, когда еще более жаркие губы прикоснулись к шее. — Зачем… — прошептала Нина. — Зачем ты это делаешь? — Что за глупый вопрос? — поинтересовался Антон и требовательно развернул девушку лицом к себе. Она посмотрела в его страшные, но все же пленительные глаза, и дымка, расползавшаяся в мозгу, совершенно затянула все «против». Несчастная знала, что поступает неправильно, знала, что позволять ему подобное не в ее интересах, но все же ничего не могла с собой поделать. Снова она чувствовала его жар, и снова ее тело погружалось в пучину невыносимой боли, боли, к которой она уже пристрастилась. Чувствуя, что погибает в его объятиях, она все же не была способна вырваться из них. Понимая, что с каждой секундой, погружается в ад все глубже, она была не способна заставить себя остановиться. — Ты хочешь отдаться моей тьме? — спросил Тоша тоном, от которого у Нины мурашки побежали по коже. Это был последний шанс отказаться от этого кошмара, засасывающего ее. Она поняла, что могла бы еще бороться за свою душу, однако… — Да, — послышался ее тихий ответ. МОЙ ПУТЬ ВО МРАКЕ, А ДОРОГА В КРОВАВЫХ ПЯТНАХ… Ровно в одиннадцать вся троица стояла напротив входа в «Seven», правда на табличке отчего-то было написано: ООО «Сэвэн плюс». Находилось это старое, советских времен здание на окраине в весьма немноголюдном районе полузаброшенных заводов. Облицованное крупной плиткой под серый мрамор, четырехэтажное и непонятной формы, оно явно напоминало какой-нибудь прежний НИИ, построенный в тогда современном и новаторском, а теперь же попросту странном стиле. Входом в него служила круглая одноэтажная пристройка со старыми тяжелыми деревянными дверями и многочисленными узкими окнами по всему периметру, напоминавшими бойницы. Одна часть здания была только трехэтажная, причем начиная со второго, так как первый почему-то отсутствовал и вместо него высились достаточно уродливые бетонные балки. Зачем требовалось это непрактичное и, совершенно точно, некрасивое решение, оставалось загадкой. Поначалу Домов не хотел брать с собой ни Кири, ни Нину. Но первая, памятуя о встрече с членами организации, была слишком полезна, вторая же слишком упряма. А ему не хотелось спорить. Да и к тому же юная помощница Григорьева-младшего, оказывается, весьма прилично стреляла, что доказала совсем недавно, и не поленилась прихватить с собой весь свой арсенал, который умело прятала в той самой дорожной сумке. Однако ему все же удалось убедить девушку остаться снаружи, по его объяснению — на случай побега их цели, а на самом же деле для того, чтобы она не путалась под ногами. Вместе с Кири, пребывавшей в абсолютно спокойном, даже не свойственно ей спокойном, настроении, Тоша вошел внутрь. Округлый холл был просторен и светел, а также совершенно пуст, что несколько насторожило, — они точно попали в секретную организацию по поимке и контролю детей семи судей?! Вопрос был должным образом раскрыт уже через две с половиной минуты, так как к ничего не подозревающим посетителям выбежала целая команда вооруженных людей в спецодежде. О том, что они не представляли, кто стоял перед ними, и просто на всякий случай показались, не стоило и думать. И как в доказательство этого, один из них обратился прямо к Антону, причем по имени, весьма любезно предложив тому следовать за ним, если он желает поговорить с Кондратом Алексеевичем. И так как тот желал, то все вместе они направились куда-то в недра этого прямолинейного, но вместе с тем и запутанного здания. — Кири? — спросил Тоша, когда они шагали вслед за своим проводником, окруженные бравой охраной. Ее лампа была у него в руках, так как он взял ее сразу, как появились охранники. — Угу, — промычала девочка весело, показывая тоненькую нить своих волос. — Молодец, — еще тише прошептал Домов, возвращая малышке ее спасительный светоч. Та приняла его с облегчением. Все же с ним ей было гораздо спокойнее. Ведомые мрачной личностью в жилетке, они наконец оказались в кабинете Захарова К. А. — так, по крайней мере, было написано на табличке. Это было просторное помещение, украшенное громадным идеально белым ковром почти во всю площадь и плотными, словно тканевыми обоями цвета охры. За столом, расположенным строго посередине, загроможденным многочисленными лотками с бумагами и аж четырьмя телефонами, восседал низенький, но весьма привлекательный мужчина с блестящей, словно натертой воском, лысиной. Он был одет в хорошо сшитый костюм в серую клетку, напоминавший когда-то модные узоры. Его широкое лицо отчего-то вызывало доверие с первого взгляда, — казалось, что он представлял собой личность, которая всегда держит данное слово и вообще играет по правилам. — Вот и вы! — сказал хозяин кабинета, глядя на Тошу. — Мы вас ждали. — Неужели? — спросил тот. — Разумеется, после того, что вы устроили в «Future star company», было нетрудно догадаться, кто станет вашей следующей целью. — Да, мне уже давно доказали, что я до безобразия банален. — Вы так спокойны, хотя всего день назад… — Кондрат Алексеевич вздохнул. — Ну и зачем вам потребовалось всех там укокошить? Да еще и так бесцеремонно, совершенно не скрываясь? — Бесцеремонно? — Вы новости смотрели? Вся Москва теперь на ушах стоит, и хуже всего, что это задевает и нас. Да и смерть Александрова тоже нам не на руку… Вы проблемный человек, Антон Владимирович! — Приношу свои глубочайшие извинения. — Если б да! — снова вздохнул Кондрат Алексеевич и махнул рукой. — Честно признаться, мне ваше устранение с самого начала не нравилось. Вы, конечно, нестабильны, немотивируемы, да и — что уж тут? — признаться, слишком ленивы. Но при этом достаточно целеустремленны и, на удивление, весьма удачливы. Если бы мы могли как-то заинтересовать вас… — Я очень заинтересован в том, чтобы меня оставили в покое, — перебил Домов. — Но это как раз то, в чем не заинтересованы мы. — Замкнутый круг, — пожал плечами Тоша. — Замкнутый круг, — согласился его собеседник. — Ну, теперь, когда мы расставили все точки над «и», давайте приступим к делу. — То есть? — То есть я буду выбивать из вас нужную мне информацию, ну а вы, в свою очередь, пытаться покончить со мною. — В данной ситуации, я думаю, у вас не слишком-то удачная позиция для этого, — сказал Кондрат Алексеевич, кивнув на внушительную охрану. — В данной ситуации как раз вы все не в слишком-то удачной позиции, — ответил Антон, кивая, в свою очередь, на соседку. — Ах, милая моя Кири! — радостно воскликнул Захаров, глядя на малышку так, словно только что ее заметил. — Удивительное создание! И рядом с вами, даже как будто нормальное! Бывает же… Домов прищурился. Кондрат Алексеевич выглядел как человек весьма уверенный в своей победе, и у Тоши не было причин не доверять подобной уверенности. — А давайте-ка и правда приступим! — вдруг добавил заместитель директора, и как-то многообещающе улыбнулся. Антон бросил быстрый взгляд на Кири, ему не хотелось, чтобы она убивала Захарова, потому как он был единственным, кто мог связать его с Дмитрием. Да вот только его опасения были совершенно напрасными! Он не понял, что именно произошло, но его спутница вдруг повалилась на пол. Ее шкатулка отлетела в сторону, а лампа откатилась к стене. Остекленелый взгляд красивых карих глаз замер, и темные волосы разлетелись по сторонам, укрывая ее хрупкое тельце и поверхность дорогого ковра. Тоша отпрыгнул в сторону прежде, чем решил, что это требуется сделать. Две ампулы, пущенные охраной Кондрата Алексеевича, такие же, как и те, что торчали из спины малышки, пролетели мимо, воткнувшись в пушистое нутро ковра. На лету выхватив свои ножи, Домов покончил с двумя противниками, не успев даже приземлиться. А затем еще с двумя, когда его ноги коснулись пола. Мертвые тела шумно повалились навзничь, задевая товарищей. — Идиоты! — услышал Антон голос Захарова за спиной, но не обратил на него какого-либо внимания. Избегая выстрелов, он кинулся к охранникам, с виртуозностью прореживая их ряды практически голыми руками. Все было кончено быстро. Стоя рядом с трупами, измазанный в их крови, стекающей по его коже и одежде, в позе готового ринуться в бой заточенного оружия, Антон выглядел, как сама смерть. Губы его расползлись в пугающей улыбке безумного, а глаза, смотревшие из-под густых черных волос, ужасали мраком, сочившимся из них, как из зеркала темной, проклятой души. Когда последнее дыхание окружавших его тел было испущено, черные очи метнулись на Захарова. От взгляда, брошенного ими, леденела кровь, и сердце переставало биться. Но Кондрат Алексеевич выглядел совершенно спокойным. Он стоял рядом со своим столом достаточно расслабленно и, очевидно, не слишком сокрушался о потере нескольких сотрудников. Домов повернулся и сделал шаг к своей цели, но тот быстро поднял скрытую до этого руку, в которой что-то блеснуло, и Антон почувствовал, как резкая боль прорезала правый бок. Чуть отшатнувшись от пущенной в него пули, Тоша, пребывая в том самом состоянии аффекта, который всегда овладевал им, когда вокруг простиралось царство Аида, продолжил движение и получил новую рану в плече, практически в том же месте, где все еще кровоточил след от привета Иванки. Новая боль вернула Антону разум. Он остановился и посмотрел на Кондрата Алексеевича. Тот по-прежнему был спокоен, вольготно стоя, облокотившись на край столешницы, четко направив дуло на Домова твердой рукою. Тоша перевел взгляд на обездвиженное тело Кири, распластавшееся на ковре, укрытое мягким покрывалом собственных волос. В ее остолбенелом виде, в едва заметной судороге, охватившей все ее маленькое существо, виделось что-то совершенно непотребное, неестественно противное. Как будто издевательство над младенцем, или какое-то преступное извращение. Внутри у парня проснулось недовольство. — Что с ней? — спросил он. — Это специальный состав, — ответил Захаров. — Нейтрализует способности на какое-то время. Двух ампул для нее, видимо, многовато. Но ничего, скоро отойдет. — Заче… — Не мог же я позволить нашей маленькой девочке все испортить, — перебил собеседник. — Такое представление! Еще одна причина жалеть о вашем выбытии из нашей дружной семьи! — Мне нужен Дмитрий, или вы мне сами скажете, где скрывается Майкл? — Я не намерен вам вообще ничего рассказывать, Антон Владимирович, — улыбнулся Захаров. — Ваши намерения меня не интересуют. — Аналогично, — мужчина выстрелил. Однако на сей раз он промахнулся. Увернувшись, Тоша метнул в него свой нож, но тот заметил контратаку, и Домов попал только в предплечье — едва зацепил кожу и порвал костюм. Следующие секунды были потрачены на быстрый танец мелькавших в воздухе смертельных снарядов, проносившихся меж друг друга на огромной скорости. И все-таки в конце этой пляски Антону удалось повергнуть Кондрата Алексеевича наземь. Обливаясь кровью, тот лежал на полу, безуспешно сдерживая подступающую лихорадку. Домов медленно подошел к нему, оставляя за собой алый след падавших с него липких капель. В кабинет шумно ворвались четверо сотрудников «Seven», стремившихся помочь шефу, но Тоша, схватив пистолет Захарова, прервал их жизни так быстро, что они исчезли из поля зрения скорее, чем появились. Антон присел над своей жертвой.