Манфред кивает. Склонив голову на бок, рассматривает тело. – Лицо сильно повреждено. Я заставляю себя проследить за его взглядом. От лица ничего не осталось. Одна бесформенная красная масса. Вместо глаз – замерзшие красные колодцы. Меня шатает. Голова кружится. Во рту сухо. Я сейчас упаду. Манфред хватает меня за плечо: – Даже не думай блевать здесь. – Я в порядке. Я не в порядке, но не могу признаться в этом Манфреду. Это ведь то, чего я хотела, – ловить настоящих преступников, расследовать самые тяжкие преступления. Но я не представляла, что все будет так. Одно дело видеть трупы на фотографии или на столе в морге, где не осознаешь весь ужас случившегося. И совсем другое – видеть труп на месте преступления. Я бросаю еще один взгляд на женщину. На кровавое месиво на месте лица. Вижу кусок коры, торчащий из этого месива. Мысли о Кенни возвращаются, а с ними – тошнота. – Никому не пожелаешь такой смерти, – констатирует Сванте. Мы с Манфредом молчим, но я думаю, что Сванте прав. Это так ужасно, так несправедливо. Это против природы. Женщина на земле не старая. Она прожила бы еще много лет, если бы кто-то не счел себя вправе отнять у нее жизнь. Она была чья-то дочь, возможно, мать и сестра. А теперь она никто, замерзший труп под оголенной елью. Снег усилился. Снежинки танцуют в свете прожекторов. Поляну озаряет вспышка. – А что известно о ходе событий? – спрашивает Манфред, с трудом выпрямляясь. Плитка дрожит, я боюсь, что она треснет под его тяжестью. Сванте тоже выпрямляется. Мы следуем его примеру. – Скорее всего, сперва ее застрелили, а потом затащили под ель. После этого разбили лицо. Предположительно вот этим камнем. Мы смотрим на камень – размером примерно с грейпфрут – рядом с головой. Еще одна вспышка. – Любопытно, – протягивает Манфред. Я жмурю глаза, но картина трупа впечаталась в сетчатку. Невидящие глаза смотрят на меня. – А что со следами? Видно, откуда пришла жертва или убийца? Сванте качает головой, отчего помпон на его шапке трясется. – Снег пошел после выходных. – Об этом я не подумал, – кивает Манфред. Лес снова начинает кружиться, я хватаю Манфреда за плечо. Еще вспышка. Тошнота подступает к горлу. Я поворачиваюсь и как можно быстрее бегу по плиткам к Андреасу, который уже стоит у прожекторов. – Тебе плохо? – спрашивает он, когда я протискиваюсь мимо. – Нет, – отвечаю я. – Уверена? Я делаю еще шаг. Сглатываю. Снова вспышки. Я не могу забыть увиденную сцену. – Все нормально, я же сказала. – Эй, Малин, криминалисты хотят взять наши пробы ДНК. – Зачем? – Рутинная процедура. Наши ДНК могли остаться на месте преступления. Они должны внести их в реестр. – Хорошо, – говорю я и послушно открываю рот перед молодой женщиной в белой одежде. Она сует ватку мне в рот и трет о внутреннюю сторону щеки. Андреас подходит к нам. Снег хрустит у него под ногами. – Закончили? – спрашиваю я криминалиста. – Да, спасибо, – отвечает она, убирая ватку в пластиковый пакет. Я киваю, отворачиваюсь и блюю в снег. Меня все еще трясет, когда я лежу в кровати с пуховым одеялом, натянутым по самый нос. Мамина рука лежит у меня на плече, глаза с тревогой всматриваются мне в лицо. – Уверена, что не хочешь чаю? – Уверена. Я хочу спать. Но спасибо. Мама кивает. Наклоняется, целует в щеку и гладит меня по носу указательным пальцем, как всегда делала, когда я была ребенком. Я чувствую щекой тепло ее ладони, вдыхаю родной и знакомый запах мыла и вкусной еды, ассоциирующийся у меня с мамой. Часть меня хочет уцепиться за нее и никогда не отпускать, как в детстве, когда она была в центре моей вселенной. Но вместо этого я лежу неподвижно и смотрю, как она выходит из комнаты и тихонько закрывает за собой дверь. За окном притаилась темнота – большой черный зверь. Я боюсь, что стекло треснет и зимняя ночь ворвется в спальню, как врывается вода в дырявую лодку. Я подозревала, что так и будет, что это расследование разворошит прошлое, которое я так старалась забыть. Кенни. Взлохмаченные волосы цвета песка. Раскосые зеленые глаза. Хорошо очерченные скулы. Твердые руки, покрытые комариными укусами. Мягкие губы. Скользкая от пота кожа, когда мы занимались любовью. На тот момент, когда мы нашли скелет, мы встречались совсем недолго. Не помню, был ли у нас уже секс. Мы провели вместе два года. Целая вечность в нашем возрасте. У нас было мало общего, но я была безумно влюблена в Кенни. Чуть не писалась от радости каждый раз, когда видела его. Я гоню прочь эти мысли, не хочу вспоминать прошлое, но не могу не думать о том осеннем вечере, когда все закончилось. Мы тусили в заброшенном заводе. Я, Кенни, Андерс и две подружки. Кенни принес две бутыли самогона, который спёр у папаши, и мы здорово наклюкались. Все, кроме Андерса, принимавшего антибиотики от ангины, которые нельзя было мешать с алкоголем.