– Он подумает, что я хочу его отравить, – сказала я сквозь стиснутые зубы. – Все будет нормально, – Дженна попыталась меня обнадежить. Я почувствовала благодарность, которая сменилась глубокой грустью, ведь скоро моей лучшей подруги не будет рядом. – Эй, смотри-ка, комочки растворились! – закричал Эрик. – У тебя все-таки получилось, Отем. Случалось это нечасто, но иногда Эрик переставал строить из себя придурка. Он приблизил изображение, чтобы запечатлеть прекрасные кадры, как Дженна читает мне дальнейшие указания, а я добавляю в пудинг два взбитых желтка, еще немного помешиваю всю массу на огне, доливаю вина «Манцанилла» и перекладываю все в форму для суфле. – Когда папа приедет домой, – объявила я в камеру, старательно изображая из себя знаменитого шеф-повара, – пудинг уже охладится и будет готов к употреблению со свежими взбитыми сливками. Дженна зааплодировала, а я поклонилась. – Я это выложу, ладно? – спросил Эрик, на самом деле не спрашивая разрешения. У брата был свой собственный канал на «YouTube», но папа взял с него обещание никогда ничего не выкладывать туда без разрешения. – Плохая идея, – заметила Дженна. Я расмотрела свое изображение на стоп-кадре. Кусочки сладкой бататовой массы налипли мне на лицо и запутались в длинных рыжих волосах. Добавьте к этому мои в кровь стертые овощечисткой пальцы, и станет ясно, что я напоминала зомби из фильма ужасов. – Хорошая попытка, – сказала я. – Без шансов. Я посмотрела на часы: мне понадобится немало времени, чтобы привести себя в человеческий вид, прежде чем мы отправимся встречать папу. – Дженна… – Иди собирайся. Скинь мне потом сообщение, как все прошло. Она выбросила в мусорку огрызок яблока и обняла меня, не обращая внимания на то, что я была вся в картофельной кожуре, что лишний раз доказывает, какая она замечательная подруга. Когда я поднималась наверх принять душ, Эрик все еще пялился ей вслед из окна гостиной. – Эрик, этому не бывать! – сказала я достаточно громко, чтобы он услышал. Еще через полтора часа мы с мамой были готовы. – Эрик, поехали, – позвала мама в нетерпении. Она классно выглядела: на ней были юбка и кофта, подаренные папой на прошлое Рождество, а волосы блестели и пахли манго. Не знаю почему, но мои волосы были совершенно другими. Ее были длинными, темными и вьющимися от природы. Мои же, несмотря на все изнурительные манипуляции с феном, плойкой и колоссальным количеством средств для укладки, все равно напоминали бесформенную рыжую копну с едва уловимым запахом батата. – Иду! Мама поправляла одежду, готовясь выходить. Тут зазвонил телефон, и она бросилась искать его в сумке. – Да, это я… – Она нахмурилась. – Что вы сказали?! В этот момент я гладила Шмидта, но после этих слов вдруг застыла. Что-то было в ее голосе. Она побледнела и так крепко схватилась рукой за спинку кухонного стула, что костяшки пальцев побелели. – Все, я готов! – Эрик сбежал по лестнице, но я перехватила его взгляд и предостерегающе покачала головой. – Этого не может быть, – с трудом произнесла мама. Мы с Эриком подошли поближе, но она не смотрела ни на одного из нас. – Мой муж в самолете. Мы сейчас едем его встречать. У меня перехватило дыхание. Я вспомнила недавнее предсказание Дженны. Эрик схватил меня за руку, и я не отняла ее. – Да, – сказала мама еле слышно. – Да, это его кольцо… Да, на правой лодыжке. Поняла… Да… Пошатываясь, она подошла к буфету, выдвинула ящик, достала из него ручку и листок бумаги и что-то нацарапала на нем. – Конечно, – прошептала она. – Спасибо. Она положила трубку и тяжело оперлась о кухонный стол, не глядя в нашу сторону и низко опустив голову. – Мама, – позвала я голосом маленькой испуганной девочки. – Что с папой? Мама обернулась. Ее лицо все пошло красными пятнами. Она долго собиралась с силами, чтобы ответить. – В Майами на подъезде к аэропорту произошла авария, – произнесла она безжизненным голосом. – Папа так и не сел в самолет. 1 Шесть недель спустя – Вы что, издеваетесь? Я говорю это вслух, потому что это просто немыслимо: еще нет восьми утра, а уже такая жара и с меня пот льет ручьем. Шорты замялись в самых неожиданных местах, а вместо обтягивающего топа стоило надеть более свободную футболку. Совсем недавно этот наряд так круто смотрелся в зеркале, а теперь явно выглядит не лучшим образом. В воздухе парит, и трудно дышать. По крайней мере, можно не спешить. В Авентуре средняя школа всего в шести кварталах от дома. Да я туда и не очень-то тороплюсь. Утро явно не задалось. Эрик еще до рассвета начал баловаться со своим вертолетом с дистанционным управлением, и эта штуковина с жужжанием залетела в мою комнату и врезалась в меня в тот момент, когда я подняла голову от подушки, чтобы ее взбить. Было очень больно. Я громко завопила, когда вертолет, отскочив от моей головы, приземлился на одеяло, крутясь и подпрыгивая. Я и так уже довольно паршиво себя чувствовала. Последнее время у меня часто такое настроение. И самые тяжелые минуты – между сном и пробуждением. Когда я сплю, он жив. Когда я не сплю, я притворяюсь, что он жив. Я обманываю себя, что он не умер, а просто в командировке. Как обычно. Но на грани сна и бодрствования, когда чувства мои только пробуждаются… Бац, и осознание обрушивается на меня, прямо как вертолет Эрика. Его больше нет! И никогда не будет. Перед моими глазами возникают ужасные сцены автокатастрофы, которые я постоянно гоню от себя – и днем и ночью. А сейчас я страдала не только от душевной боли, но и физической. Такую боль обычно можно снять только большой дозой ибупрофена. – Отем, – возмущенно сказал Эрик, забегая в комнату и поднимая свою игрушку. – Ты испортила мою аэросъемку! Вот спасибо тебе большое! – Съемку? – Я смотрела, как он отсоединяет одну из маленьких навесных камер от вертолета. – Ты серьезно? Ты что, снимал меня во сне? – Мама велела мне тебя разбудить. Ты не слышала будильника. – Он поднял с пола носок, который я оставила валяться на полу, и, как заправский баскетболист, забросил его в корзину для грязного белья. – Опа! Фоллз в своем репертуаре! Вот и неправда. Я вообще не заводила будильник. Я сильно зажмурилась, чтобы унять пульсирующую головную боль. Мой брат был сейчас похож на мальчишку из рекламы овсянки: такой же голубоглазый и беззаботный, готовый начать день со здорового и хорошо сбалансированного завтрака. Меня даже затошнило от этого зрелища. – Как ты можешь быть таким счастливым? – выпалила я. – Что? – Ты что, не боишься первого дня в новой школе? – Нет, – ответил он. – А надо бы, – сказала я, прищуриваясь. – Там все дети незнакомые. Что, если ты никому из них не понравишься? – Понравлюсь, – уверенно заявил он, но в его глазах мелькнула тень сомнения. Я почувствовала проблеск триумфа. – А может, нет? – я холодно взглянула на брата. – Сейчас середина учебного года. Все уже передружились между собой. Может, они подумают, что новенький – какой-то извращенец, который занимается странными вещами. Например, снимает людей во сне. Никто не захочет иметь с тобой дела. Эрик безмолвно открыл рот, а уверенность в его глазах начала постепенно таять. Я была довольна собой… До того момента, пока он не развернулся и не пошел прочь, низко опустив плечи. И тогда я поняла, что вела себя – и веду! – как самое отвратительное человеческое существо во всей Вселенной. Потому что мои слова на самом деле отражали то, что чувствовала я сама. У моего брата все будет хорошо. Именно со мной никто не захочет общаться. Именно я не смогу влиться в коллектив. – Эрик, подожди! – позвала я, испытывая стыд за себя. – Ты забыл свою камеру! – Она мне не нужна. – Эрик! – Я потом заглажу свою вину. Не то чтобы мне хотелось издеваться над Эриком, просто он справлялся с ситуацией значительно лучше, чем я. Я схватила с тумбочки свой телефон и послала Дженне сообщение всего из двух слов: «Я – ОТСТОЙ». Затем я поплелась в ванную и осмотрела себя в зеркале. В центре лба у меня надулась огромная красная шишка. Прямо посередине шишки шла глубокая царапина, и в результате мое опухшее лицо больше всего напоминало обезьяний зад. После душа отек стал еще больше и смотрелся просто ужасно. Я вернулась в комнату, где на моей кровати меня ждала мама. – Знаю, – сказала я в ответ на ее укоризненный взгляд. – Я отвратительная сестра. Она молча взбила мои подушки, и я присела с ней рядом. Я немного выше ее, что по-прежнему кажется мне немного странным. Как будто из-за этого именно я должна заботиться о ней, а не наоборот. Она обняла меня, и я положила голову ей на плечо.