Ран Лавьер. Она сказала его имя про себя, но оно обожгло так, что стало больно. — … Эта монахиня, принесшая в наш мир надежду и освобождение, станет моей женой, вашей повелительницей… Слова Ошара долетали, словно сквозь тюфяк с соломой, хотя он стоял рядом. Комьев грязи на защитном куполе стало в разы больше, но этого Оникс не видела, она смотрела лишь на Лавьера. Их взгляды сцепились, словно два зверя, вгрызлись друг в друга, не в силах оторваться. Она увидела, как потемнел его взгляд, и резко выдохнула. Раяна знала эту темноту. Она, как никто, знала ее, и эта тьма снова звала и требовала. Только Лавьер мог смотреть так, что она ощущала его взгляд, как прикосновение. Словно он снова трогал ее. Обвел контур щеки. Обрисовал губы. Опустился ниже, на шею. Чуть помедлил, словно раздумывая, стоит ли сжать эту шею сильнее, лишая воздуха. Опустился на ее грудь, закрытую светлой тканью. Смяли ее, сдирая с девушки. Он подчинял ее, он брал, он вновь порабощал раяну… Даже сейчас она ощущала его желание, голод, инстинкт, что появлялся каждый раз при взгляде на Оникс. Но сейчас в этом взгляде было и что-то новое. Почти неконтролируемая, почти физическое ощущение его злости. Ярости, сплавленной с желанием, с непреодолимым вожделением и потребностью подчинить. — Нет, — она прошептала это беззвучно, но, кажется, он услышал. Губы изогнулись в насмешке. «Да» Его слова даже не прозвучали, они были в его глазах — предупреждение, обещание, угроза. Наслаждение и боль. Все сразу. Все… снова. — Оникс, — Ошар схватил ее за руку, прижал к губам, и это заставило девушку отвести взгляд от мужчины в сером плаще. Она рассеянно посмотрела на Светлейшего, с трудом осознавая его присутствие, все еще находясь во власти лишь одного человека. Владыка поцеловал ей ладонь, и толпа взорвалась воплями. — Что происходит? — изумилась она. Словно вернулась в реальность. Но эта реальность изменилась. Исчезли злые и враждебные лица, теперь на нее смотрели с такой любовью, что раяна не поверила своим глазам. Люди кричали. Но теперь в этих выкриках они славили раяну, принесшую им надежду и веру в будущее. Они обещали Оникс свою поддержку, свою любовь, себя! — Мы любим тебя! Мы верим в тебя! Оникс! Оникс! Оникс — наша повелительница! Оникс! Люди напирали и смеялись, они показывали щербатые рты и рукоплескали, кидали в воздух свои шапки, и все, все смотрели на нее! Раяна попятилась. Казалось, защитный купол не выдержит и рухнет, стража снова взяла людей в кольцо, закрывая щитами — магическими и железными. Оникс пыталась рассмотреть за ними хоть что-то, но толпа бесновалась, а Лавьера она больше не видела. — Надо уходить, мой повелитель, — начальник стражи смотрел обеспокоенно. — Люди просто помешались! Это невообразимо!! Толпа снова взорвалась криками, кто-то упал на колени, и его смели. Огромная площадь превратилась в бушующее море, оно накатывало волнами, оно билось, оно пыталась всеми силами поглотить раяну, завладеть ею, коснуться, забрать! Воины и сумеречные окружили их с Ошаром плотной стеной, но и они с трудом стояли под натиском обезумевшей толпы. — Оникс! Оникс! Мы тебя любим! — Скорее, в экипаж, повелитель! В толпу посыпались мелкие монеты, приготовленные заранее, но, казалось, люди этого не увидели. Они рвались к тем, кто спешно покидал площадь, пробивались, желая прикоснуться к своей богине, своему чуду. — Да они ее просто разорвут, — тяжело дыша, выдавил начальник стражи. — Что? — не поняла девушка. — Меня? Что происходит? Мужчина не ответил, лишь наградил ее тяжелым взглядом. И от этого взгляда ей стало не по себе. — Зайер, усиль щит! Второй — поглоти выплеск! Оборону держать! Не оглядываться! — страж сыпал приказами, но Оникс видела, что и он непроизвольно поворачивает голову в ее сторону, втягивает судорожно воздух, как и все на площади. Пытается сильнее, ярче, глубже ощутить то, что свело с ума сотню людей. — Не смотреть в круг! В экипаж их почти закинули, и возница ударил по крупам лошадей, срывая их с места. Кто-то закричал, оказавшись под копытами, и тут же этот вопль сменился еще более восторженными криками. — Оникс! Оникс! Мы тебя любим! — Небесные…Что ты сделал? — выкрикнула раяна, с трудом удерживаясь от желания заткнуть уши и залезть под сидение, чтобы больше не видеть происходящего. — Я? — Ошар неожиданно захохотал, а потом резко оборвал смех и одним движением притянул ее к себе. — Я здесь совершенно ни при чем! Это сделала ты, Оникс. Это лори! — Что? — она хотела еще что-то сказать, но владыка прижался к ее губам, настойчиво раскрывая их языком. Он целовал так, словно они не мчались в трясущемся экипаже, подпрыгивая на ухабах, словно вообще забыл, где они. Дыхание Ошара становилось все тяжелее, а руки все настойчивее. — Они-и-икс! Стон вырвался из мужской глотки — сиплый, больной. А раяна дернулась, метнулась в угол бешено несущегося экипажа и уставилась на мужчину. — Не трогай меня! Он глубоко вздохнул, сжал зубы. — Твой цветок, — хрипло выдохнул владыка. — Убери его! Иначе я за себя не ручаюсь! — Лори? — девушка попыталась прислушаться к своим ощущениям. Бутон закрылся в тот день, когда умер Темный Владыка, и больше он не открывался ни разу за прошедшее время. Так почему сейчас? Впрочем, ответ Оникс знала. — Убери! — прошипел Ошар. Его лицо стало меняться, личины, которые он применял, вылезали, словно восковые маски, оплывали и стекали, переплавлялись во что-то другое. Волосы то темнели, то снова светлели, плечи становились уже, а потом раздувались так, что затрещал его парадный мундир. — Я не могу! — прохрипела Оникс. Экипаж подпрыгивал, лошади ржали, а возница орал, потрясая кнутом. — Я не знаю, как! Ошар ответил ей таким голодным взглядом, что раяну затошнило. Она закрыла глаза, пытаясь отрешиться и от бешеной скачки, и от мужчины, что хрипло дышал рядом, меняя личины. Пыталась ощутить свой цветок, мысленно коснуться его и заставить сомкнуться бархатные лепестки. Она делала это снова и снова, пока не почувствовала прикосновение. И подпрыгнула, готовая драться даже с владыкой. — Кажется, получилось. В голове прояснилось, и я теперь могу думать не только о том, как… — Ошар осекся, хмыкнул, устало потер глаза. — Никогда такого не испытывал… Любовь в чистом виде… Поклонение. Обожание… Сила, Оникс! Ты — сила! Девушка закрыла глаза, видеть торжество в глазах владыки ей не хотелось. Сила? Какая чушь. Лори не подарок, лори — наказание. Если бы она могла от него избавиться… Стать обычной девушкой, с обычной и понятной судьбой! А не куклой в руках мужчин, что одержимы или ее телом, или властью цветка. Она ненавидела и тех, и других. Если бы она могла избавиться от этого проклятия! Но увы. Небесные таких сделок не заключали. — Как ты это сделала? — Ошар выдернул ее раздумий. — Надо потренироваться! Оникс, ты слышишь? Это же власть! Это безграничная власть! Небесные, кажется, мои советники были правы! Как же повезло! — Вряд ли мне снова это удастся, — пробормотала раяна. Она забилась в угол, руки тряслись от пережитого, во рту стало противно кисло. И хотелось расплакаться. — Я не понимаю, почему цветок открылся. И не смогу повторить. Она отвернулась к окну, закрыло лицо руками, надеясь, что владыка оставит ее в покое хоть на несколько минут. До дворца он действительно ее не трогал, но стоило войти внутрь, как началось настоящее сумасшествие! Кольцо стражей проводило их до покоев, здесь уже ждали советники, несколько сумеречных и АнрейИтор. О произошедшем на площади все знали и теперь говорили наперебой, предлагая варианты использования раяны. Оникс отошла к окну, обхватила себя руками, пытаясь сдержать дрожь. Перед глазами плыло — то ли от голода, то ли от пережитого, ей хотелось спрятаться ото всех в своей комнате, не слышать чванливых советников и циничных Сумеречных. — Итак, господа, мы убедились, что Оникс не просто раяна, а единственная раяна с живым разноцветным лори, — голос Анрея, обманчиво тихий, оборвал разноголосье придворных. Итор смахнул с белоснежного рукава несуществующую соринку. — И те, кто счел нужным ознакомиться с архивом, знают, — едва заметная презрительная насмешка, — что цветной лори способен вызывать не просто мужское желание, но и всеобщее поклонение, обожание, любовь всех без исключения, невзирая на пол и возраст. Не зря раян почитали, словно богинь. В их храмы люди несли последнее, были готовы умереть за одну улыбку или прикосновение жрицы. За возможность вдохнуть аромат цветного лори, что дарит наслаждение. — Оникс не повернулась, так и смотрела на симметричные парковые дорожки, пытаясь успокоиться. — Можно сказать, нам повезло, господа. О подобных… умениях раян мало кто знает, за двести лет мы успели уничтожить не только носительниц лори, но и почти все сведения о них. Сумеречные Псы хорошо выполняли свою работу, — седовласый мужчина со знаком Цитадели на камзоле коротко кивнул на слова первого советника. Хотя Оникс засомневалась, что это был комплимент в его сторону. — Конечно, эту силу мы обратим на пользу империи. Но для начала стоит выяснить, насколько она нам подвластна. Оникс, подойди. Девушка коротко вздохнула и отошла от окна. Пять пар мужских глаз уставились на раяну. — Оникс, расскажи нам, как ты раскрыла цветок. Что почувствовала? Каким именно образом ты повлияла на толпу? — Я не знаю, — она с трудом удержалась от желания вновь обхватить себя руками. — Я даже не поняла, что произошло. — Ты можешь сейчас сделать то же самое? Мужчины чуть подались вперед, их ноздри дернулись, пытаясь уловить аромат лори. Не сдержавшись, Оникс попятилась. Один Итор остался на месте и даже слегка отодвинулся. — Я не могу это сделать. Я не… контролирую цветок! Там, на площади, это просто произошло! Из бархатного кресла поднялся сухой мужчина с длинными, выкрашенными фиолетовой сурьмой волосами. Бледное лицо было почти без морщин, гладкое, словно девичье. На изумрудном одеянии со шлейфом поблескивал грифон, держащий в клюве ветвь с дерева познания. Императорский маг. — Смотрите на меня, — приказал он. Раяна удивленно перевела на него взгляд и отшатнулась. Темные глаза мага стремительно выцветали, радужки белели, даже зрачок растворялся в бледно-голубом цвете белка. И белизну стремительно заливал багрянец, наливая глаза мага цветом запекшейся крови. Это было так жутко, что Оникс на миг застыла, пораженная. Первое прикосновение к своему сознанию Оникс ощутила, как укол в висках. А потом ее словно ударило обухом по голове — так больно, что она застонала и отпрыгнула, уже не таясь. — Что… что вы делаете?! — Успокойся, — проскрипел маг. — И не дергайся, так будет легче. Я посмотрю твою память. Мы должны выяснить, как ты открыла цветок. Не сопротивляйся, иначе я позову стражу, чтобы они тебя держали. Девушка отскочила в сторону, заметалась, пытаясь убежать от настойчивого взгляда красных глаз мага, но он словно преследовал ее. Остальные мужчины смотрели с холодным любопытством, и ни в чьих глазах не было и капли сочувствия или поддержки. Итор и вовсе придирчиво разглядывал свои ногти, Ошар наливал вино. — Небесные, да остановите вы ее, — поморщился маг. — Я не собираюсь бегать по всем покоям. Оникс загнанно осмотрелась. Сама мысль, что этот гладколицый и красноглазый станет копаться в ее воспоминаниях, перебирать их брезгливо, рассматривая ее прошлое, заставила Оникс броситься к двери в попытке сбежать. Но за ее спиной маг лишь поморщился и коротко позвал: — Господин Баристан, будьте любезны… — Конечно, магистр, — отозвался сумеречный. В тот же миг ноги Оникс слиплись, словно их спутало невидимое лассо, и она со всхлипом застыла. Ее тело опутала незримая веревка, конец которой был в ладони Сумеречного Пса. Раяна взвыла, дернулась, но путы держали крепко, заставляя ее неподвижно стоять на месте, вытянув руки по бокам. — Ох, сколько ненависти во взгляде, — улыбнулся маг, неспешно приближаясь. — Благодарю, господин Баристан. Сумеречный слегка поклонился.