— Тогда вряд ли дождется… — Да… Прости. — Мне не за что тебя прощать… Ты на одной стороне, я на другой, и ни ты, ни я не были намерены их менять. Ничего личного. Просто жизненные перипетии. — Да… — Антон сделал шаг в сторону, но остановился. — Мы были друзьями? Раньше. Скажи мне. — Я любил тебя, как брата… Тоша кивнул, действительно чувствуя эту странную правду, что сквозила в словах умирающего у его ног мужчины… ДЛЯ ЧЕГО ПОБЕЖДАТЬ …Свет просачивался в маленькую комнату рассеянным блестящим лучом, останавливаясь на ковре и слегка задевая стенной шкаф. В воздухе пахло старыми печатными изданиями и стоявшими в углу обтесанными недавно досками. — Он опять не в себе! Бормочет что-то и выглядит как безумец! Мне страшно… Хорошенький опрятный мальчик со светлыми волосами сел рядом с другим, темненьким, что развалился на скамейке, лениво просматривая какую-то книгу. — Ничего необычного. В последнее время он такой все чаще… — сказал его товарищ равнодушно. — Только после того, как с тобой поговорит! — М? — Что ты опять ему сказал? — Ничего. Он спрашивал мое задание. Я ответил. Только и всего, — парень захлопнул книгу и сел ровнее. — И что? — И что? — передразнил темненький. — Заставил переделывать? — Нет… — Но ты же ничего не делал! — воскликнул его друг возмущенно. — Как ты ответил?! Почему тебе все сходит с рук? Всегда! — Потому, что я умный, — хмыкнул тот. — Да уж, конечно! — светленький вскочил. — Я все время тружусь, учу, работаю, а тебе стоит только улыбнуться, и он тает! Я тебя ненавижу! Темненький проводил товарища наглым издевающимся взглядом. Совесть его явно не тревожила. — Знаешь… — мальчик замер в дверях. — Если так будет и дальше, то ты ничему не сможешь научиться. — Ну и плевать, — потянулся его друг. — Всю жизнь хочешь просто проваляться, ничего не делая? — Да, было бы неплохо. — Дурак! Так не бывает! — Очень жаль! — темненький зевнул. — Однажды твоя лень поставит тебя в сложное положение, и как будешь выпутываться, если все, чему тебя учили, не слушал? — Я, может, вообще тогда выпутываться не стану… — Подождешь, пока безвыходность окончательно засосет, и ничего уже не попишешь? — Ага… — Но… — светленький погрустнел. — Разве тогда это не будет проигрышем? — Проигрышем? Мальчик в дверях опустил глаза, и в лице его проскользнуло что-то мучительное. Словно мысли, что крутились у него в голове, давили на него тяжелым грузом, будто то, что тревожило его, было куда сильнее, чем то, что он способен вынести. — Разве тебе не хочется побеждать? Всегда? — спросил он тихо. Темненький поглядел на него внимательно, и черный взгляд бездонных очей блеснул коварным огоньком. — Всегда побеждать? — спросил он, ухмыльнувшись. — Зачем? — Зачем?! — удивленно воскликнул его товарищ. — Да, зачем? — Ради того, чтобы всегда быть впереди. Ради того, чтобы просто побеждать! Разве, ты сам не хочешь того же? — Я хочу побеждать… но только ради того, что стоит этой победы. На другое мне наплевать, и если я проиграю в чем-то — тоже. — Но тогда остальные будут считать тебя неудачником! Ты хочешь, чтобы другие так считали? — Значит, ты хочешь побеждать не для того, чтобы быть победителем, а для того, чтобы все считали тебя таковым? — Нет! — воскликнул светленький, негодуя от подобного предположения слишком явно, может быть именно потому, что понимал его правдивость. — В любом случае… — другой снова широко зевнул, — мне нет дела до остальных и до их мнения тоже. И я не хочу побеждать ни для себя, ни для них. Только ради того, что стоит этого. — А что этого стоит? — А я… — паренек задумался на секунду, — …и не знаю! — Дурак ты! — буркнул светленький и быстрыми шагами покинул комнату. Остановившись в коридоре, он нахмурился, сжал кулачки и вздохнул. — Но я тебе так завидую… — прошептали его губы едва слышно. Антон еще немного поглядел на окровавленное тело, распростертое перед его взором. Затем его веки опустились, скрыв на мгновение этот черный взгляд, рождавший и покой, и панику, несший непереносимый ужас, даривший долгожданную безмятежность, столь же противоречивый, столь же неоднозначный, как и сама Смерть. Что было в нем — зло или добро? Кто дать ответ способен? Не то и не другое, верно. Просто чье-то бытие… Быть может, неестественно извращенное, быть может, совершенно обыденное. Кровь запеклась на Тошиных губах, сосочки языка раздражал металлический вкус, липкая одежда приклеилась к коже, и по мышцам растекалась слабость, словно кто-то подвесил по трехкилограммовой гире к каждому члену. Но боль, как отголосок жизни, свербела в его теле, и отчего-то этот серый хмурый день был невообразимо прекрасен. Тоша потянулся за кинжалом, желая прекратить муки Дмитрия, чье существо уже подернула предсмертная лихорадка, от которой нет спасения. — Нет, не надо… — попросил тот. — Я хочу прочувствовать эту агонию до конца. Еще немного, пара минут жизни… ведь никто не знает, куда мы уходим… Я боюсь этого места. Оно вряд ли окажется раем… — Ну не знаю, как ты, а я рассчитываю на вечную тишину и бесконечное вечное безделье и одиночество. — Как и прежде… — Да, как всегда. Уж такой я уродился. — Что ж… — в горле Дмитрия что-то булькнуло. — Ты победил и получил то единственное, ради чего готов побеждать… Только вот… ты ошибся… Это не так уж прекрасно… — Кому как. — Да и тебе тоже, болван. Поверь мне. — Поверить? Стоит? — Абсолютно. И к тому же… она тоже так считает, верно? Ей же ты веришь? Домов улыбнулся. Он выпрямился и направился в комнату, где, по словам Дмитрия, находилась Нина. Он не знал, насколько слова поверженного соперника были для него правдивы, может быть, тот и не ошибался, но, во всяком случае, пока одиночество Тоше не грозило…