Безветренными летними вечерами над Урмбергом стоит мясной дым – гигантское облако вонючего чада от барбекю. «Пахнет стокгольмцами», – обычно говорит папа и морщит нос. – Можешь помочь мне выпрямить волосы утюжком? – спрашивает Мелинда. – Конечно, – отвечаю я, стараясь скрыть радость от этого предложения. Парни не должны заниматься волосами. Только парикмахерам-геям из Стокгольма такое может нравиться или артистам, которым важно, чтобы девочки лайкали их в «Инстаграме». Я следую за Мелиндой в ее комнату. Пол завален одеждой: стринги ярких цветов, кружевные лифчики, вывернутые наизнанку джинсы. Мелинда поднимает их и швыряет через комнату. Джинсы приземляются рядом с кроватью. Удушающе пахнет духами. Письменный стол завален косметикой. Все такое красивое: румяна с блестками, подводка для глаз, тени всевозможных цветов, тюбики с неизвестным содержимым, розовая косметичка с буквами, вышитыми стразами. На косметичке написано «Bitch». Как бы мне хотелось иметь такую же. Но это было бы извращение. Я сглатываю и беру с пола утюжок, от которого пахнет жжеными волосами. – Окей, – говорит Мелинда. – Let’s do it! Она подцепляет волосы заколкой, и я начинаю их выпрямлять. Это уже стало нашим с Мелиндой ритуалом. Я помогаю ей с волосами, когда у нее свидание или вечеринка. – Какой ты милашка, – сюсюкает она и тянется за лаком для ногтей. – Куда ты собираешься? – На свиданку с Маркусом, – рассеянно отвечает она, занятая накрашиванием своих длинных острых ногтей. Маркус – парень Мелинды. Ему восемнадцать. Он водит старый «форд», который сам отремонтировал. Машину он купил на свалке год назад. Мелинда говорит, что это была просто развалюха, а Маркус сделал из нее «клевую тачку». Не знаю, что я думаю о Маркусе. Когда он бывает у нас, то обычно молчит, завесив лицо волосами. Я даже толком не знаю, как он выглядит под этими паклями. Папе, во всяком случае, он не нравится. Я слышал, как они с Мелиндой ругались из-за него. Но, думаю, папа просто боится, что Мелинда залетит. Так он, по крайней мере, кричал ей: «Не думай, что я собираюсь содержать твое адское отродье!» – А ты что будешь делать вечером? – Не знаю. Наверно сидеть дома. – К Саге не пойдешь? От мысли о Саге у меня сладко замирает внутри. Как будто там притаился пушистый зверек. – Она идет на школьную вечеринку. Мелинда хлопает лаком по столу. – Вечеринка посреди недели? – удивляется она и потом добавляет мягким голосом: – А ты туда не пойдешь? – Не хочется. На самом деле мне просто не хочется объяснять Мелинде, в чем дело. Нет сил рассказывать, что Винсент и его приятели со мной сделают, если я туда заявлюсь. Но Мелинда все понимает без слов. Это ее суперсила. Она словно умеет читать мои мысли. Как будто мои мысли – радиоволны, а у нее в голове – принимающая антенна. Моя суперсила, наверно, – в умении делать разные вещи из поюзанных пивных банок. – Снова Винсент, да? – спрашивает она. Я не отвечаю. Утюжок фырчит, когда попадается влажная прядь. – Я убью этого придурка, если он от тебя не отстанет, – шипит Мелинда. – Не надо, не влезай, прошу тебя! – Нет, я сверну ему шею, если он не оставит тебя в покое! После ухода Мелинды я спускаюсь в кухню за колой. Папа снова заснул на диване, я отключаю телевизор и накрываю его одеялом. Подбираю пару пустых пивных банок и отношу к себе в комнату. На переработку. Но сначала нужно еще почитать дневник. Достав тетрадь, укладываюсь с ней в кровать. Провожу рукой по коричневой обложке. Поразительно. Когда я читаю эти записи, мне кажется, что я нахожусь у Ханне в голове. Я словно становлюсь Ханне, хотя она женщина, да еще и старая. Словно я тоже умею читать чужие мысли, как Мелинда. Не знаю, что за человек Ханне, но мне ее жаль. Должно быть, ужасно терять память и быть вынужденной записывать все, что происходит, в тетрадь. Но она умная. Хоть и не сразу, но я понял, зачем она сделала указатель. Чтобы не пролистывать весь блокнот, когда забыла одну вещь. Ханне умная. Умная и одинокая. Ей не с кем поделиться своими страхами. Даже с Петером. «У нас с тобой много общего, Ханне», – думаю я. «У тебя есть тайна, и у меня тоже». Мы только что вернулись с места, где был найден скелет. Дорога туда ведет узкая, разбитая, затененная густыми елями. Ни домов, ни людей. Само захоронение два-три метра шириной и двадцать метров длиной. Оно сложено из поросших мхом камней разной величины. С одной стороны – крутая Змеиная горка. С другой – темные воды реки. Мы присели на корточки и попытались представить немыслимое. Что здесь, под камнями, был найден скелет пятилетней девочки со сложенными на груди руками. Я констатирую, что преступник физически сильный человек, потому что камни эти тяжелые. И, скорее всего, он хорошо знает эти места. Он хорошо знал захоронение и потому решил спрятать тело здесь. То, что он сложил трупу руки на груди, говорит об отношении преступника к своей жертве. Это заботливый жест, даже нежный. Наше продолжительное молчание первым нарушил Андреас, сказавший, что нужно идти назад. И снова я заметила, что Малин раздражена. Нет, мне это не померещилось. Я думаю, она недолюбливает Андреаса. Урмберг, 23 ноября Пять минут четвертого ночи Сижу на узком стуле и смотрю в окно. В дорожных ухабинах образовались лужи. Маленькие грязные озерца жидкости, выжатой из себя тучами. Они поблескивают в свете фонаря на парковке. Здесь припаркована только одна машина – наша. Возможно, во всем отеле мы единственные постояльцы. За парковкой – сплошная тьма. Ни людей, ни животных, ни машин. Манфред живет в отеле в Вингокере. Это весьма разумно с его стороны. Наш же отель расположен у черта на рогах – на полпути между Урмбергом и Вингокером. Я проснулась с бешено бьющимся сердцем. Долго думала, что могло меня так напугать. Потом поняла, что не помню, где я. Первой мыслью было разбудить Петера. Вырвать его из объятий сна и спросить, где мы находимся. Почему мы в чужой кровати. Но я вовремя успокоилась, осознав, что этого ни в коем случае нельзя делать. Петер не должен знать! Я попыталась напрячь память, но всплыл только Илулиссат: айсберги, холодный кристальный воздух. Ощущение бесконечного счастья. Мне не стоило покидать Гренландию. Там я была сильной и счастливой. Я тихо выбралась из постели, присела на стул и открыла дневник в надежде, что текст разбудит воспоминания. Но на этот раз ничего не вышло. Я словно впервые в жизни видела эти строки. Словно не я, а кто-то другой пережил все написанное. Я превращаюсь в другого человека? Теперь так и будет? Или это однократное явление – аномалия, вызванная усталостью и перенапряжением? Спать я больше не могла. Продолжила читать о расследовании. Основная версия полиции: Урмбергская девочка умерла в результате несчастного случая, возможно, автомобильной аварии, следы которой виновник попытался скрыть. Но, поскольку личность погибшей установить не удалось, выдвинули и другие версии. Если бы это был несчастный случай, девочку искали бы родные, но никто не заявлял о пропаже ребенка ни в Урмберге, ни в соседних деревнях.