Стены монастыря были сложены из грубого прочного камня, но истинный холод, царивший в ткацкой мастерской, исходил, казалось, не от них, а от самой бабушки. Леди Елена Атрейдес явно отказывала Полу в гостеприимстве, желая, чтобы он чувствовал себя неуютно, и поэтому он нервировал ее тем, что вел себя совершенно естественно, не проявляя никакой неловкости. Он ничего не приобретал и не терял от расположения старухи, да и она, как считал мальчик, ничего не получала и не теряла от его дружбы. Он не ожидал, что настоятельница вдруг сменит гнев на милость. Неприязнь Елены проистекала от старых воспоминаний о старом герцоге Поле и, возможно, о Лето. Но когда она попыталась выместить свое недовольство на внуке, мальчик безболезненно отразил эту атаку, словно на нем был надет щит, спасающий от ненужных эмоций. – Наши женщины – великие труженицы, – отрезала Елена, когда Пол попросил показать, как сестры делают ковры. – Им не следует мешать во время работы. Но Пол не отстал, как рассчитывала леди Елена. – Им запрещено разговаривать, бабушка, и никто из них даже не взглянул на меня. Как же я смогу помешать им? – Он с любопытством посмотрел на кипевшую в зале работу, на ткацкие станки и нити. – Ты не объяснишь мне, что они делают? На ритмично стучавших станках работали тридцать женщин, нити раскручивались и ложились в основу, из стороны в сторону перекидывались челноки, набивался рисунок, потом все повторялось сначала. Разноцветные нитки сматывались с многочисленных клубков и веретен с пряжей. Женщины отбирали руками нити – от тонких, как паутина, до толстых крученых волокон. Ткачихи вплетали их в узоры, работая необычайно слаженно и в полном молчании. Полу потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что здесь ткут не один большой узор, а сразу несколько ковров. Некоторые из них напоминали многоцветную радугу; краски сливались, плавно переходя одна в другую. Другие ковры выглядели как хаотичное переплетение нитей – пересекающиеся, прихотливо изогнутые линии образовывали невероятно причудливые узлы. – Они следуют какому-то единому большому плану? – Каждая сестра плетет свой собственный узор. Так как мы не разговариваем друг с другом, то кто может знать, какие видения посещают каждую из нас, какие воспоминания нам являются? – Елена неприязненно поморщилась. – Выработка знаменитых абстрактных ковров является очень доходным промыслом нашего монастыря. В этих коврах отсутствуют традиционные узоры и картины, как в других, напротив, есть весьма причудливые изображения, которые можно очень вольно интерпретировать. КООАМ платит нам довольно приличные деньги и распространяет наши изделия по планетам Империи. – Значит, ваша религиозная Орден – это коммерческое предприятие. Это замечание вызвало раздражение у бабушки. – Религия всегда сочетается с коммерцией. Мы признаем, что люди хотят производить что-то полезное, и платим им за это деньги. Помимо этого наш монастырь полностью себя обеспечивает. Мы сами выращиваем для себя еду. Ты это прекрасно знаешь, ибо я видела, как вы с Дунканом все здесь вынюхивали. С момента своего прихода в монастырь Пол и Дункан обошли всю его территорию, осмотрели возделанные участки на крутых склонах вблизи внешних стен. В джунглях сестры собирали фрукты, съедобные листья и коренья. Приносили из джунглей и дичь. Правда, Пол сомневался, что сестры сами ходили на охоту, но этим мог заниматься Суэйн Гойре. – Люди первобытных племен Каладана тоже любят наши ковры. Это сильно удивило Пола. – Для чего они им нужны? Несмотря на то что эти племена жили в лесных чащобах и практически не вступали в контакт с остальным населением, Пол был очарован тем, что узнал о них из видеокниг. Так как его отец был герцогом Атрейдесом, мальчику хотелось досконально знать все о своей планете. Старый герцог Пол, герцог Лето и все их предки разрешили первобытным племенам жить на восточном континенте по собственным законам без всякого вмешательства каладанского правительства. Еще старый герцог обнародовал указ, согласно которому те первобытные люди, которые захотят приобщиться к цивилизации, вольны делать это по собственному усмотрению. История, к сожалению, полна печальных примеров того, как первобытные народы насильно, против их воли, загонялись в русло чуждых им цивилизаций. Елена нахмурилась. – Кто может понять дикарей? Их мотивы так же смутны и непонятны, как узоры наших ковров. Но они сами знают, что они в них видят, и сестрам довольно и этого. Зная, что может насторожить и даже обидеть бабушку, Пол все же спросил: – Ты не чувствуешь себя оторванной от цивилизации? Ты не хочешь попросить прощения у моего отца и вернуться в замок Каладан? Елена в ответ рассмеялась дребезжащим старушечьим смехом. – Зачем мне это? Здесь у меня есть все, в чем я нуждаюсь, и в монастыре я королева в своих владениях, так зачем же мне добровольно становиться пешкой в чужих играх? Пол снова посмотрел на прихотливое переплетение ковровых нитей. Одна из сестер, женщина с коротко стриженными седыми волосами, ловко вплела розовую нитку в уток, потом синюю, быстро связав их и добавив в завораживающий калейдоскопический узор. В голосе бабушки появились желчные нотки, когда она снова заговорила: – Здесь все идет прекрасно, мы ведем гармоничную жизнь. Я много лет не вспоминала ни о своем муже, ни о своем сыне. – Внезапно Елена протянула руку и, сложив согнутые длинные пальцы, стремительно разорвала соединенные в узел нити. – До вашего с Дунканом появления здесь царила совершенная гармония. Молчаливая седая сестра выпрямилась и посмотрела на испорченный настоятельницей узор. Пол подумал, что этот жест был еще одной попыткой запугать его. Но мальчик бесстрастно разглядывал путаницу из разорванных волокон, рассматривая узлы и цвета. – Если каждая женщина здесь создает собственный узор, исходя из своего жизненного опыта, – он кивнул в сторону разрыва, – то не есть ли этот клубок символ твоей жизни? Формам необходимо следовать неукоснительно. От этого зависит жизнь и смерть нашей цивилизации. Правила Великой Конвенции в приложении к войне убийц С внезапным прибытием кораблей Атрейдеса с тысячами хорошо обученных и тяжеловооруженных солдат эрцгерцог Арманд получил под свое начало готовые к бою планетарные силы, удвоившие его собственную военную мощь. Вместе два полководца имели реальные шансы наголову разгромить Грумман. Но сначала надо было выиграть битву на Икаце, битву, которую эрцгерцог не планировал и которой не ожидал. Нельзя было рисковать захватом планеты мятежниками в отсутствие эрцгерцога Арманда и герцога Лето. На секретном военном совете, созванном в отобранном у мятежников дворце, эрцгерцог дрожал от слабости, вызванной горем и незажившей еще раной. Голос его звучал надтреснуто и хрипло, напоминая звук холодного ветра, шевелящего голые ветви опавших деревьев. – Я не собирался вести гражданскую войну. Гарни в довольно развязной позе сидел в большом резном деревянном кресле, но эта поза не была знаком легкомыслия, а всего лишь готовностью в любой момент вступить в схватку. – Зато Видал планировал ее давно, и теперь это совершенно очевидно, – сказал Гарни. – Сегодня утром разведчики обнаружили в Элакке расположения воинских формирований и систему укреплений. Поверьте мне, такие укрепления не строятся за одну ночь. Вы доказали всем, что он лжец хотя бы тем, что вы живы, милорд. Лето озабоченно покачал головой: – Если бы он выждал еще немного, то его предательство не было бы таким очевидным. Арманд тяжело вздохнул: – Видал легкомысленно решил, что я наверняка убит. Теперь, когда он на всю планету объявил об этом, то как сможет он объяснить мое возвращение? Гарни коротко рассмеялся. – Этот человек очень плохой вождь, если считает, что все его планы обязательно должны исполниться. – И теперь из-за этого начнется большое кровопролитие. – Эрцгерцог опустил голову, отчего на лоб его упали пряди длинных седых волос. – Но почему за ним последовало так много моих людей? Его обман ясен и очевиден. Может быть, он сочинил какую-то легенду, чтобы посеять сомнения среди подданных? Может быть, он сказал им, что я – лицедел? Или он просто ничего им не сказал? – Более всего вероятно последнее, – задумчиво произнес Лето. – Но простым солдатам не пристало лезть в политические хитросплетения. Их дело – выполнять приказы. Уитмор Бладд сидел за столом с противоположной стороны, немного поодаль от эрцгерцога. Мастер меча был бледен, но старался вести себя вызывающе и проявлял нехарактерную для него прежде кровожадность: – Мы сокрушим мятежников, не важно, какой ценой. Икац скоро снова будет полностью под вашей властью, милорд. После этого мы сможем двинуться на Грумман. Это лишь вопрос времени, когда мы получим голову Хундро Моритани. Клянусь вам в этом, милорд. – Эрцгерцог медленно кивнул, не поднимая отяжелевшей от раздумий и страданий головы. – Да, но наш путь к победе может оказаться тернист. Как я могу смириться с кровавой войной против собственного народа, обманутого одним предателем? – Может быть, нам и не придется развязывать полномасштабную гражданскую войну, – сказал Лето. – Да, наши армии могут сокрушить элаккских мятежников, но будет непозволительной роскошью позволить лучшим Икацским бойцам перерезать друг другу глотки. – Но есть ли у нас выбор? Сейчас наше дело рассматривается в суде Ландсраада. Вы предлагаете ждать решения Кайтэйна, а в это время Видал будет укреплять свои позиции. При этом каждый день задержки будет на пользу виконту Моритани, который так же усилит оборону Груммана. Лето, казалось, внимательно изучал текстуру сандаловой столешницы. – Мы привели сюда мою армию и соединили ее с вашей для того, чтобы немедленно двинуться на Грумман. Теперь, когда Видал понял, что мы имеем над ним подавляющее преимущество, он решит, что мы начнем против него большую войну и не будем проводить точечные операции, как того требует Великая Конвенция. Видал никогда не заявлял о своем вступлении в войну убийц, но тем не менее он в ней участвовал. Виконт Хундро Моритани просто наплевал на правила ведения такой войны. – Лето скрестил руки на груди, лицо его стало жестким, взгляд сосредоточенным. – Но нам этого делать не следует. Другие нарушили правила войны убийц, но это не значит, что мы получили карт-бланш делать то же самое. Одно преступление не оправдывает другое, особенно когда речь идет об эмоциональных всплесках, столь характерных для междоусобных войн. Гарни понял, куда клонит Лето. – Надо соблюдать формальности, – громко и отчетливо произнес трубадур своим звучным голосом. Утомленный физическим и душевным недомоганием, эрцгерцог, однако, не сразу понял, о чем идет речь. – Так что вы предлагаете, мой друг? – Я предлагаю опрокинуть их расчеты. Они решили, что мы готовимся к полномасштабной гражданской войне, и готовы защищаться от нападения крупных военных сил. Но мы должны показать им, что ведем только и исключительно войну убийц. Мы и будем использовать убийц. Оборонительные линии и фортификационные сооружения могут защитить от наступления армии, но любую оборону могут преодолеть один-два хорошо обученных диверсанта. – Это сделаю я, – сказал Гарни. – Оранжевая Католическая Библия гласит: «Праведен мой Господин, и враги моего Господина – враги Бога». – Я лично должен пролить кровь моего врага, – произнес эрцгерцог. – Вы не можете идти, Арманд. – В голосе Лето прозвучало неподдельное сострадание, хотя он и понимал, что констатирует очевидность. – Я пойду вместо вас. Я и Гарни будем убийцами. – И я, – подал голос Уитмор Бладд. – Во имя чести Дома Икаца и моего господина эрцгерцога, позвольте и мне участвовать в уничтожении наших врагов. Однорукий Арманд не желал признаваться даже самому себе в своей слабости, но отрицать очевидное он не мог. – Нет, вы останетесь здесь, мастер меча. Мне тоже нужна служба безопасности. Мы еще не закончили обыск дворца и не прочесали городов. Вы нужны мне здесь. Бладд почувствовал себя униженным этим ответом, полагая – и, возможно, справедливо, подумал Лето, – что эрцгерцог напомнил ему о его неудаче. – Но, милорд, вы не можете послать аристократа выполнять такую кровавую работу. Герцог не должен подвергать свою жизнь ненужной опасности.